Игры мажоров. Хочу играть в тебя

Запираю свою дверь на защелку, стягиваю мокрые шорты с футболкой и падаю на кровать.

Зажмуриваюсь, силясь прогнать картинку, но перед глазами все равно стоит каменный член, толкающийся в мою руку как поршень. Я до сих пор ощущаю его твердость, каждую венку, гладкую головку.

Развожу ноги, оттягиваю перемычку белья. Накрываю рукой мокрую промежность, палец сам находит твердый бугорок.

«Маша, Машка...» — отголоском звучит в голове, и этого достаточно, чтобы меня захлестнуло оргазмом.

Глава 30-1

Когда в темноте звонит телефон, спросонья не смотрю на экран, отвечаю сразу.

— Мари, ты спишь? — Оливка всхлипывает в ухо, и я мгновенно просыпаюсь.

— Оля, — кричу в трубку, — Оль, ты где?

— Я дома. Увидела от тебя пропущенные и испугалась, что что-то случилось.

— Я тебя искала, да, — бормочу, а сама оглядываюсь по сторонам. — Ты где была?

Я и не заметила, как уснула. Лежу на не расстеленной кровати, закутавшись в покрывало.

— Меня Люси позвала подменить свою напарницу на вечеринке. Как мы с тобой раньше ездили.

Значит, Никита сказал правду, Оливки с ними не было. Бросаю взгляд на часы. Что это за вечеринка такая, которая закончилась раньше двенадцати ночи?

— А почему ты так рано вернулась?

— Разве ты не знаешь, что произошло, Мари?

Мы обе понимаем, о чем идет речь. О пожаре в доме, где проходило собрание тайного клуба.

— Знаю. Никита сказал, что в доме внезапно начался пожар.

Я не уточняю, что за дом и что там делал Никита. Если Райли не успел позвать Оливку в Игру, то я не имею права говорить о собраниях. Для всех это очередная мажорская вечеринка, которая отличается от других только стоимостью выпитого алкоголя. И местом проведения.

— Наш наниматель Баз рано свернулся. Узнал о пожаре, какое уж дальше веселье. Баз отправил Люси домой, а я попросилась с ним в больницу.

— Почему попросилась, Оль? — зачем-то спрашиваю, хотя хорошо знаю ответ.

— Райли больше всех обгорел, — глухо говорит подруга, и у меня сжимается сердце оттого, сколько в ее голосе отчаяния и горя. Она влюбилась, так не говорят о просто знакомых парнях. — Кит успел вытащить Элфи, тот надышался дыма и потерял сознание. Ты должна его помнить, он тоже футболист. Райли и еще один парень пострадали больше всех.

— Логан, этого парня зовут Логан, — сердце стучит так, что заглушает собственный голос.

— Я завтра снова поеду к нему в больницу, Мари, — подруга продолжает говорить, но я уже не слушаю, мои мысли совсем о другом. О Топольском.

Ник вытащил Элфи из горящего дома. Значит его бы не задело, если бы он сам не полез в огонь?

Прощаемся, завершаю звонок и вижу в списке чатов последнее сообщение Демона.

«Минус три»

Я наверное плохой человек. Хорошие люди сочувствуют и сопереживают даже тем, кто желает им зла. Или причинил боль. Меня так учила мама.

Но я не могу. Я не испытываю к пострадавшим ни жалости, ни сострадания, только животный страх. Мне глубоко наплевать на Райли, Элфи и Логана, но от одной мысли, что Никита мог пострадать так, как они, подступает паника.

Элфи не друг Нику, просто знакомый, с которым они общались в прошлом. В универе я рядом с Никитой чаще видела Джаспера и Мартина. Они не мажоры, обычные парни. Тогда почему Ник полез спасать Элфи?

Наверное, это остатки влияния старшего Топольского. Андрей, как и моя мама, очень хороший человек. И порядочный. С чувством глубокого долга и ответственности. Он и Никиту таким пытался воспитать, но Ник, видимо, как и я, оказался плохо поддающимся.

Топольский не способен жалеть и сострадать, но из чувства долга он будет вытаскивать из беды всяких идиоток типа меня или Лии. И выносить из огня подонков типа Элфи.

Сон как рукой снимает. Встаю и иду в кухню, беру кухонные ножницы и поднимаюсь в гардеробную Никиты. Она здесь же на втором этаже рядом с его спальней. В нее можно попасть и из спальни, и из коридора.

Надеюсь, Топольский крепко спит, но если даже проснется, я не собираюсь прятаться. Нахожу три черные футболки и двое черных джинсов. Кромсаю ножницами на тонкие полоски сначала трикотаж, затем плотную джинсовую ткань.

Грязные джинсы, которые Никита положил в корзину для стирки, перекладываю в мусорный контейнер и для надежности завязываю мешок.

Может все эти действия бесполезны и не принесут результата. У Топольского столько денег, что он может каждый день покупать десятками джинсы и футболки. Но я буду знать, что хотя бы попыталась.

***

— Маша! — слышу сквозь сон требовательный окрик. Только успеваю открыть глаза, как распахивается дверь, и на пороге появляется Никита.

— Привет, — приподнимаюсь на локте и рассеянно моргаю.

— Что это? — он выставляет перед собой свисающую бахромой черную ткань.

Выпрямляюсь и сажусь в кровати, натягивая одеяло. Очень непросто смотреть в лицо Топольскому после вчерашнего душа.

Я знаю, что для Никиты ничего особенного не произошло. Просто стресс, адреналиновый шок. Просто больше никого под рукой не оказалось.

И все же целых полночи я прожила с надеждой, что это его «Маша, Машка...» было из нашей прошлой жизни.

Очень зря. Он уже забыл, и все, что сейчас интересует Топольского, это его изрезанная одежда.

— Ты больше не будешь ходить на их собрания, Ник, — говорю твердо, глядя ему в глаза.

— А кто мне помешает, ты? — он поднимает бровь, смотрит насмешливо.

Мне самой смешно. Какое прошлое, Маша? Ну ты и дурочка! Это как раз ты прошлое, навсегда забытое и похороненное.

— Да, я, — выдерживаю его взгляд. — Ты мог вчера оказаться на месте любого из тех троих, что сейчас в больнице.

— Еще скажи, что переживаешь, потому что мы теперь одна семья, — пренебрежительно хмыкает Никита. — Ты не бойся, на тебе это никак не отразится. Я уже провел все платежи. Кстати, почему мой отец тебя не удочерил? Ты бы тоже была Топольской.

В исполнении Никиты слово «семья» звучит как ругательство. Кровь приливает к щекам, они моментально вспыхивают.

— Если с тобой что-то случится, твой отец этого не переживет, — говорю глухо, и в ответ точно так же на скулах Никита вспыхивают красные пятна. От ярости.

— Я уже сказал, мои отношения с отцом тебя не должны волновать... — он хочет еще что-то добавить, но в его кармане звонит телефон.

Никита зло свайпает по экрану, подносит телефон к уху, и его лицо мгновенно меняется. Становится мрачным и в то же время растерянным.