Игра в аду

Я уже побывала там, а предотвратить подобное просто не в силах.

Никто не в силах, хотя после произошедшего подобные игры и прочие квесты в закрытых комнатах, теперь на особом контроле. Их проверяют строже, чем Роспотребнадзор общепиты.

– Я могу сготовить то, что ты любишь, – прерывает мои размышления Бель.

В этот момент входит Макс и легонько касается моего плеча.

– Она у нас любит роллы. И только у меня есть право кормить ее ими.

Он улыбается, кажется, довольный тем, что мы сближаемся. А я почему-то снова начинаю об этом жалеть. Хочется извиниться за смуту, которую я навела в его голове.

Но все, что я могу делать в этот момент - смотреть на жареную курицу, чувствуя, как волнами подкатывает тошнота. В глазах появляется образ обугленного тела Лики, и я уже не могу себя сдерживать.

– Мне нужно...
– я бегу к туалету, умоляя саму себя немного подождать.

Позади слышатся шаги: Макс бежит вслед за мной.

Когда я оказываюсь над унитазом, и все съеденное за день начинает вылетать из моего рта, сосед подхватывает мои волосы и держит над головой, чтобы я их не запачкала.

Я думаю, что все закончилось, но этот запах теперь исходит, словно из меня самой. Будто бы он у меня внутри.

Снова открывая рот, мне начинает казаться, что, если сейчас не прекращу думать о подруге, меня стошнит собственными органами.

– Я не могу остановиться... Я...
– снова открываю рот, но в желудке больше ничего нет, поэтому я лишь сжимаюсь от рвущейся наружу боли. На глазах выступают слезы.

Макс берет меня за плечи и усаживает на пол.

– Я взял отпуск. Небольшой, всего пять дней, но этого хватит, чтобы убраться подальше отсюда, к морю. Ты поедешь со мной?

Я смотрю на него и не могу понять смысла доносящихся до меня слов. Он куда-то меня приглашает, пока я в самом неприглядном виде сижу на полу в туалете, держась правой рукой за унитаз

– У меня не так много денег. Родители присылают на аренду комнаты и еду. Я не могу просить еще.

– Я сам все оплачу. Да и какие тут расходы. Поедем на моей машине.

– А на еду...

– Ты ешь не больше, чем птенец.

Я искренне улыбаюсь, и он проводит ладонью по моим влажным волосам.

– Идем в ванную, умоешься. Выезжаем завтра. Как только отдохнешь, начинай собирать вещи. Договорились?

Я послушно киваю головой и совсем не потому, что у меня нет сил с ним спорить.

21 глава

На игре

Когда я только оказалась в этом подвале, мне было дико страшно. Но тогда во мне все еще кипела жизнь, я даже оставалась прежним человеком, помнила собственное имя.

Сейчас, к четвертой игровой ночи, я впадаю в бездонное отчаяние. Из головы не выходит образ Анжелики. И хоть ее лицо было скрыто маской, мое больное воображение рисует перед глазами ужасные картины, от которых я никак не могу избавиться.

То ли у меня наступает апатия, то ли я уже настолько привыкла к своей кровавой роли в этой игре, но на очередное убийство я иду без дрожащих рук.

Осунувшаяся, согнувшись как старуха, я стою перед кабинкой парня по имени Гарик. Он выглядит таким сломленным и разбитым, будто это его подругу сейчас поджарили на электрическом стуле, а не мою.

Хочется по-звериному зареветь: Это не тебе здесь плохо! Это мне, мне здесь плохо!

Парень сидит на полу и качается, словно маятник. Его губы то сжимаются, то искривляются в истерической улыбке. Руки обхватывают прижатые к груди колени.

Заметив меня, он, словно в бреду, протягивает ко мне руки и называет мамой. От неожиданности я отшатываюсь. Кажется, теперь, я знаю, как выглядят люди на грани сумасшествия.

– Сколько тебе лет, Гарик? – спрашиваю я, подползая к нему на четвереньках.

Парень смотрит на меня сверкающими от слез ореховыми глазами. Его мальчишеский невинный взгляд заставляют меня проникнуться к нему всем сердцем. Я сажусь рядом с ним и обнимаю правой рукой.

Сначала я хотела остановить его покачивания, но вместо этого начала качаться вместе с ним: вправо-влево, вправо-влево. Гарик склоняет на мое плечо голову. Я взъерошиваю его лаково-черные волосы, после чего он неожиданно останавливается.

Гарик поднимает голову и подносит губы к моему уху.

– Мама никогда не простит меня.

Я поворачиваюсь к нему, не прекращая поглаживать по голове.

– Почему? – спрашиваю я.

– Она такая набожная… Она… - его голос начинает дрожать – Как ей жить, зная, что сын – убийца?

Я начинаю быстро кивать, желая его успокоить. Гарик разворачивается всем телом и впивается пальцами в мои плечи.

– Если выберешься, обещай, что она не узнает, - он давит с такой силой, что на его руках проступают вены.

Если убийца забирает грехи убиенного, то Гарику будет все прощено?

Но какая разница, куда мы попадем после смерти, если прямо сейчас мы уже на игре в аду?

Я хватаю его за волосы на затылке и тяну к себе. Теперь, когда его лоб соприкасается с моим, я могу наконец-то ему ответить.

– Обещаю, – совершенно безумным голосом шепчу я, хватаясь рукой за нож.

Впервые за игру я зажмуриваюсь, когда убиваю. Причем так сильно, будто хочу выдавить глаза.

Когда наступает очередной день, я удивляюсь тому, как тихо. Первое, что я делаю, смотрю на Марка. Облегчение от того, что он жив, не сравнится ни с чем на свете.

Эта игра отличается скоротечностью. Мы не успеваем осознать смерть одних, когда к ним добавляется еще пара трупов.

Натали играет за граждан. Ночью были убиты: Натали – гражданин, Гарик – мафиози.

Я присоединяюсь к вышедшей из кабины Анне. Вместе мы подходим к Натали. Мои глаза скользят по кровавым пятнам на ее безупречно-белой блузке.

Анну начинает тошнить. Опустившись на корточки, я поглаживаю ее скрюченное тело по спине.

– Что нам делать? – спрашивает подруга, пытаясь подняться на ноги.

Я пожимаю плечами, помогая ей встать. Потеря еще одного близкого человека – это слишком для моего разума. У меня не получается следить за происходящим, в котором один за другим из жизни уходят мои друзья.

– Нам нужно вернуться в кабины, – говорю я подруге тоном прилежной школьницы.

Когда мы проходим около Софии, она одобрительно кивает мне, одаривая при этом ехидной улыбкой.

Нас остается четверо. Помимо меня, Анны и Марка, остался парень по имени Константин. Он пришел на игру вместе с Марией, и мне кажется правильным отправить его следом за ней.