Игры с огнем
Шрифт:
Но говорить с кем бы то ни было, в мои планы не входило, тем более с Драко, который просто отвернулся от Вольного и ушел, унося меня с собой и не дав помочь другу, хотя я понимала, что вряд ли могла что-то сделать. Игра в «молчанку» продолжалась, но теперь молчала я, игнорирую любую попытку Драко заговорить со мной.
Силы постепенно возвращались, но магия покинула мое тело и энергия не наполняла теперь его и не согревала изнутри. Моим излюбленным местом стали широкие подоконники, на которые я залазила вместе с одеялом и смотрела-смотрела вдаль. До боли в глазах, до рези от белоснежной картины за окном, до слез отчаяния и боли за то, что совершила. Голая каменная равнина из снов расстилалась далеко впереди, а снежные сугробы замели деревья почти наполовину. Что стало сейчас с семьями отверженных драконов? Как они пережили окончание
– Вот ты где, - раздался в голове знакомый голос, - я принес поесть, тебе нужны силы на восстановление. Маша, посмотри на меня
Но я продолжала смотреть на однотонный пейзаж за окном, и тогда Драко схватил меня под мышки, сдернул с подоконника и поставил напротив себя.
– Я понимаю тебя, слышишь?
– Тряс он меня за плечи.
– Поговори со мной, я хочу помочь!
Но что я могла ему сказать? Что полюбила другого дракона всем сердцем, а оказалось, что это вовсе не я дарила ему свои чувства, и вместо горячих объятий любимой он получил ледяную могилу от той, которая обманула нас обоих. Что я предала чувства и надежды двух родных мне людей, и теперь страшусь даже представить, что они со мной сделают, и одновременно мечтаю об их расправе, чтобы стало легче, чтобы океан боли, наконец, раздавил меня, смыв все мысли?
Драко обнял мое безвольное тело, положив свою голову на макушку.
– Маша, милая моя, прости, что бросил тебя одну, прости, что злился! Я был эгоистичным и самовлюбленным идиотом, не замечавшим то, что творится у меня под носом. Я не знал, я не догадывался даже, что это она засела у тебя внутри. Я верил только тому, что шептали мне на ухо предатели и властолюбцы. Я совершенно потерял голову от любви к тебе и боялся признаться в этом даже себе самому. Ты ведь совсем еще ребенок, ты такая маленькая и хрупкая. Девочка моя, я вытащу тебя с того света, если придется, но только позволь это сделать!
– Драко поднял мое лицо за подбородок, и я увидела его слезы, слезы взрослого дракона, повидавшего на своем веку не так уж и мало, но меня они не тронули. Я не могу быть счастлива и предаваться любви тогда, когда Вольный стоит среди голых деревьев каменным изваянием.
– Где он?
– Спросила я и увидела в глазах любимого такую боль, что захотелось тут же прижаться всем телом и уверять во взаимной и безоговорочной любви.
– Уже дома, - произнес Драко как-то отстранено.
– Я должна его увидеть.
– Маша, не стоит этого делать. Просто пойми меня, попытайся услышать, в Обители сейчас неспокойно, там много отверженных драконов, которые пытаются выяснить причину прихода зимы, там отец Вольного, его брат. Я сомневаюсь, что кто-то из них проявит сочувствие твоему горю, зная, что ты моя жена и скоро покинешь Скалистый край ради того, чтобы скрыться в Городе и переждать там зиму. Зная, что вы были там вдвоем, - подавился фразой Драко.
Да наплевать мне на все это!
– Кричала я где-то глубоко внутри.
– Я должна его увидеть.
– Снова произнесла хриплым голосом и полезла на подоконник.
Драко стянул меня, отбросил одеяло и с рычание потащил в душ.
– Сначала приведем тебя в порядок, а то ты сейчас ничем не лучше отверженной драконицы, кожа и кости.
Как ты можешь говорить такое!
– кричал внутри возмущенный голос, но сама я молча разделась и ступила под тугие горячие струи. Тепло разливалось на коже, пар завивал мокрые локоны в кольца, и я поняла, что мои светлые когда-то волосы почернели, стали цвета воронова крыла.
Интересно, что еще изменилось?
– Как-то равнодушно пронеслось в голове.
А внутри было также холодно, как и прежде, ледяная пустыня и полное безмолвие. Горячая вода не спасала от холода в сердце.
Надев на себя штаны, теплый свитер и меховой плащ, натянув на ноги высокие сапоги и спрятав руки в перчатках, я посмотрела, наконец, в зеркало.
Смерть и та краше.
Черные ввалившиеся глаза, потускневшие и какие-то пустые, заостренные скупы, бледные синюшные губы, впалые щеки.
