Игрек Первый. Американский дедушка

* * *

Долговязый мог наречь себя даже императором, все равно Иоанн Васильевич опутывал его по рукам — по ногам бесчисленными паутинками, превращая в Гулливера, привязанного лилипутами за каждый волосок. Игрек не сразу уразумел, что его пленение происходит непрестанно, особенно когда Брокгауз предается сексуальным сказочным фантазиям.

— Не сегодня — завтра в Воробьевке появится Коробочкин, — перешел полковник Судаков к сути дела.

— Он предупредил?

— Оттого и появится, что не предупредил. Я сегодня выпишусь… Тебе придется попросить кое о чем Станислава Сергеевича.

— Мне он ничего не сделает…

— А ты попроси его без слов. Он не сможет тебе отказать.

— Да, но…

— После «да» «но» не ставится.

Обучая Игрека грамматике, Брокгауз умолчал об этом правиле. Мальчик постарался его запомнить.

— Коробочкин сделает все, что ты ему прикажешь. Тебя это радует?

— Нет, но…

— После «нет» «но» — тоже не ставится.

— Что же ставится после «да» и «нет»? — наивно удивился Игрек.

— Точка. Ты все понял?

— Да. Точка.

— Помнишь Сизаря?

— Угу, — сказал Игрек вместо «да», чтоб не ставить точку.

— Знаешь, где он?

Игрек помотал головой.

— Его арестовал Коробочкин.

— Из-за тапочек?

— Каких тапочек?

— После смерти Мальчикова он стал носить его тапочки.

Иоанна Васильевича умилила душевная чистота мальчугана. Сущий ангел!

— Сизаря арестовали не из-за тапочек. Вообще без причины. Потому что Коробочкину не понравился его нос.

— У Сизаря обыкновенный нос!

— А Коробочкин ему говорит: сделаю тебе бульбу, как у меня! И врезал ему в нос.

— Сделал? — ужаснулся Игрек.

— Сделал.

— Зачем же он его до сих пор у себя держит?

— Мне, говорит, твои зубы не нравятся. Вставные куда красивей.

— Выбил Сизарю зубы? — обомлел Игрек.

— Ты догадливый. И уши Сизаря ему не глянулись. Оборву, говорит.

Полковник Судаков переждал, пока впечатлительный мальчик попереживает.

— Как же помочь Сизарю?

Именно этого вопроса Сергей Павлович ждал.

— Подумай.

Забыв о том, что он теперь Игрек Первый, мальчик не находил ответа на свой вопрос.

— Надо внушить Коробочкину, что так поступать нехорошо?

— Из этого у тебя ничего не выйдет! Коробочкин старый волк! Ты на его зубы посмотри — сколько он народа сжевал!

Слишком богатое воображение нарисовало Игреку жуткую картину людоедства милицейского майора. Воспоминание о любителе малосольных старушек убедило Долговязого в том, что дурная привычка употреблять людей в пищу весьма распространена. Его же самого мутило от одной мысли, чтобы кого-нибудь схавать.

— Что же делать?

— Хороший вопрос! — в голосе Иоанна Васильевича звучала ирония. — Ты, кажется, забыл, кто ты такой!

«Откуда он знает, что я Игрек Первый?» — Долговязого ужасала проницательность Брокгауза. Достопамятный Сизарь определял это качество Иоанна Васильевича по-другому: «В любую жопу без мыла влезет!»

— Ты можешь веревки вить из людей! Но сделать Коробочкина лучше, чем он есть, тебе не по силам.

Игрек надеялся, что его власть над людьми бесконечна. Где же ее пределы?

— Чтобы помочь Сизарю, совсем необязательно превращать задрипанного майора в гуманиста. Вполне достаточно внушить Коробочкину, чтоб он отпустил Сизаря домой.

— И он отпустит?

Брокгауз улыбнулся.

— Тебе он не сможет отказать!

— Я попытаюсь…

— Ты не попытаешься это сделать, а сделаешь!

Игрек почувствовал, что даже не попытается ослушаться доброго сказочника. Тот иногда сильно смахивает на Волка из «Красной Шапочки», а сам Игрек, наверно, на милую девочку в красном головном уборе.

Глава седьмая

1.

Предчувствие не обмануло полковника Судакова: едва он по-английски исчез из дурки, не вернувшись с прогулки, как там объявился неугомонный Коробочкин. Майору хотелось отвести душу с Ознобишиным.

Собачье чутье, которым сыщик очень гордился, подсказывало ему: лживый Сизарь не врет, когда талдычит, что не помнит, как поджигал контрразведку. В поджоге он и смысла никакого не видел. Лавры Герострата не прельщали мелкого жулика. Но и психиатрии, которую представлял доктор Ознобишин, не поверить было невозможно.

Коробочкин не исключал, что Сизарь стал поджигателем по наущению Судакова. Как же полковник стер из памяти злоумышленника все следы преступления? И почему Судаков производит впечатление человека, потерпевшего кораблекрушение? Нашел себе островок, населенный сумасшедшими, чтобы прийти в себя! Подстраховывается на случай неудачи?

Задаваясь безответными вопросами, Коробочкин не мог не отметить, что все пути ведут в Воробьевку.

* * *

Пока Коробочкин за закрытой дверью вел беседы с доктором Ознобишиным, Игрек поджидал его на диванчике возле ординаторской. Долговязого озадачило, что его персона не вызывает у опера ни малейшего интереса.

Неужели неглупый человек не видит, кто перед ним: Игрек Первый или Ознобишин Последний?

— Станислав Сергеич! — если бы Игрек не окликнул сыщика, тот прошел бы мимо него. — Я хочу вам сообщить кое-что…

Майор устроился в кресле напротив долговязого глюка. Приготовился услышать какую-нибудь ахинею.

— Слушаю.

Игрек помялся.

— Я про Сизаря…

— Валяй!

Лицо боксера с расплющенным носом и шрамами на бровях напомнило Игреку о том, что тот любит полакомиться человечинкой.

— Он хороший… — все, что осталось у мальчика в голове от наставления мудрого Брокгауза.

Игрек ожидал, что Коробочкин уточнит: «И вкусный!»

Но милиционер только молча пожевал губами, как лошадь, выказывая нетерпение.