Игрушка Дьявола
Шрифт:
– Если вы… так пытаетесь меня сейчас припугнуть… – в этот раз я и собственного голоса не узнала, и не сразу поверила в то, что каким-то чудом сумела заговорить.
– Припугнуть? Серьёзно?
Ему всего-то понадобилось секунд пятнадцать, чтобы что-то взять с дивана, снова обернуться ко мне и с такой же неспешной походочкой вернуться к кровати, не забыв приправить свой вопрос ироничным оскалом самодовольного ублюдка. Но лучше бы он не оборачивался.
Тут не нужны никакие тяжёлые наркотики, достаточно лишь встретиться с его примораживающим взглядом и у кого хочешь моментально отнимутся и руки, и ноги.
– А тебя что, необходимо припугнуть? По-другому ты не будешь ни слушаться, ни слушать?
Чёрт!
– Что вам от меня надо?.. Зачем вы это делаете?.. – и, похоже, это единственное, что у меня получилось как-то произнести более-менее внятно, практически уже всхлипывая.
– Тихо-тихо. Тш-ш… Я ничего не собираюсь с тобой делать. Всего лишь помогу сейчас одеться и повезу домой.
Он что-то бросил похожее на аккуратно сложенные вещи прямо на постель у изножья и моих ног и, сделав всего один небольшой шаг к изголовью, перекрыл собой полностью почти весь обзор целой трети палаты, включая и единственное здесь окно. И мне стало уже не просто страшно, поскольку память меня явно не собиралась щадить, ударив наотмашь ничуть незабытыми картинками и пережитыми ощущениями из не такого уж и далёкого прошлого. Восставший из самого пекла Князь Тьмы из плоти и крови, во всей своей первозданной красоте, уже вот-вот готовый поглотить ненасытным чревом свей адской бездны очередную глупую жертву.
Господи… ну почему я не кричу и не зову на помощь? Или его сминающая близость высасывает из меня остатки как физических, так и психических сил?
– З-зачем… – это я уже не сказала, а именно прошептала, окончательно пропавшим голосом.
– Чтобы увезти отсюда. Не все любят больницы. И, что-то мне подсказывает, ты тоже. Ну же…
Вжаться в матрац и подушки больше, чем уже было, у меня не получилось, как и избежать того момента, когда это чудовище приподняло свою расслабленную лапищу и с неожиданной нежностью коснулось моей щеки тыльной стороной пальцев. Правда, не дёрнуться от этого прикосновения мне не удалось, как и шумно всхлипнуть.
– Будь хорошей девочкой. Ты же не хочешь меня расстроить своим неуместным упрямством? Чем быстрее мы это сделаем и уедем отсюда, тем лучше будет для тебя.
Чтобы меня когда-нибудь так нагло шантажировали такими жуткими намёками?.. Ведь я знала, на что он был способен и что свернуть мне шею прямо сейчас ему вообще не стоило никаких усилий или тех же причин.
– Давай, Воробушек. Расправь свои пёстрые крылышки и хватит нахохливаться. Тебе же будет лучше, если мы всё это сделаем по мирному, по-домашнему и без ненужных ни для кого истерик.
Действительно. Как будто у меня был какой-то другой выбор, особенно когда он прошёлся всё теми же пальцами по моему плечу, изгибу руки и, как ни в чём ни бывало, подхватил мою дрожащую ладошку. А меня при этом чуть было снова не вынесло за пределы реальности в мир иной. Словно и вправду ударили по мозгам очередной дозой убойного наркотика. Я даже не запомнила, как поднялась с постели (не без чужой помощи, естественно) и как спустила с края кровати ноги, приняв сидячее положение. Зато как меня вскоре накрыло поглощающей близостью этого абсолютно невозмутимого Дьявола, в аккурат после того, когда он каким-то невообразимым манёвром стащил с меня больничную распашонку, оголив перед собой едва не полностью, но, слава богу, в этот раз без ножа…
Затрясло меня ещё сильнее прежнего практически сразу же, поскольку не ощутить его скользнувшего по моей обнажённой груди враз потяжелевшего взгляда я, само собой, никак не смогла. Я бы почувствовала его даже с закрытыми глазами, как и заворочавшуюся
на дне его цыганских глаз чёрную похоть. Или что он там так старательно в себе сейчас сдерживал?Только он так ничего и не сделал. Вернее, не стал меня больше нигде трогать, потянувшись ненадолго в сторону за принесёнными им вещами.
