Игра в аду
Шрифт:
– А Улун?
– Это что-то среднее между черным и зеленым. Он содержит полезные для организма соединения. У меня был улун сорта Те Гуань Инь. Чай получался янтарного цвета с медово-орхидейным ароматом.
– Потрясающе!
– я улыбаюсь, потому что прежде не встречала столь увлеченного человека.
– Если бы я только мог угостить тебя хоть чем-то из тех запасов, – с некой горечью в голосе задумчиво произносит сосед.
– Я и за мятный благодарна.
Парень кладет на мою руку свою ладонь и робко улыбается.
Я встаю, и чашка падает на пол, разбиваясь на несколько крупных осколков. Хочется
Закончив, он поднимает на меня глаза и снова улыбается. Как ни в чем не бывало.
– Спасибо за то, что посидела тут со мной и послушала. Спокойной ночи.
Он уходит в свою комнату, а я остаюсь на кухне. Смотрю на то место, где несколько минут назад лежала ладонь Макса на моей руке. Я хочу улыбнуться, но почему-то становится так грустно, что хочется заплакать.
16 глава
Спустя год, месяц и две недели после игры
Макс пьет чай из красной кружки с рисунком совы. Даже стань я слепой, узнала бы ее наощупь.
– Это подарок на день рождения, – громко говорю я.
Сосед едва не подпрыгивает на стуле, услышав мой голос.
– Прости, что взял ее.
Он встает и направляется к раковине. Я догадываюсь, что он хочет сделать и останавливаю его прежде, чем он выливает весь чай в сток.
– Можешь допить. Я не против.
Макс смотрит на меня с недоверием, но медленными шагами идет назад к столу.
– Карина всегда олицетворяла меня с совой, и в тот день рождения подарила блокнот, свитер и эту кружку. Все с изображением сов. Блокнот затерялся, свитер стал мал, а кружку удалось сохранить. Я пила из нее всего несколько раз.
– Она была с тобой в тот день?
– Я потащила ее туда с собой. Хотела, чтобы она развеялась, отвлеклась от учебы. Только Карина умела так всецело поглощаться во что-то и полностью отдавать себя делу.
– Такие люди заслуживают уважения, - тихо говорит Макс.
Он боится задеть мою память о подруге, поэтому я решаю перевести тему.
– А где ты работаешь?
Его удивляет этот вопрос, и он без стеснения выпучивает глаза.
– Я сушист.
Я приподнимаю брови, потому что с трудом могу представить соседа в белом костюме на кухне в суши-ресторане.
– В основном готовлю роллы, суши занимается мой коллега, – продолжает он.
– И как так вышло? – спрашиваю я, присаживаясь напротив соседа.
Микки пожимает плечами.
– Само собой как-то. Еще подростком попробовал японскую кухню и с первого ролла влюбился в нее. Свои первые роллы я сготовил в семнадцать лет. Купил в магазине все необходимое, а когда оказался на кухне, то осознал, что даже не умею варить рис. Тогда мои навыки были далеки даже от уровня чайника. Роллы вышли невкусными. После этого я еще год не возвращался к попыткам научиться. А, увидев вакансию в местном японском ресторане, не сдержался и зашел внутрь. Мне так понравилось белое одеяние сушиста, работающего за прозрачным стеклом, и его черная шапочка на голове с красным иероглифом посередине. Он так
быстро готовил, что я даже не успевал заметить, как он раскладывает начинку и щедро смазывает ее сыром. Стоя там, я вспомнил, как мои роллы разваливались, и каким резиновым был на вкус рис. Чем дольше там находился, тем больше понимал, что хочу стать сушистом. Затем все пошло своим чередом: обучение, многочисленные неудачные попытки, снова обучение, снова попытки. И так до тех пор, пока вкус и форма моих роллов не стали приближенными к идеалу.– Надо же. Я и понятия не имела.
– Тебя это мало интересовало.
– Прости, что не проявила банальной вежливости.
Макс улыбается, и эта его улыбка говорит, что он уже привык к дикости моего поведения.
– Хочешь попробовать?
– Твои роллы?
– Да, можешь пойти со мной. Сегодня моя смена.
Я молча смотрю на соседа и не знаю, что ответить. В последний год, когда стоял выбор между да-нет, идти-идти, согласиться-отказать, я всегда выбирала отрицательные варианты.
– Ничего, есть люди, которым японская кухня не по душе. Я понимаю. – Макс опускает голову и начинает убирать со стола.
– Нет-нет, – подскакиваю я с места - Люблю. Просто уже даже и не помню, когда в последний раз ела.
– И не надо помнить. Попробуешь снова, сегодня же. Собирайся.
Работа Макса в двадцати минутах езды от нашего многоквартирного дома. Мы едем в автобусе и всю дорогу молчим, а когда выходим из него, сосед с подозрением смотрит на меня.
– Давно не ездила на общественном транспорте?
– По мне так заметно?
Он улыбается. Похоже, его забавляет моя отстраненность от остального мира. Ему кажется смешным, что я выстроила вокруг себя зону комфорта, из которой больше не выхожу.
В ответ я смотрю на него по-детски наивными глазами и слегка пожимаю плечами, как бы призывая принять меня такой, как есть.
Макс хватает меня за руку и тянет к японскому ресторану в темно-красной расцветке.
Стены внутри светлые. На них, похоже ручная, роспись сакуры. Я оглядываюсь по сторонам: все столики свободны. Словно, прочитав мои мысли, сосед поясняет, что по утрам клиентов почти не бывает.
Я сажусь в дальний угол ресторана, а за моей спиной на стене - опадающие лепестки сакуры. Макс приносит мне меню, но я откладываю его в сторону.
– На твой вкус.
– Если тебе что-то не понравится, ты не станешь кидаться в меня роллами?
Я хочу засмеяться, но не могу. Каждый раз, когда хочется зайтись в приступе смеха, я вспоминаю о своих друзьях, и думаю, что это неправильно: вот так смеяться, когда они мертвы.
– Не стану.
Макс кивает и уходит на кухню. Пока его нет, я смотрю по сторонам и пытаюсь представить каково это - иметь место работы, где ты можешь заниматься любимым делом.
В голове я рисую образ соседа, общающегося с коллегами. Представляю его, склонившегося над листом нори, и укладывающего на него свежесваренный рис. Я задумываюсь о том, почему от него, приходящего домой, не пахнет лососем и имбирем. Неужели я не замечаю таких очевидных вещей, как запах японской кухни?
Макс появляется с деревянным подносом, на нем возвышаются три порции роллов. Он ставит их передо мной, и у меня просыпается аппетит.
– Здесь три вида: кани тараба, унаги онигара и татаки филадельфия.