Игры без чести

Тут необходимо отступление на тему болезней и Светланиных познаний в области медицины. Началось все с бабушки, которая, по глубокому убеждению внучки, до сих пор жила лишь благодаря грамотно подобранным гомеопатическим шарикам и вовремя приложенным компрессам с различными продуктами жизнедеятельности пчел, а также виртуозно скомпонованным коктейлям из различных кореньев и травам — на святой воде и в нужную лунную фазу. Первая Светина беременность была и впрямь не из легких. Тогда же и начались шоки. Первый — когда с первого по четвертый месяц у нее вот такими комками шла кровь. Она страшно любила эти разговоры, и как-то так вышло, что вопреки своей осторожности, смутно знакомый однокашник, с восторгом и сочувствием выслушавший про здоровье младшего ребенка, сделался объектом, достойным и всех остальных историй тоже.

Так вот, беременность была тяжелой, врачи махнули на нее рукой. Дабы не пересказывать все нюансы этих историй, достаточно упомянуть две ключевые фразы, характеризующие каждый новый изгиб сюжета. Первая: на нее, или на ребенка, или на маму с бабушкой ленивые и ничего не умеющие врачи «махнули рукой». Так было с новорожденной Дарьей, которую действительно волей какого-то злого рока умудрились заразить стафилококком, и у нее в глазках было вот столькогноя, что врачи «махнули рукой» и отпустили их домой под расписку. А вторая: на «Скорой» меня уже знают». На последнем месяце второй беременности давление у нее было стабильно двести на сто сорок, на «Скорой» ее уже знали, а в больнице Светлана не любила лежать, потому что там не врачи, а преступники, она в курсе их методов, с ее анамнезом, в ее возрасте, в конце концов, никто не стал бы с ребеночком носиться, а у нее было и многоводие, и обвитие пуповиной, и много другого, плюс аллергия на все. А что «Скорая»… ну, приехали, ну укололи… Новорожденная Дарья, конечно, «дала нам всем жару». Костик, муж, мотался каждый день к какой-то особенной бабушке в Семиполки — село по Черниговской трассе, — чтобы привезти для ребенка какую-то чудодейственную мазь. Они потом с бабкой как-то там договорились, чтобы доставать лишь ключевые компоненты мази, а все приготовления, заговоры и причитывания Светлана научилась делать сама. Причем ее мазь получилась даже лучше, чем бабкина. А потом Дарья заболела бронхитом. Тоже — словно какой-то злой рок висел над ней (подумал Вадик), ведь не так много детей, наверное, болеют в полтора года обструктивным бронхитом. В результате у нее развилась астма — девчонка ходит в школу только с ингалятором. Приступы такие, что просто фиолетовая вся, до судорог доходит, и каждый раз думаешь, что это уже точно конец… А что врачи? А врачи ничего… Там, в этой болячке, все очень завязано на климате, лучше всего ездить в Евпаторию и в специальные соляные пещеры. И никаких заграниц, никаких курортов — только пульмонологические санатории. Но как там кормят! У ребенка теперь гастрит, плюс холецистит хронический, а это вообще строжайшая диета.

Тут Вадик с вдохновением вспомнил Славкину плитку в д/о им. Сутковского и рассказал, что у него сын тоже настолько болезненный, что приходится на отдых везти с собой все.

Затея с плиткой очень понравилась Светлане. Потому что они стали останавливаться в Евпатории «на квартире» и просто ходить на процедуры, но санаторий ведомственный, то есть приходится платить и за номер с питанием тоже, иначе нельзя. Правда, тащить будет тяжело — ведь они могут ездить только поездом. Дарью укачивает в машине, даже с одного конца города в другой доехать уже проблема. Из-за этого пришлось отказаться от скандинавской гимназии, хотя как же там девочке хорошо было! Но мотаться через весь город на Позняки… Потом Вадик рассказал про Люду, что они с детьми вообще берут с собой все продукты, но им там готовят.

— А куда они ездят? — с некоторой враждебностью спросила Светлана.

— В Египет, кажется, в Тунис…

— Нет, этого я никогда не пойму. Я считаю, что в такие места нужно ехать уже со взрослыми детьми. Там же переезд этот, арабы, кухня их. Это родителям вдвоем поехать, зачем ребенка с собой тащить.?..

Тут у Светланы звонил телефон, она умирающим голосом, с надрывом, стала говорить: «Ужасно… ой, ужасно, даже не спрашивай…», а Вадик вежливо ждал, придумав прекрасный повод для продолжения знакомства.

Он сказал, что у его сына сильнейшая аллергия. «Господи, Света, как я рад, что мы встретились!» И что он вот-вот готов признать традиционную медицину совершенно бессильной, так как то, что выписал врач, таблетки эти, по всей видимости, только «бьют по печени» и ничего больше.

