Игры с Вечностью

– Нет, вряд ли он хотел бы смерти ему.
– Викторио кивнул.

– Так что мальчик, как я думаю, не грешит воровством.
– Анна расправила складку на платье.
– Он только выживает. Поэтому не все является грехом, и что есть грех решать Создателю, а не нам. А теперь о женщинах. Скажи, разве ненависть угодна Всевышнему?

– Нет, конечно.

– Разве он не говорил, чтобы мы не судили никого? Как там? Не судите, и не судимы будете. Говорил?

– Так написано в писании...
– Кивнул он.

– Так почему же вы, монахи ненавидите женщин? Разве вы не грешите этим? Разве вам дана свобода судить? Ненависть неугодна Ему, значит, вы совершаете ошибку, поддаваясь исключительно вашим внутренним чувствам. Мы все его творения, и как он может, по-твоему, отдавать кому-то предпочтения? Или женщинам рай закрыт?

– Не закрыт.
– Он смутился.

– Тогда о чем речь? Пойми, что монахи ненавидят нас, потому что желают. Мы для вас искушение, но не от добра или зла, а от природы. И когда вы не можете бороться с искушением, вы начинаете в бессилии ненавидеть нас. Вы грешите ложью и клеветой, спихивая все на писание, подстраивая его под себя. А если так, то благочестивей вы открыто порочных? Они грешат только похотью, а вы той же похотью, только скрытой, и еще клеветой вдобавок. Как тебе это?

– Я не знаю. Я запутался уже.
– Викторио честно смотрел на нее.

– Тогда о жизни. Она нам дана, чтобы мы "плодились и размножались", насколько я помню. Но это только ширма. Она дается нам, извини за каламбур, чтобы мы Жили, а не существовали. Ты понимаешь разницу этих слов?

– Да, я понимаю. Не объясняй.

– А жить можно только в гармонии с собой, и для себя. Нет, само собой, ради наших детей мы идем на все, но не нужно забывать и о себе, ведь эта жизнь одна, и других не будет. Разве не стоит прожить ее так, что будет потом приятно вспоминать? Что мы оставляем после себя на этой земле?

– Ну, вы, миряне, потомство. Деньги и что-то подобное я не беру в расчет.

– И правильно делаешь. Да, детей. Потомство. Но мы не должны жить только ради них. Все наши отпрыски, и сыновья и дочери предают нас, по сути, когда женятся. Они устраивают свою жизнь, забывая про нас, тем самым. Отплачивают нам так за любовь и доброту на протяжении многих лет, за самопожертвование, то, что мы забывали о себе ради их блага. Спроси у любого, кто ему дороже, его родители или его дети? Кто-то промолчит, кто-то поменяет тему, и лишь часть честно заявит: дети. И они будут выращивать детей, чтобы те, в будущем так же предали их и устроили свою жизнь. Разве нет?..
– Но монах молчал, опустив взгляд, и Анна продолжила.
– Что получается? Как только дите уходит из дому, оно уже не принадлежит нам, а лучшие годы, потраченные на него, не возвратишь ведь. С появлением семьи человек приходит к родителям все реже и реже, чтобы потом, когда они уже старики, заглядывать раз в месяц, спросить как дела и убежать. Разве нет? Это не предательство? Поэтому нужно жить не ради кого-то, а ради себя. И нам дана эта жизнь, нам самим, чтобы мы ее строили и решали что для нас лучше, а что хуже. Вот она, правда. А ты, - Она протянула руку, схватив Викторио за затылок, и притянув к себе чисто мужским жестом.
– Живешь ради отца настоятеля и монашеской братии. Ты предал себя, свою суть. Вот он грех, а не твоя чистая и платоническая любовь. Понял?

– Понял.
– Викторио уже не сопротивлялся ее словам, не возражал. С его глаз неожиданно упали шоры, которые висели там долгие годы.
– Ты так правильно говоришь...

– Тебе всего семнадцать и ты еще не закостенел в своих взглядах, только поэтому я смогла достучаться до тебя. Будь ты старше лет на десять, ты бы не воспринял меня и проклял как еретичку, потащив на костер.
– Но она не знала, что смогла его переубедить только потому, что он любил ее всем сердцем. Без этого он бы и слушать ее не стал.

