Игры престолов. Хроники Империи

Терзая её настойчивыми ласками, слыша довольные стоны, он хотел большего, ещё, ещё… оставив раздразнённую грудь женщины, Хаашим спустился ниже, выцеловывая созвездие трогательных родинок на плоском животе, медленно направляясь туда, где всё ещё держали последний рубеж обороны кружевные трусики. Сладостное безумие, владевшее им, заставило глубоко вдохнуть терпкий, притягательный аромат вожделения и страсти, которым истекала Хельга. Уткнувшись лицом в шёлковые трусики, он провёл по ним языком, потом ещё раз и ещё, вминаясь в нежную ткань губами. Хельга всхлипнула, взмолилась:

– Хаашим, не надо!

Его имя, сказанное в подобном тоне, могло лишь раззадорить и хсаши в нетерпении решил избавится от досадной преграды. Жалобно затрещала ткань, дорогое бельё полетело в сторону, открыв Хаашиму доступ к самому сокровенному и он воспользовался этим шансом, погрузив язык в увлажнённое лоно женщины, пробуя её на вкус, неповторимый, пьянящий…

Хельга уже не сдерживала стонов – настолько чувственной ласки ей не доводилось испытывать! Язык Хаашима то проникал в неё глубже, то ласкал и дразнил чувствительное местечко, юркий, дерзкий… Мужчина чувствовал, что она почти на пределе. Его собственная плоть жадно подрагивала, желая занять место языка, но он продолжал яростно вылизывать истекающее соком страсти лоно женщины до тех пор, пока не ощутил сильную судорогу, пронзившую всё её тело и не услышал, как из горла Хельги вырвался жалобный крик.

Истинную красоту Хельги он познал именно тогда, любуясь румянцем, расцветившим жемчужную кожу, видя, как поднимается и опускается упругая грудь с тёмными вишенками сосков, как тонкие светлые прядки прилипли ко лбу и щекам, к уголку приоткрытых губ, припухших от его грубых поцелуев… когда встретил её взгляд, затуманенный наслаждением и вдруг его затопило невообразимое чувство, названия которому Хаашим не мог подобрать. Только отчего-то ему показалось, что несравненная эсса Хайат была дурнушкой рядом с этой женщиной.

– Хаашим… – её ладони скользнули по его плечам и груди, ласково проследили линии старых шрамов и перехватило дыхание, когда тонкие пальцы с непреходящими следами от чернил обняли его напряжённый ствол, требовательно сжали, заставив вздохнуть сквозь зубы. Хельга соблазнительно улыбнулась, потянулась за новым поцелуем, в то время как пальцы, сжимающие пленника, двигались вверх-вниз, увлажняясь сочившейся смазкой. – Не сдерживайся, – словно прочитав его мысли, шепнула она, и Хаашим понял, что больше не выдержит. Зарычав, он опрокинул её на спину, вонзился, погрузившись в пылающую глубину и она, вскрикнув, обхватила его плечи. Из-под тёмных ресниц скатились прозрачные слезинки, и Хаашим виновато собрал эти солёные капли жёсткими губами. Хельга, всхлипнув, ободряюще улыбнулась, а он чувствовал себя очень странно. Ему было так хорошо, что едва не терял сознание и в то же время обидно – почему же Хельга оказалась намного лучше Хайат, верность которой он хранил все эти годы?!

Чтобы избавится от горьких мыслей, он двигался яростно, почти грубо и вот в голове не осталось ничего, чтобы мешало ему насладится потрясающей женщиной по имени Хелгхаа. Внутри неё было так горячо, что казалось, будто он сейчас расплавится от удовольствия. Подчиняясь древнему инстинкту, Хаашим раз за разом врывался в неё, узенькую, тесную и сладкую настолько, что внизу живота всё сводило от странной боли, смешанной с сильнейшим наслаждением. И когда это чувство стало невыносимым, он вонзился в неё в последний раз, излившись в глубины её лона огненным потоком, слыша её громкий стон и собственный отчаянный крик мучительного облегчения.

====== Глава 18. Переговоры. Часть 5 ======

Джерриа Гэлли с трудом сдерживала ярость, однако с каждым мгновением, с каждым новым кадром перехваченной передачи из далёкой Ал-Хиссы, её выдержка давала мощные трещины. От советника, сидящего от Матери по правую руку, напротив, казалось, исходили волны спокойствия и даже почти безмятежности. Его странные серебристые глаза оставались двумя ртутными озёрами, неподвижными и загадочными, как и его собственная история. Мать Кошек помнила их первую встречу так же отчётливо и ясно, словно это случилось вчера.

…Капитан Аглора в пятой Вахте Хезер Пратт никогда не подозревала, насколько изменятся судьбы Галактики и великих Империй лишь от того, что она, чьё имя останется всего лишь трухой на страницах истории, приняла решение поднять на борт станции одинокого звёздного странника, представившегося странным, режущим слух именем Халаан эн Суйге. Ему не составило труда убедить очарованную им женщину в том, что необходимо подготовить саркофаг Матери к расконсервации и Хезер слепо подчинилась воле звёздного бродяги, какой-то частью рассудка осознавая, что творит страшную ересь. В истории Аглора, насчитывающей без малого девятьсот лет скитания по межзвёздному пространству, не было ни единого прецедента, подобного свершившемуся! Тщательно разработанный учёными-криологами график Пробуждений оказался нарушен по прихоти незнакомца с далёких звёзд и безответственности безнадёжно влюблённой в него капитана Пратт. Разумеется, не вовремя разбуженная Джерриа метала громы и молнии и если бы карающую длань Матери не остановил Суйге, несчастная Хезер, и, возможно, вся Вахта, была бы обречена. Однако для того, чтобы остановить разбушевавшуюся Повелительницу Кошек, хватило всего лишь несколько слов, сказанных обманчиво безразличным голосом:

– Я знаю, как навсегда убить Тимо Лайтонена.