Светлана слушала его с таким трепетно-учтивым выражением лица, мелко кивая, что стало как-то не по себе.

— Ну, да, да, — сказала она, бегая взглядом, — аллергия — это в первую очередь печень, с этого нужно начинать, попить препараты, укрепляющие печень…

— Так вот я и говорю, что очень не доверяю этим препаратам, может, ты что-то толковое подскажешь? Травки там?

О травках можно было говорить часами, но Светлана нервничала и куда-то спешила. Вадик записал ее домашний телефон и помчался в офис, прекрасно успевая к пятничной телелетучке, осуществляемой между американским, французским и украинским офисами с помощью веб-камеры и телефонной системы «aastra». В соседнем офисе, у Люды, праздновали какой-то день рождения, Вадик успел и туда заглянуть на огонек, попутно обдумывая, с кем бы лучше провести этот вечер.

41

Людмила вцепилась в Вадика прямо в дверях, держа бокал с шампанским в одной руке, а другой рукой доверительно обняв его за плечи. Она была в отличном настроении и слегка не похожа на себя. История с закрытыми семинарами начинала втягивать ее, разбудив охотничьи инстинкты, сделав похожей на кошку, приведя в тонус все, что за годы сытой спокойной жизни успело размякнуть и округлиться. Людмила даже одета была сегодня как-то по-кошачьи: черные атласные брюки и узкая леопардовая блузка с пышным жабо.

Оказывается, на этой неделе она оказалась в центре каких-то фантасмагорических событий. Как-то утром она поднималась на лифте в офис, и рядом с ней ехала отвратительная вульгарная девица — в короткой шотландской юбочке, белых лохматых унтах и в такой же лохматой шапке, точно у шотландских гвардейцев. К моменту, когда Людмила уже заканчивала поверхностный осмотр, поставила неудовлетворительную оценку и готовилась, приподняв бровь и сложив губы в египетскую ухмылку, отвернуться в другую сторону — взгляд упал на флаер, торчащий из девчачьего, в блестках и наклейках, пухлого от прочих бумажек ежедневника, который не вмещался в микроскопически узкую и изогнутую как банан серебристую сумочку на плече девицы. Это был темно-лиловый флаер с логотипом тренинговой программы. Той самой. И Люда, начиная незаметно для себя принюхиваться и ерзать, поняла, что ее страшно нервирует неопределенность относительно дальнейшего контакта с обладателем мягкого баритона. Он говорил не как москвич — твердые окончания у «сем» и «восем», когда он в самом начале считал обратно от тридцати, чтобы все расслабились.

Девица ехала на пятый этаж, и, когда двери открылись, Людмила, сама нажавшая кнопку с цифрой 4, осталась стоять, и не думая выходить, бесстрастно глядя на сотрудников у кофейной машины за стеклянной перегородкой. Девица не обращала на Людмилу никакого внимания, дождалась своего этажа, вышла и остановилась перед стендом с названиями фирм, занимающих офисы на этом этаже. Тут планировка была совсем не такая, как внизу. Светлый серебристый коридор полукругом уходил в разные стороны от лифта. Стены везде были стеклянными, кое-где виднелись полупустые утренние офисы, где-то светило с улицы солнце.

Людмила решительно направилась в тот, под которым находилось ее рабочее место, и, облокотившись на стойку ресепшен и звякнув ключами от машины, которые все это время держала в руках, обратилась к сонной, только что снявшей пальто девушке с вопросом про центральное отопление, мол, у нее создалось впечатление, что в стояке после 19:00 перестают подавать теплый воздух, хотя в остальных помещениях температура не падает. Девушка-секретарь, не поднимая на нее глаз, стала что-то записывать в толстом, сплошь почерканном ежедневнике. Через стеклянную стену, частично закрытую вертикальными жалюзи, виднелись белые лохматые унты.

Когда Людмила выходила к лифту, девицы уже не было, но на полу валялся тот самый флаер, и в пальцах защекотало от адреналина.

Вадик слушал ее с доброй, немного грустной улыбкой глубоко ностальгирующего человека.

— А у тебя тоже так было? Ты же знал, да? Ты же сам мне сказал: «Смотри на знаки»?

Он отеческим жестом потрепал ее по плечу, задумчиво кивая и глядя куда-то вдаль.

— С тобой тоже так играли? И чем все закончилось?

— Люд, все, что я расскажу тебе, будет просто сухой информацией, понимаешь, это очень глубинные переживания, они могут иметь колоссальное значение для меня лично и казаться ерундой постороннему человеку… ничего, что я тебя так назвал?