– Но как мне теперь жить?
– Викторио с надеждой и отчаянием посмотрел на нее тогда.
– Ты же поломала все, во что я верил и ради чего жил. Я же теперь не смогу пойти в монастырь и проводить часы в молитве... Мне это кажется бессмысленным теперь. Как мне жить? Ради чего?

В его голосе не было укора, это был только вопрос. Может, к самому себе, а может и к ней, как к самой умной из всех, с кем он разговаривал когда-либо. В эту минуту он показался Анне настолько соблазнительным, что у нее перехватило дыхание, и голова закружилась. Она притянула его к себе и нежно поцеловала. Он ответил на поцелуй, не размышляя и не сомневаясь в своих действиях. Он просто хотел этого, хотел ее. Это, конечно же, был первый поцелуй в его жизни, пылкий и неумелый одновременно. Длился он недолго, и она потом мягко отстранила его от себя.

– Теперь ты знаешь, зачем жить? Пойми, в жизни есть много другого помимо молитвы и труда. Живи ради радости, не стоит проводить эту жизнь в монастыре.

– Да, теперь все выглядит намного проще.
– Он, как ни старался, не мог успокоить бешено бьющееся сердце, и страстно смотрел на Анну.

– Так что, будешь знакомиться со своей любовью?
– Она засмеялась, чисто и звонко. Доменико поняла после поцелуя кто его дама сердца.
– Меня Анна зовут. Анна.

– Анна!
– повторил он в прострации. Она разгадала его. Как быть?

– Не бойся своих чувств.
– Она нежно посмотрела на него.
– Женщине всегда приятно слышать признание того, что ее любят. Значит, она достойна любви и для кого-то самая лучшая и единственная, счастье чьей-то жизни. Это стоит дорогого. А если какая-то женщина это не понимает, значит, она недостойна твоих чувств, и это не настоящая дочь Евы. Забудь ее в таком случае. Если даже женщина и не ответит на твои чувства, то постарается, если она умна, приблизить тебя к себе, потому что влюбленные на дороге не валяются и они самые преданные на свете люди, которым стоит доверять. Это тоже дорогого стоит. Понимаешь?

– Понимаю.
– На лице Викторио играла улыбка, столь редкая для него. Она впервые за весь разговор осветила его, и Анна залюбовалась на это.

– Человек, который любил когда-либо, знает, что это такое, и постарается оградить другого от боли. Поэтому отказ будет мягок, а не резок.

– Анна, я вас люблю. Это так. А вы?
– Задал Викторио наивный вопрос.

– Я тебя еще не знаю, и ответить тебе не могу. Кто знает? Нужно время. То, что ты мне симпатичен, я могу сказать прямо сейчас. И еще.
– Она добавила после короткой паузы.
– Ты почему-то дорог мне, и кажешься родным. У меня ощущение, что я знаю тебя уже не одну сотню лет. Что из этого выйдет, я не знаю. Только дай мне время.

– Как мне быть?
– Викторио опечалился.
– Куда теперь идти? В монастырь я не хочу возвращаться.

– Все просто. У меня дома вчера уволился слуга. Он переезжает в Сиену, где ему оставили в наследство какое-то маленькое состояние и дом. Так вот, приходи завтра утром ко мне. Я живу на Виа Дель Корсо, дом с зелеными дверями на квартале перед рыночной площадью. Я тебя приму на службу. Будешь жить у меня, у нас будет куда больше времени, чем сейчас.
– Она загадочно сверкнула глазами.
– Ты согласен?

– Согласен.
– Живо воскликнул он.
– Но меня будут искать...

– Кто? Настоятель? Да нужен ты ему.
– Анна посмотрела на юношу.
– У нас инквизиция почти не имеет силы, и доминиканцы не у руля власти. Тебе ничего не грозит, даже если найдут тебя. Мое семейство в большой дружбе с Медичи. Герцоги Тосканские сильнее твоих монастырских отцов. Знай это. У нас свободная республика. Забудь монастырь, да и Флоренция настолько большая, что возможности столкнуться со знакомыми почти нет. Будешь меньше на улицу выходить, знаешь, где ходят твои братья?