Игры с Вечностью

И вот, его подобрал отец Флориан, отмыл, выходил и накормил. И еще много чего рассказал и пояснил об этой жизни. Он сказал, что все дается свыше, что все происходит по велению Всевышнего, и каждый несет крест по своим плечам, ношу по силам. Он часто и помногу говорил с маленьким Викторио, и тот много теперь знал. Он теперь знал смысл жизни: она - ничто; все, что имеет значение - только спасение души. Догматы католической церкви вошли как гвозди в голову к маленькому мальчику, прочно, раз и навсегда. С детства Флориан приучал Викторио жить правильно - скромно, в труде, молитвах и укрощении плоти. Весь мир зло, а добро будет только потом, после смерти, и к этой мысли пора привыкать с детства. Флориан, как истый инквизитор, которым он был в молодости, ненавидел женщин. Он, быть может, и продолжил бы заниматься дознанием ведьм, но уже стал стар для этого, и отошел от дел, обосновавшись в родной для себя Флоренции. Он не раз говорил Викторио: женщины - зло, вместилище порока, и приводил примеры из Священного писания, которое после трактовки его хитрыми доминиканцами, подтверждало слова настоятеля. Викторио верил искренне, что это так, потому что примером для подражания и незыблемым авторитетом для него был Флориан, и раз тот что-то говорил, значит, так оно и было.

И вдруг Викторио, который успешно до того боролся с позывами плоти и с грешными мыслями, угораздило влюбиться. Что же сказал бы отец Флориан на это? Да проклял бы, не иначе. Не зря же он говорил, что верный пример из жизни на тему верности женщины - мать Викторио, которая была публичной девкой, и бросила его маленьким, обрекая на голод. Викторио про мать сам, конечно же, ничего не помнил, но раз отец Флориан это говорил... И вот, Викторио предал идеалы и влюбился. В женщину, которой он даже не знал. Горе, грех, смерть души. Что же теперь будет? Это какое-то дьявольское наваждение. Она его даже во сне преследует. Когда она ему снится, они занимаются с ней таким... тьфу! Это дьявол его искушает, не иначе. Хотя, зло ведь не может переступить порог церкви, так как это святое место, а он встретил ее именно здесь. Но это не важно, он просто знает, что это зло и точка. Но как она красива, сколько очарования в этой зрелой женщине. Кто бы только знал. Она ему напоминала какую-то святую. Может, видел ее на фресках, просто не может вспомнить? Ей было лет тридцать пять, грациозная, статная фигура в неизменно темных тонах платьев, с легкой вуалью на шляпке, она была не иначе как знатной дамой. Раз приходила в эту церковь, значит либо жила неподалеку, либо что-то ей здесь было нужно, или какие-то воспоминания связывали прошлое с этим местом. Он даже не знал ее имени. Сам Викторио жил в монастыре неподалеку, а здесь вел службы отец Флориан, и монах прислуживал во время их проведения. Викторио здесь и увидел эту госпожу месяц назад, и с тех пор очарован.

Сегодня Викторио собирал в городе милостыню для нищих, которых по распоряжению отца-настоятеля каждое утро кормили, запуская во двор монастыря, и собрав нужное количество денег в торбу, по пути в монастырь, он решил зайти сюда, помолиться в уединении. Был будний день, народу в этой церкви бывало много только по воскресеньям и церковным праздникам. В остальное время она обычно стояла пустая. Как и сейчас. Монаху никто не мешал, и он каялся, каялся и молился. Он уже не мог сдерживать в сердце поток чувств, ему было необходимо поделиться ими с кем-нибудь, иначе он сойдет с ума от переполнявшей его любви. Сердце и разум боролись как лев с драконом, не зная, чей верх возьмет. Он устал от этой борьбы. Ох, не знал мальчик мудрых слов Омара Хайяма, который жил задолго до того, да и пожалуй, в другом мире:

Ад и рай в небесах, утверждают ханжи,

Я, в себя заглянув, убедился во лжи.

Ад и рай - не круги во дворце мирозданья,

Ад и рай, - это две половинки души.

Вот так и мальчик искал добро и зло, не зная, что все в нем. Чувствуя, что сходит с ума, преследуемый прекрасным образом и днем и ночью, он готов был умереть, лишь бы не мучаться так больше. И вот, доведенный до предела, и разрывающийся между любовью и долгом перед отцом Флорианом с фанатичной верой в недобросовестность женщин, Викторио молился здесь.

Его уединение прервало шуршание шелка. Викторио обернулся, и увидел ее, ту, которую он так любил и ненавидел. Первым желанием или мыслью было кинуться прочь, спастись бегством от этого искушения, но тело не слушалось, и он заворожено смотрел как она плавно и грациозно идет к нему. Она обратила внимание на монашка, который в слезах молился перед распятием. Что-то в нем показалось ей знакомым, как будто она раньше уже видела его. Просто давно. Она тоже залюбовалась им, как и он ей. Анне Доменико показалось, что он излучает свет, настолько белым казалось его лицо в этом полумраке, который годами, как туман, копился здесь. Она застыла в пяти метрах от мальчика, тоже молча, не нарушая его правил, и боясь спугнуть момент. Она сама не ожидала, что так когда-либо отреагирует на мужчину, так как была хоть и темпераментна, но очень умела в плане сдерживания своих чувств. Жизнь научила ее быть сильной и уверенной в себе, и мужчин она изучила очень хорошо за годы общения с ними. Она привыкла видеть мужчин напыщенными, наглыми и дерзкими, остроумными и сильными, но только до тех пор, пока они не встречают противника сильнее себя. Тогда, как она заметила, большинство ломается, и подстраивается под чужие правила. Ох, и натерпелась же она от этих представителей сильного пола, эмоций через край хватит.