Отвернулась и вышла из комнаты, глядя себе под ноги. Драко взял меня за локоть и вел по коридору, куда-то сворачивая, спускаясь по лестнице, открывая двери. Я смотрела только вниз и совершенно не интересовалась, куда меня ведут.
– Полетишь на мне верхом, путь не близкий.
Обещай не делать глупостей, я все равно тебя поймаю.– Обещаю, - ответила я равнодушно и, подождав, пока Драко обернется, влезла ему на спину.
Ничего. Пустота. Никаких эмоций и ощущений.
Прыгать я не собиралась, меня скоро все равно убьют, не Дариэн магией, так Дакки лабрисом или отверженные кольями и пиками. Мне было все равно, лишь бы увидеть в последний раз Вольного, попросить у него прощения, сказать последнее прощай и вскоре встретиться с ним вновь, но уже не в этом мире.
Крыши Обители приближались и становились все более различимыми, точки драконов двигались, и вот я уже различала их лица, жадно ища среди многих два знакомых и родных. Драко спикировал на такой знакомой площадке, и что-то внутри меня дрогнуло и пошло мелкой трещиной.
Драконы собирались вокруг Драко и меня, обступая нас плотным кольцом, а я спрыгнула с его спины и откинула капюшон, услышав чей-то судорожный вздох. Повернула голову и увидела, наконец, тех, кого так жаждала найти в толпе лиц. Трещина расширилась и отозвалась болью в груди. К н и г о ч е й . н е т Я чувствовала такое отчаянное желание броситься к ним на грудь и рыдать там, обнимая и прося простить, что даже воздух вокруг накалялся, превращаясь в облака пара.
Глазами я умоляла отвести к нему, и Дариэн первый шагнул навстречу, стряхнув с плеча руку Дакки, суровый и непримиримый, иссохший и потускневший, совершенно не напоминая себя прежнего, а скорее того старца, которому Белая Драконица подарила жизнь, кивком головы позвав за собой. Я тенью последовала за хозяином Обители, а Драко так и остался в ипостаси дракона, окруженный отверженными, глядя куда-то вдаль.
В оранжерее все изменилось до неузнаваемости: больше не было ни ярких клумб, ни зелени аккуратно подстриженных кустов, а только занесенные сухими листьями дорожки и пожухлые растения, увядшие и сложившие головки на стылую землю, а посередине, где раньше бил фонтан, стояло надгробие из голого неотесанного камня.
– Нет, прошептала я и упала на колени прямо там, где стояла, поймав пальцами сухие стебельки цветов. Я поднесла их к глазам и поняла, что это были те желтые яркие цветочки, в которых мы с Вольным устроили прелюдию. Трещина начала шириться, рождая в груди волны боли, вибрировала и дрожала.
Я даже не смогу проститься с ним, в последний раз взглянуть в его такие яркие, любящие саму жизнь, глаза, прижаться к нему грудью и попросить прощения, выплакать боль, просто дотронуться....
А трещина все ширилась и, наконец, что-то внутри лопнуло, осыпав меня осколками стекла и щепками деревьев, и я поняла, что это стены оранжереи осыпают меня самым настоящим дождем из битого стекла. Драконы что-то кричали и даже пытались звать меня наружу, а я раскинула руки и потоками энергии закручивала обломки стен и мелкое крошево в огромный водоворот. Потом встала и направила весь этот хаос на каменное надгробие, обнажив всю ярость, все несогласие с тем, что мне даже не дали проститься с Вольным. Камень поглотил все без остатка, как будто я открыла портал в иной мир и забросила туда свое отчаяние и боль, а потом пошло трещинами и из земли хлынул поток воды, ширясь и протекая к самым моим ногам. Рыдания, наконец, прорвались наружу и затрясли мое тело. Я упала лицом в ручей и плакала так, как будто решила выплакать все слезы, а ручей омывал их с лица и шептал мне голосом Вольного нежные и успокаивающие слова. Я лила слезы, и они впитывались в землю, принося мне облегчение и снимая с груди слой за слоем океанскую тяжесть вины. Голос утих, и я навсегда простилась с Вольным драконом, полюбившим меня и нашедшим за это смерть, а вместо надгробия теперь стояла каменная чаша с водой на самом ее дне.
«Повернешься ли ты к югу - дарует он тебе слезу свою, и очистит она воды Истока, и умоет в них детей твоих...»
Глава вторая.
Письмена на снегу.
«Когда подлинная доблесть проявлена, предназначение воина выполнено полностью и слова замирают на
устах»
– Ты ведь не бросишь меня там одну?
– Доставала я Дакки одним и тем же вопросом на протяжении всего пути. Отверженный покосился на меня и перекинул лабрис из одной руки в другую.