Игры с Вечностью

– Не может быть, мы же живем только раз...

– А ты забудь то, что тебе вдалбливали в голову с детства, и на секунду отрешись от этого. Может, это правда? Откуда тогда мы так близки друг другу, едва только познакомились?
– Она налила ему еще бокал. У монаха, который никогда не пил, в голове уже немного зашумело от кагора.

– Может, и правда.
– Он выпил.
– А если это так, то, может, мы еще и в будущем встретимся?

– Может быть. А как мы друг друга узнаем?
– Она задумчиво наклонила голову набок, переведя взгляд на букет роз в углу комнаты.

Он проследил за ее взглядом, и, не задумываясь, произнес:

– ...калье роса.

– Откуда это?
– Она посмотрела на него.
– С чего ты так сказал?

– Не знаю.
– Он растерянно улыбнулся.
– Это было первое, что пришло мне на ум.

– Когда мой отец был всего лишь подмастерьем, он работал у испанца родом из Севильи. Они провели вместе много вечеров за работой, и старый мастер любил рассказывать о своей родине и о городе, в котором родился. В Севилье так раньше называлась одна из улиц, на которой жили мастера и торговцы самого различного профиля. Она была очень длинная и красивая. Я не знаю, может она и сейчас там есть, не важно. Свое название она получила от большого камня в начале улицы, на котором было изображение бутона розы, высеченное чьей-то умелой рукой в древности. Там была еще надпись на неизвестном языке, и у влюбленных был обычай складывать цветы возле того камня. По преданию, тогда никто и никогда не мог их разлучить. Инквизиция повелела утопить тот камень в реке, увидев в этом обычае что-то языческое. Но ту улицу так и продолжали называть: Калье Роса, что в переводе означает просто "Улица Розы". Я уже забыла рассказы отца об Испании и Севилье, но эту легенду помню. Но откуда тебе это пришло на ум?

– Анна загадочно посмотрела на Викторио.

– Не знаю. Может быть, твой астролог не такой уж и еретик.
– Он пожал плечами.
– Может я жил там когда-то давно?

– Может.
– Анна прижалась к нему.
– Что же, пусть будет Калье Роса. Я тебя непременно узнаю, и через тысячу лет. Клянусь.

– Я тоже.
– Он погладил ее спину. Вино брало верх над скованностью, и он страстно поцеловал ее. Она не менее страстно ответила, и через минуту в зале их уже не было.

Так понеслись дни и ночи, и ничего больше не имело значения, кроме их встреч в домике посреди фруктового сада. Днем серость, будничность и работа для Викторио, скука и однообразие для Анны, но все обрывалось с покровом ночи. Они срывались в домик при первой удобной возможности, как только муж Анны уезжал по делам, или уходил в загул. И в том, и в другом случае, его не бывало дома по двое - трое суток, что вполне устраивало жену. Вскоре Анна поняла, что не представляет своей жизни без Викторио. К тому времени прошел всего месяц с ночи в домике, когда они были впервые близки. Ее не раз посещало ощущение дежавю при совместных вечерах с Викторио, и она понимала, что их знакомство все-таки не случайно, обещая продолжение в будущем. Она успела привыкнуть к нему, привязаться. Ей нравилось в нем все - от веселого характера до пылкости во всем. Что еще? Это было смешение чувств, от материнской нежности до страсти последней любви. Последней? Вся ирония в том, что Анна прекрасно понимала: эта любовь первая настоящая в ее жизни. Смешно и грустно полюбить впервые в тридцать пять лет. Поистине - любовь это вирус, и у Анны иммунитета против нее не было. Поэтому следовало ожидать осложнений. Да, первоначально она ко всему подходила как к мелкой интрижке, думая, что, утолив свою страсть, ее разум успокоится, но все оказалось куда серьезней и с каждой новой встречей ее чувства только усиливались. А что Викторио? Он был неизменен в своих чувствах, и их глубина день ото дня только усиливалась. Так всегда бывает, когда платоническая, еще немного детская любовь перерастает в настоящий накал страстей, во взрослое пылкое и безжалостное чувство, неразделимое с постелью. Такая любовь, какая была у него, не горит, а пылает, не греет, а сжигает дотла. В ее огне пропадает все, как в печи крематория. Слава Богу, что такая сильная любовь бывает нечасто, иначе весь мир походил бы на одну большую психиатрическую больницу, в которой все были бы счастливы, но безумны. Глупо так любить: ты не видишь жизни без этого человека, потому что вне встреч с объектом любви ты не живешь, а существуешь, а наедине перестаешь быть личностью, подавляясь влиянием. Но тогда на их счастье никто никого не думал подавлять, подчинять или использовать. Безумие было обоюдным, и они ловили свои крупицы счастья зимними холодными ночами. Анну, кстати, очаровывали перемены, произошедшие с ее возлюбленным. Он стал смелее, мужественней, в нем проснулся природный темперамент. Так бывает, когда недавний мальчишка становится мужчиной. Главное, он ее обожал.