– Я… могу одеться сама… – попытка подать свой “окрепший” голосок и хоть как-то избавиться от его навязчивой близости не увенчалась желаемым успехом вообще никак. Если не наоборот.
Кажется, как раз данного момента он и ждал, чтобы присесть передо мной на корточки, приблизить своё лицо к моей оголённой шее и обжечь мою онемевшую кожу горячим голосом.
– Конечно, можешь. Ты много чего можешь и на многое способна, но, сейчас это никого не интересует. Тем более меня… Подними руки.
***
Я буду потом ещё очень долго спрашивать саму себя не одну сотню раз, почему так ничего и не сделала со своей стороны, когда мы покидали больничные пенаты. Почему не закричала, почему не начала просить появившуюся в палате медсестру о помощи или одергивать в коридорах первых встречных, пока меня везли в коляске, как какого-то тяжело больного пациента, не способного передвигаться на собственных ногах. Я же вроде уже давно была ни под наркозом или наркотиками и даже соображала достаточно адекватно для своего относительно нестабильного состояния. Найти силы и правильные слова, чтобы выпросить кого-нибудь вызвать ту же полицию или не дать этому чудовищу усадить в свою машину вполне могла. Здесь же должна быть какая-то внутренняя охрана, тем более в корпусе с вип-палатами?
Или мне банально отбило всю голову его прессующей близостью, из-за которой продолжало прикладывать убойной контузией всё то время, пока он находился рядом, вынуждая цепенеть, неметь и боятся каждого его действия. Да что там действия. Достаточно было только взглянуть в его лицо, в чёрные, как адская мгла, глаза и пропустить через каждый натянутый нерв его невыносимо убедительный голос и всё… Очередной приступ оглушающего шока обеспечен на все двести. Моментально отнимался дар речи, отключался мозг, а вместе с ними и способность к самостоятельному передвижению. Единственное, что ещё хоть как-то проявлялось в качестве живой реакции на происходящее – это ощутимая дрожь нервного озноба в суставах и надрывный стук сердца, учащённо бьющегося будто во всех уголках парализованного тела. Ещё час или два такого убийственного стресса и, боюсь, до вечера этого дня я точно не дотяну. И в особенности рядом с этим монстром.
– А мои вещи и сумочка? – спасительный проблеск запоздалого воспоминания лишь ненадолго и ненамного ослабил внутреннее перенапряжение, позволив переключиться сознанию на менее опасную для психики тему. Правда, дёргаться из-за этого именно сейчас было так же бессмысленно, как и изводить себя в последствии мыслями, почему я не выпросила помощи в больнице.
– Сумочка со всем её содержимым у меня, в целости и сохранности. Чего не скажешь о твоей одежде. Но на счёт последнего, переживать уже поздно, да и было бы за чем.
За последние двадцать-тридцать минут (или целой вечности) мне так и не удалось ни немного расслабиться, ни получить хоть какого-то даже мнимого облегчения от тех же ложных знаков или наивного самообмана. Мой насильник вёл себя так, будто ничего такого ужасного со мной этой ночью не вытворял и всего лишь оказывает щедрую помощь то ли от скуки ради, то ли не пойми из-за чего вообще. Его апатичное поведение буквально ко всему и вся просто поражало. Казалось, он и меня замечал только тогда, когда ему било в голову очередной блажью припечатать меня к месту своим пронизывающим насквозь взглядом или прессануть каким-нибудь пугающим жестом, словом и с обязательно сминающей на раз близостью.