Анна открыла свою жизнь в пятнадцать лет, когда ее, воспитывающуюся в строгости, дочь золотых дел мастера, мачеха выдала замуж. Это случилось после смерти отца, который простудился холодными февральскими ветрами, частыми в этом месяце. С детства отец следил за поведением дочери, воспитывал ее в строгости, богобоязненности и благочестии. С помощью библии он отгораживал Анну от свободных флорентийских нравов, которые его, выходца из Брабанта, просто ужасали. То, что творилось в темное время суток на улицах и за стенами многочисленных палаццо, он знал очень хорошо от своей новой жены Беллы. Что заставило его переехать в Италию и покинуть родные земли? Согласен, фламандцы, как и их ближайшие родственники, голландцы, были (и остаются) истыми патриотами своей земли и покидают ее очень редко. Но у него была маленькая трехлетняя дочь, и он отлично понимал, что кроме него она никому не нужна во всем мире, и с его смертью не проживет и дня. Многострадальные нидерландские земли уже много десятков лет терзали войны, и края им не было видно. До того, как в 1556 году к власти не пришли испанские Габсбурги, жилось неплохо, и не смотря на все конфликты между семнадцатью частями Нидерландов, где в каждой провинции господствовал свой граф или герцог, процветала торговля и цеха. Но это прекратилось в одночасье, и жителям цветущей страны показалось, что тучи сгустились над ними, и солнце исчезло совсем с приходом захватчиков. Началась гражданская война, переросшая в Буржуазную революцию, длившуюся долгих сорок три года. Это было одно и тоже, просто названия историки дают разные. Смысл был один - семь казней египетских обрушились на эти земли, и всадники апокалипсиса, говорящие на чистейшем кастильском наречии, вторглись на их земли. С первыми ветрами надвигающейся Буржуазной революции Карл Зондаг, отец Анны, и начал поглядывать в сторону юга, где царил мир. Он знал, что золотых дел мастера нужны в любой стране мира, а голландские мастера славятся на всю Европу, уступая только флорентийским. Когда Брюссель, как и многие другие города Брабанта, Фландрии и Голландии захлестнуло Иконоборческое восстание 1566 года, с которого, в сущности, и началась война за независимость, названная революцией, он сбежал из страны. В суматохе, в которой кальвинисты громили католические монастыри и церкви, исчезали тысячи людей, дела до этого не было никому, и поэтому никто не заметил путника с маленькой дочерью на руках. Близких у Карла не было, и он никого и ничего не оставлял позади, кроме дома и мастерской. Он уже не увидел ужасов, которые опустошили страну за считанные месяцы. Этим ужасом был один человек, позвав которого для решения проблем с недовольными, Филипп II Габсбург, дал власть в руки демона. Альварес де Толедо, герцог Альба. Так его звали. В 1567 году его назначили правителем Нидерландов, и понеслось. Запылали города, людей топили заживо или сжигали в их же домах. То, как он расправлялся с восстанием, напоминало действия Ивана Грозного в Новгороде в январе 1570, но если Грозный утопил в Волхове не больше пятидесяти тысяч, то Альба перещеголял его на голову. По своей жестокости он мог сравниться, пожалуй что с самим Торквемадой, который к тому времени ровно семьдесят лет кормил червей. Но это к Анне уже не относилось, и Карл постарался забыть свою северную родину, хотя его сердце разрывала тоска и ностальгия по ней.

Белла. Мачеха. Она появилась в жизни Карла почти сразу по приезду в город, когда он только искал помещение под мастерскую. Чтобы его не ограбили по пути, он переодевался нищим, и так добрался до Италии беспрепятственно, в лохмотьях и с посохом. Люди верили его окладистой седеющей бороде. Родная мать Анны умерла от чумы, когда дочери был год, и Карл хотел, чтобы Белла заменила дочери ее. Белла прикидывалась любящей и нежной, зная, что от нее этого ждут, но ненавидела падчерицу как могла. Деньги Карла. Вот что ее интересовало, и только. Она была молода, разница с мужем в тридцать лет обещала хорошее наследство в будущем. Денте любил новую жену, а она умело и хитро наставляла ему рога в течение всей совместной жизни. Но все это так, лирика. Главным было после смерти мужа избавиться и от дочери, чтобы полностью наследовать состояние усопшего. Пусть и не громадные деньги, но их хватит до конца дней на безбедную жизнь. Выход был не сложен. Анна подрастала очень красивой девушкой, обещая в будущем стать только краше. Белла стала выходить с падчерицей в город, что прежде запрещал отец, и появились поклонники, которые от белокурой девушки не могли отвести глаз. Выбор был широк, и Белла остановила свой взгляд на Сандро, сыне богатого винодела, почетного гражданина. Сандро был не особо далек умом, но деньги и связи отца, любовницей которого была мачеха Анны, сглаживали этот недостаток. Да и ей какое дело, каков муж? Не Белле же с ним жить.