Итак, прошел месяц. В одну из ночей, когда по голым веткам сада скользила снежной ватой вьюга, они лежали, отдыхая, наслаждаясь теплом от печки. Викторио повернул голову к Анне, и задумчиво произнес:

– Что же с нами-то дальше будет?

Анна вздохнула, глубоко и печально. Она и сама понимала, что подобный разговор уже давно должен был произойти, накипело. Попытки его завести уже были, не целенаправленно, просто к этой мысли приводила тема разговоров, и тогда Анна глушила подобное на корню. Она просто сама боялась думать: "А что же дальше?". Это было очень странно для взрослой женщины, живущей до того исключительно разумом, а не чувствами, но это было так. А что же дальше-то? Она понимала, что ничего хорошего. Вроде все было просто, если бы не чувства. У большинства богатых и знаменитых флорентиек были молодые красивые любовники, и иногда даже мужья, зная об этом, закрывали глаза, потому что сами были не без греха. С виду крепкие и мирные семьи вмещали в себя такие страсти и пороки, что инквизиторы могли только мечтать об их телах. Но все знали одну простую истину - любовники долго не задерживались. Дамы, натешившись за пару месяцев, благополучно их бросали и заводили новых. Это было правило, и именно поэтому мужья могли спокойно относиться к своим подозрениям. В случае Анны так просто не могло закончиться. Она лучше бы лишилась своей души, чем Викторио. В этом и заключалась загвоздка. И потому задумываться о будущем ей не хотелось. Как же не повезло ей в том, что Викторио не родился в богатой и влиятельной семье. Тогда муж ничего не смог бы сделать в случае чего, и долгая связь не считалась бы грехом в глазах остальных. Впервые в жизни ей приходилось задумываться, что она мать троих детей, и скандал навредит сыновьям. Они были от нелюбимого мужчины, но это были ее дети, и она желала им только хорошего. Поэтому ее интересовало мнение окружающих. Почему она не родилась простой прачкой? Это было бы замечательно. Все было бы проще, главное, чтобы с ней рядом находился Викторио.

– Я не знаю милый, что же с нами будет.
– Она перевернулась на живот и легла ему на грудь.
– Я не знаю.

– Я люблю тебя и не представляю жизни без наших свиданий. Я понимаю, что ты рискуешь всем, когда вот так, со мной. Но ничего поделать не могу. Отказаться от тебя я не в силах. Это сильнее.

– Я знаю. Но я - ладно. Ты понимаешь, чем ты рискуешь?

– Понимаю. В случае чего моим делом напрямую займется святой суд инквизиции, как клятвопреступником. Я на костре гореть не буду. Скорее всего, это будет казнь на дыбе, но не прилюдно, а в каком-нибудь подвале. Ну, а если захотят устроить показную смерть, то повесят на площади, чтобы потом даже на кладбище не хоронить, не отпевать и не служить панихиды.

– Ты так спокойно об этом говоришь.

– Анна удивилась.
– Не пугает тебя судьба?

– Смерть? Нет. Муки ада? Да. Боль пыток? Пугает. Но это все не важно, если тебя не будет рядом - это только избавление от мук сердца. Я, быть может, говорю слишком напыщенно, но я верю своим словам, и говорю как есть на душе. Главное, чтобы ты была рядом. Ты, я уверен, знаешь, чем тебе это грозит.

– Знаю. Но не инквизицией. Герцоги Тосканские хорошие хозяева, и богатых флорентийцев в обиду не дают церковникам.

– Хоть это хорошо. Рано или поздно, не смотря на то, что мы с тобой умело конспирируемся, все станет явным. Кто-то что-то заметит, заподозрит и проверит. Да и твоему мужу кто-то может доложить, что мы часто бываем в отлучке в одно и то же время.

– Мне нечего возразить. У нас с тобой как функция самоуничтожения включилась, и отменить это мы не можем. Да, можно что-то придумать. Отлучаться в разное время, и сократить количество встреч; мне подкупить молчание слуг; отравить мужа, в конце-то концов...
– она грустно улыбнулась этой мысли.
– Но это все не вариант. Слуги, подстегиваемые алчностью, почуяв деньги, тем вернее доложат мужу в надежде получить куш. Травить мужа я не хочу. Да и ни я, ни ты, не согласимся сократить количество встреч, чего бы это не стоило. Разве нет?

– Конечно. Мне и ночи с тобой мало, и разлука будет похуже дыбы.

– И я так считаю. И поэтому мы ничего придумать не сможем. Ты веришь в судьбу?

– Я не знаю.
– Викторио стушевался. - А что это подразумевает?

– Вера в предопределенность всего происходящего. Чему быть, того не миновать, как говорит поговорка.

– Верю. Я не знаю, это противоречит догмам или нет, но верю.

– И я верю. Если нам суждено с тобой пропасть, то мы пропадем. И наоборот.

Викторио глубоко вздохнул. Ему нечего было добавить.

