Игра в аду

– Я рад, что ты согласилась поехать со мной. – Макс поднимается с места.

– Ты так быстро меняешь темы, – вытирая ладонями мокрое лицо, я тоже встаю с неудобного пластикового стула.

Макс виновато улыбается.

– Идем. Нам еще ехать и ехать.

Мы возвращаемся в машину, так и не допив чай.

Когда Макс трогается с места, я замечаю на его лице обеспокоенность. Он так хотел узнать, каково это, побывать на той игре. Но стоило мне заговорить об этом, и он впал в настоящий ужас.

25 глава

На игре

Тук-тук-тук.

Она все ближе подходит ко мне.

Тук-тук-тук.

Тонкие губы Софии искривлены в странной почтительно-восхищенной улыбке. Она смотрит на меня гордым обожающим взглядом. Кажется, для нее я – герой.

Не желая на нее смотреть, я отворачиваюсь.

Раздаются аплодисменты.

– Поздравляю! Ты победила! – восклицает она.

Сколько же восхищения в ее кислом маслянистом голосе.

– Хочешь знать, какая у него была роль?

Я ничего не отвечаю.

– Не хочешь знать, какая роль была у Марка? – спрашивает она протяжным, почти певучим, голосом.

Тук-тук-тук.

Она стоит прямо за мной.

– Повернись и ответь на вопрос, – настойчиво произносит она.

Я остаюсь сидеть неподвижно.

София дает мне пинка. Каблук ее туфли, словно проделывает дыру в позвоночнике. Это пронизывающая боль, но я не издаю ни звука. На сегодня с меня хватит слез.

– Повернись! – она взрывается истерическим криком. – Повернись!

В руке я зажимаю нож, который выудила из тела Марка пару минут назад. Он умер быстро, почти мгновенно. Я не могу оторвать глаз от его мертвого тела. Не могу забыть грустной улыбки, которой он меня одарил перед тем, как смерть застыла на его лице.

– Кто ты? – ломающимся голосом спрашиваю я, поворачиваясь к ней боком.

– А кто я, по-твоему? – парирует она своим фирменным слащаво-ядовитым тоном.

Я прячу нож под правым бедром в надежде, что она его не заметит.

– Маньяк, – высказываю я предположение.

Она начинает смеяться. Заливается диким хохотом, и краем глаза я вижу, как от смеха она вскидывает кверху голову.

– Из твоих уст это звучит особенно смешно, – она снова заходится лающим смехом.

Хоть бы она захлебнулась в этом приступе.

– Я никого не убивала. Вы все сделали за меня, – говорит она, успокоившись.

– Это все – воплощение твоих садистских фантазий? – спрашиваю я, смотря ей в глаза.

Надеюсь, в моем немигающем ледяном взгляде она видит эту всепоглощающую ненависть к ней.

– Это все – всего лишь игра. – София расставляет руки в стороны и невинно улыбается.

– Но не для тебя. Ты ведь получила удовольствие, больная на голову, тварь! – кричу я озлобленным голосом.

Она меняется в лице.

– Ты же после каждого убийства светилась от счастья! А когда казнили Анжелику, тебе только не хватало бенгальской свечи в руке и рождественской музыки. Тогда бы ты точно бросилась танцевать вокруг электрического стула. Какая же ты ненормальная! – продолжаю я, несмотря на растущее безумие на лице Софии.

Она сжимает руки в кулаки. Впивается ногтями в собственную кожу, пока сверлит меня глазами.

– Тебя избивала мать или отчим насиловал каждую ночь? А может, над тобой издевались в школе? Или нет? Какое у тебя оправдание? – требовательным голосом спрашиваю я.

– Замолчи, Ада. Ты не хочешь умереть здесь. Поэтому, замолчи! – строгим тоном отвечает она.

Я вижу, что ей с трудом удается держать себя в руках. Но мне уже не остановиться. Я хочу добить ее, довести до предела. Пусть ей хоть немного станет также больно.

– Запугивание, ограничение других в свободе, получение удовольствия от чужих мучений, помешанность на оружии. Я знаю, чем ты больна, София. Знаю, – произношу я едким тихим голосом.

Она садится на корточки передо мной. Теперь, мы смотрим друг другу в глаза.

– Знаешь… Другие ненавидят, когда я ставлю им диагнозы. Но я поставлю еще один.

Она хватает меня за волосы, но я продолжаю говорить.

– У тебя садистическое расстройство личности. Ты никакой не гений, София. Ты такая же больная, как сотни других убийц.

Я выплевываю слова ей в лицо.

За волосы она тянет мою голову, разворачивая лицом к себе. Смотрит на меня своими безумными сверкающими темными глазами, белки которых налиты кровью.

Ей нравится смотреть, как натягивается кожа на моем лице, и поэтому она тянет еще сильнее. Видеть удовольствие на ее лице мне совсем не страшно. Я достаточно увидела за сегодняшний день.

Она может снять с меня скальп, выдавить мне глаза, отрезать по очереди пальцы, засунуть дуло пистолета в рот и выстрелить. Но ничего из этого не станет хуже всплывающих перед глазами картин.

Сегодня у смерти было мое лицо, тихо подкрадывающейся из-за закрытой двери с ножом в руке. Она принимала мой облик, мы становились с ней единым целым, да так сроднились, что в итоге победили.

Но она не отпускает меня, засела в голове и шепчет о незавершенной игре. Мы научились слаженно работать. Поэтому, я, не подавая вида, достаю правой рукой, спрятанный под бедром окровавленный нож. В последний раз смотрю в ее сумасшедшие глаза и на дрожащий от удовольствия подбородок, а затем резко ударяю ее ножом, целясь, впервые за день, в самое сердце. Она почти сразу разжимает из рук мои влажные волосы, раскрывает рот и падает.

– Не стоило подходить так близко, – процеживаю я хриплым голосом.

26 глава

Спустя год, два месяца и два дня после игры

Мы попадаем в пробку, когда оказываемся в горной местности с узкими извилистыми дорогами.

Из-за царящей в машине тишины мне начинает казаться, что я оглохла. Я уставилась на панель с электронными часами и жду, когда наступит следующая минута, а затем следующая.

Неожиданно Макс открывает свое окно, и различные звуки наполняют наше авто: звуковые сигналы автомобильных клаксонов, шум ветра, голоса людей и даже лай собаки.