С тех пор Халаан эн Суйге занял прочное место подле трона Матери, оттеснив тем самым фаворитов и любимчиков, привыкших чувствовать себя элитой. Сказать, что вся мужская часть населения Аглора возненавидела заносчивого и высокомерного старлинга – не сказать ровным счётом ничего! С его появлением и тем благоволением, которым обласкала его Джерр, потуги остальных хоть как-то заинтересовать капризную старуху казались смешными и нелепыми, а никто не любит чувствовать себя целью насмешек остальных. За устранение Халаана с политической арены Аглора развернулась страстная борьба между приближёнными Гэлли, однако, и по сей день не принесшая никаких плодов. Эн Суйге, словно заколдованный, уходил из хитроумных ловушек и попыток втянуть себя в интриги. Он оставался неуязвимым и бесконечно далёким от той возни, что забавляла и развлекала Джерр, любившая наблюдать за кипением страстей подле ступеней своего трона, время от времени, подзадоривая участников битвы метким словом или вовремя сказанной колкостью. Словно бросала кость оголодавшим псам.

И если мужчины ненавидели пришельца за его способность избегнуть справедливого наказания, то женщины находили его неотразимым и волнующе прекрасным, отождествляя таинственную фигуру старлинга с героем любовных романов, в бесконечном разнообразии своём таившихся под подушкой каждой леди Аглора.

Его красота была магической, завораживающей, но в то же время странно холодной. Длинные серебристые волосы всегда тщательно уложены волосок к волоску. Ни одна прядка не выбьется из тонких косиц, в которые вплетены цепочки, издающие мелодичный звон, когда эн Суйге своей плавной грациозной походкой шествует коридорами космической крепости. К этим волосам хотелось прикоснуться, пропустить сквозь пальцы, вдохнуть неуловимый аромат свежести… Изумительно правильные черты лица наталкивали на мысль об искусственности, но это совершенно не мешало любоваться Халааном, раз за разом восхищаясь изяществом, с которым он приподнимал тонкие тёмные брови при разговоре, с замиранием сердца следить за движением тонких губ, обнажающих полоску идеально ровных белоснежных зубов. Аристократическая бледность придавала его облику некий особый шарм, в сочетании с таинственностью, окружающей всю его фигуру незримым ореолом, разбивающей в дребезги девичьи сердца. Всё это в совокупности превращало Халаана в героя ночных грёз, если бы не одно «но». В серебристых сияющих глазах советника не было ничего человеческого. Ни тени эмоций, которые были бы привычны и понятны людям. Казалось, в этой совершенной оболочке находится разум слишком чуждый, который не нуждался в обожающих, томных взглядах со стороны женщин, и с равным пренебрежением относился к злобным и завистливым усмешкам мужчин. Никогда ни при каких обстоятельствах эн Суйге не выражал сильных чувств. Его настроение всегда было нейтральным и всего лишь одного пронизывающего серебристым холодом взгляда было достаточно для того, чтобы убить желание в изнывающей по любви мартовской кошке. Поэтому желающих поближе познакомится с этим загадочным красавцем со временем поубавилось, что, однако, не мешало трепетным девицам вздыхать за его спиной о несбыточном.

Пожалуй, единственной на всём Аглоре, кого не коснулись чары советника, была сама Мать. Джерр видела в Халаане не героя-любовника, но ценного союзника, готового исполнить самое искренне желание Повелительницы Кошек – дать оружие, навсегда бы покончившее с несправедливостью, по имени Тимо Лайтонен.

Однако именно сейчас она была на грани срыва и всё из-за тех обрывков трансляции, которые удалось перехватить. Сжав в сухих тонких пальцах веер так сильно, что он опасно захрустел, обманчиво тихим голосом, впрочем, дрожащим от еле сдерживаемых эмоций, Джерриа спросила:

– И как это понимать, Суйге?

Мужчина поднял на неё серебряный взгляд и невозмутимо произнёс:

– Всё поправимо, Владычица.

– Поправимо? – Не выдержав, злобно зашипела Мать, склонившись к самому его лицу. – Поправимо?! И каким же образом ЭТО возможно исправить?

Злосчастный веер, пролетев через весь конференц-зал, врезался в экран, на котором по-прежнему раз за разом повторялись кадры коронации нового правителя Империи Хсаш. Именно в этот момент камера взяла крупный план человека, стоявшего в окружении священнослужителей, облачённых в белоснежные балахоны. Его алые одежды смотрелись, словно кровь на снегу, а седую голову венчала вычурная корона. Золото и платина переливались в солнечных лучах, дерзко сверкали алмазы, украшавшие собою неповторимое кружево сплетения металла. Джерр не смогла вспомнить ничего подобного, хотя за свой долгий, очень долгий век она видела множество корон и тиар, возложенных на храбрецов, глупцов и тиранов.