– Не грусти и не думай о том, что будет.
– На ее глазах выступили слезы.
– Понимаешь, я всю жизнь что-то рассчитывала. Сопоставляла и анализировала. Просчитывала варианты. Я устала от этого. Так жить невозможно. И тут ты. Ну откуда ты взялся на мою голову? Мое счастье и мое горе. Моя любовь. Я уже стала раздумывать о том, что моя молодость почти что прошла, и тут ты даришь то, чего у меня никогда не было. Я люблю впервые. И так никогда не полюбить больше. Я много думала о своих чувствах, и я в них уверена. Как и в твоих. Впервые в жизни я не хочу ни о чем думать, я хочу просто быть любима и любить. Наслаждайся тем, что есть. Толку размышлять, если будущего не изменить. Что сделано, то сделано. Что бы не случилось, я рада, что ты у меня есть. Спасибо тебе за это. После этого и умирать не страшно.
– Она заплакала.
– Вся моя жизнь была серостью и никчемным убийством времени. А теперь я живу. Так это не стоит разве любой расплаты? Платить за все надо, это истина. Так что не отравляй меня вопросами о будущем, и забудь об этом. Потом - это потом. А сейчас - это сейчас. Хорошо?

– Хорошо. Спасибо и тебе за все.
– Он поцеловал ее.
– Ты моя жизнь.

– Я знаю. Жаль потерянного времени. Несвоевременно нас судьба свела. Если бы я тебя встретила раньше - столько бы времени мы выиграли. Ты знаешь, - она на секунду прервалась, обдумывая.
– Такое неправильно говорить, но я ждала тебя всю жизнь.

– Я люблю тебя.
– Он зарылся в ее волосы.
– И не будем больше думать. Ни о чем. Будем просто жить.

Просто жить. Хорошие слова. Но мы предполагаем, а Бог располагает. Муж Анны, хоть и был дураком, тем не менее, с годами стал немного внимательней, чем в молодости, и много из увиденного им на своем пути пошло на пользу жизненному опыту. То, что его жена стала просто порхать, как бы она не пыталась это скрыть, он заметил почти сразу. Не стоит много думать, чтобы понять причину. Женщина, которая ни с того, ни с сего становится счастливой, либо влюбляется, либо заводит хорошего любовника. И то и другое для собственника было одинаково мучительно. Он ведь в отличие от тех мужей, которые закрывали на измену жены глаза, любил ее. Но Сандро был трусом. Ой, каким еще трусом. Он не однажды поднимал руку на жену, потому что ловил в себе страх перед ней и осознавал свое ничтожество по сравнению с ее интеллектом. Его это начинало бесить, он нервничал, и чтобы его хоть немного отпустило, бил супругу. Но это было раньше. Когда сыновья немного подросли, он прекратил ссоры с женой, чтобы дети все же уважали мать, и в его отсутствие не распоясались. Так он думал. Мысли о том, что дети понимают все почти с рождения, у него не промелькнуло. Но сыновья на счастье Анны пошли разумом в нее, и понимали, что мать обижают ни за что, поэтому приняли ее сторону. Благодаря тому, что их дом был огромен, Сандро не сразу удалось узнать об отлучках жены, которая благополучно миновала всех слуг при ночных уходах. Но, как всегда - кто-то что-то, да и заметил. Это произошло примерно в начале марта, когда Анна с Викторио были в связи около двух месяцев, и эта новость только превратила подозрения в уверенность. Теперь оставалось искать, кто любовник. Сандро перестал спать ночами, изводя себя разными мыслями и догадками, но ничего не смог добиться. Наконец его осенила мысль: надо проследить за женой. Он этого раньше никогда не делал, но все бывает впервые.

Сандро, не долго думая, как обычно, предупредил супругу, что его не будет ночью. Он рассказал о переговорах с поставщиками, что в переводе обозначало таверны и девок. Анна это прекрасно понимала. Сандро, конечно же, никуда не отправился, а притаился недалеко от входа в дом. В одиннадцать Анна вышла из дома, и муж, кутаясь в черную накидку, тенью пошел за ней, соблюдая расстояние и осторожность. Он это проделал не хуже любого шпиона, только из-за личной заинтересованности. Путь до Санта-Кроче был не так уж и долог, и Сандро, проводив Анну до порога дома, сам растянулся на куче опавшей еще осенью листвы, недалеко от входа. Через некоторое время на дороге появился одинокий путник, который шел напрямую к двери дома. Когда гость заходил, Сандро видел его нечетко, немного сбоку, но лицо все же показалось знакомым. Винодел решил не сходить с этого места, пока не докопается до истины, и ждать утра, чтобы тогда проследить за любовником. Так и получилось, и когда соперник привел мужа к порогу собственного дома, Сандро очень удивился, лишившись дара речи. И тогда шпион понял, кто же это. Кроме нового молодого слуги, никто больше из жителей дома Доменико не подходил на эту роль, да и лицо, увиденное в полутьме этой ночью очень походило на Викторио. Слуга с хозяином всегда был почтительным и немногословным, и Сандро никогда не мог бы подумать, что на нем остановится выбор его жены. Он-то думал: какой-то благородный отпрыск или мужчина, а тут простолюдин, да еще и слуга того же дома. Мысли, что Викторио стал слугой только из-за Анны, у ревнивца не возникло. Теперь оставалось только принять решение, что же со всем этим делать.