Выждав положенное количество времени, пока длился траур по Карлу, Белла выдала падчерицу за Сандро. Больше они с ней не виделись, чему Анна была искренне рада. Муж любил ее, но это грубое создание не раз поднимало на жену руку по любому пустяку. Анна мужа не любила, хотя и родила ему троих сыновей. Ох, и натерпелась же она от него. Он гулял, позоря ее и себя, пил и играл. Единственным нормальным человеком из круга общения был свекор, отец Сандро. Анна одно время была с ним близка, и подозревала, что средний сын не от Сандро, а от его отца. Но это было давно. Теперь ни свекра, ни привязанности к нему не было в живых. Замужество дало Анне выход в свет Флоренции, так как свободные граждане этого города не были дворянами, и степень их знатности определялась только количеством денег в кошельке, заслугами перед городом, а так же связями, и дружбой с герцогами Медичи, правящими этой красивейшей жемчужиной Италии. И с тех пор Анна изучала эту жизнь, смотрела на козни людей, их подлость, лживость, жестокость и разврат. Весь этот котел пороков кипел в высших сферах Флоренции как уха у солдатского бивуака. Город, в котором выше всего ценилась красота и искусство, открылся для Анны Доменико во всей красе. За всеми пороками он был великолепен и бесподобен, и она влюбилась в него и его жителей, которые, конечно же, далеко не все плели интриги и искали выгоду. Да, пусть и были развратны и свободны в нравах, но что ж теперь, сжигать их всех на костре?

Анна и сама не заметила, как из благочестивой девушки, для которой грех был страшен как ладан для черта, постепенно превратилась в истинную флорентийку, которая на эти вещи смотрит не так строго, и закрывает глаза на свои и чужие ошибки. Жизнь одна, и пока ты молод, нужно ей наслаждаться. Что на это сказал бы отец? Она знает, но отец умер, а она жива, и не стоит об этом. Невозможно оставаться монахом в вертепе, и двадцать лет жизни в высшем свете оставили свои следы, заставив мутировать ее принципы в более удобоваримые для Италии. Отец вырос в кальвинистской стране, где строгость воспитания была незыблема, грехи неизменно вели в ад, а люди прятали страсть и похоть глубоко в душе. Здесь, под ласковым солнцем Средиземноморья, люди не были ханжами, не прятали взгляда, когда накатывало желание, и честно как любили, так и ненавидели, не прикрываясь благочестием. Да и возможно ли поверить, что где-то есть ад, и тебе не простят грехи, когда ты живешь в раю, пусть и на земле? Стоит только пройти по необычайно широким для средневековья улицам Флоренции, посмотреть на высокие белые дворцы и красивейшие церкви и соборы, поднять голову к лазурному небу, и ты сразу это понимаешь. Этот город разошелся по всему миру славой своих имен - Боттичелли, Микеланджело, Донателло, Мазаччо, Да Винчи, Верроккьо, Рафаэля, Брунеллески, Бенвенуто Челлини и многих других, которые не всегда были гражданами Флоренции, но работали здесь и украшали ее своими произведениями, создавая колорит и характер. Само Возрождение пошло отсюда. Здесь ценили красоту, и все знали Анну Доменико, одну из самых красивых женщин Флоренции. Не знал ее имени только Викторио, застывший под ее взглядом.

Ну почему же он казался Анне таким знакомым? Она готова была поклясться, что видела его раньше, но она не знала только, где. Красив. Но он монах, а она ненавидела монахов, потому как считала их лживыми и тайно порочными, что хуже, чем открыто греховные люди. Эта нелюбовь шла на подсознательном уровне, с самого детства, и даже строгий отец с этим не мог ничего поделать. Но этот монах ей нравился, привлекал ее, не вызывая брезгливости. Она не могла не заговорить с ним, сил бороться с искушением не было. Ей вдруг страшно захотелось узнать о нем как можно больше, и попытаться разобраться в себе, отчего же ее так магнитит к нему. Красивых юнцов во Флоренции хватало с избытком, были намного симпатичнее его, да и знатнее. А ей понравился именно этот. Почему?

– Я помешала твоей молитве?
– наконец нарушила молчание она. При этих словах она немного прикрыла красивые, карие миндалевидные глаза, и чуть приоткрыла чувственные, пухловатые губы, отчего у Викторио пробежали по телу мурашки, и тепло разлилось в груди.

– Нет, сеньора, то есть, да. Немного.
– Викторио и сам не заметил, как покраснел и сказал это дрогнувшим голосом. Язык начал заплетаться. Анна, конечно же, увидела его смущение, но причин ему не нашла, думая, что это вызвано исключительно ее неожиданным появлением, которое испугало монаха.