Игры скучающих купидонов
Шрифт:
— Я так понимаю, что и ты без дела не сидела, — Павел внимательно посмотрел на меня. Мои щеки загорелись, и я закрыла их ладонями. Ну не может девушка не захотеть знать, как ее парень относится к переметнувшейся к отцу подруге, которая так и не ушла из его жизни.
— Давай начистоту, — предложила я. — Ты выкладываешь все о себе, а я о себе.
— Вот уж чего не хотел бы услышать, так это о твоих бывших…
— Нет бывших. И никогда не было. Случилась глупость, о которой я сильно пожалела, — я опустила глаза и вздохнула. — И жалею до сих пор.
Павел поднялся. Я даже вздрогнула от неожиданности.
Он медленно наклонился
А он просто взял меня на руки и понес.
— Я тяжелая, — мои комплексы сами лезли наружу. — А еще вчерашние тортики…
— Я уже носил тебя на руках. Разве ты не помнишь?
— Когда это? — напряглась я.
— Товарис-ч — это я.
— В трико с оттянутыми коленками?!
— А что такого? Я бегал в магазин за солью. Одну хромоногую нужно было покормить. Переодеваться не стал. И вообще, ты, видимо, не понимаешь, что такое спорт-шик. Вот твой Кирюсик понимает.
— Он не мой. А ты, выходит, все это время у соседок жил?
— Нет, жил я в гостинице. У соседок я тебя пас.
Меня посадили на кровать. Я глупо улыбалась.
— Пас?
— Да. Очень сложная задача. Однажды даже чуть не спалился. Ты позвонила, чтобы запустить Лямура, а соседок дома не было. Этот гад неизвестно как на улицу выбрался. Пришлось надеть перчатки Веры Романовны и втянуть кота за ошейник.
Ай да Лямур! Вот и думай после этого, что он простой котик. Ведь всем своим поведением способствовал, чтобы мы с Павлом встретились как можно раньше.
— А почему ты не хотел показываться?
— Я только-только узнал, что девица, что приходит ко мне в снах — это ты. Нужно было время, чтобы в счастье свое поверить.
— Поверил?
— Поверил. Старушки уже съехали, а я все никак не мог затащить тебя в постель. То с подругами дверь пинаешь, то с соседским мальчиком на руках, а то вообще куда-то пропала. Думал, уже не увижу. Торты испек, чтобы на запах заманить. Видишь, сработало.
— Я так много пропустила?
— Много. Теперь наверстывать приходится.
Его пальцы проворно побежали по застежке платья на спине. Это для меня пуговицы из петель с трудом вынимались, а у него они словно забыли о своей основной функции — «запирать и не пущать». Тугой воротник перестал душить.
Я схватилась за платье, когда оно почти покинуло меня, прикрыла им грудь. Металлические пуговицы неприятно холодили тело.
Павел не стал отцеплять каждый мой палец от ткани, быстро снял водолазку и деловито опрокинул меня на спину. Мол, сама разожмешь, когда я тебя зацелую.
— А поговорить?! — я посопротивлялась для виду, но быстро была сломлена. Как пишут в современных любовных романах — мое тело меня предало.
Конец первой части
Часть вторая. Мистическая.
Глава 1. Дела небесной канцелярии
— Встать! Суд идет!
— Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире!
— Прошу садиться. Садитесь, садитесь.
— Спасибо, я постою.
— На суд вызывается купидон-стажер третьего уровня Афлорий Варлиенский!
Стоящий в проходе чиновник, сверившись
с записями в огромной книге, водруженной на постаменте, посмотрел поверх очков на мнущегося у колонны ангела.Афлорий, в силу таланта за год преодолевший путь от шептуна до стрелочника, тяжко вздохнул и, поморщившись, дернул плечами, чтобы растрепавшиеся перья приняли более презентабельный вид. Потом не спеша, боясь оступиться из-за непривычно длинных крыльев, что шлейфом волоклись за ним, двинулся по длинному проходу к столу, за которым сидел глава небесной канцелярии. Нет, речь шла не о том «Самом Главном»: дела проштрафившихся купидонов рассматривались чиновниками Любовного ведомства. Чтобы ангел попался на глаза «Тому Самому», ему нужно было, по крайней мере, посягнуть на Его власть и поднять бунт во главе трехсот соратников.
Это Люцифер обладал пылающим мечом под стать его гордыне, а что мог сделать Афлорий с луком и стрелами, могущими поразить лишь любовью? Сердце «Главного» и так было ею переполнено. Стрелой больше, стрелой меньше, он и не заметил бы.
— А ведь был божественно талантлив! — послышался шепоток слева, где сидели студенты академии Любви, которые приходили на подобные суды, чтобы научиться на чужих ошибках.
«Шептуны!» — скривил лицо Афлорий, который прекрасно помнил, как проходил практику нашептывания с некоторыми из них. Человек и не догадывался, почему вдруг поворачивал голову в сторону хорошенькой женщины и провожал ее долгим взглядом или удивленным присвистом. Мужскую реакцию предугадать невозможно, все зависело от воспитания того, кому купидон-стажер первого уровня шептал: «Глянь, какая идет!».
Тетивики — стажеры второго уровня, усевшиеся с правой стороны от «дороги на плаху», носили с собой только луки и максимум, что могли сделать — тренькнуть тетивой у человеческого уха, насылая на него влюбленность, что весьма точно характеризовалась пословицей «С глаз долой, из сердца вон». Как только причина воздыхания пропадала с горизонта, пульс воздыхателя приходил в норму, и волшебство прекращало свое действие.
«Правильно о них говорят, только и могут, что сотрясать воздух».
Он же, Афлорий, был на голову выше их всех — уже лет семь как ему доверили золотые стрелы и возможность выбора объекта любви. Стрелочники — это вам не шептуны или тетивики. Это уже почти боги любви.
Правда, и ответственности у них гораздо больше: в случае чего всегда виноват стрелочник.
«Где же я допустил оплошность?» — спрашивал себя Афлорий с того самого момента, как почтовый голубь принес неприятную весть, что стажеру следует явиться в небесную канцелярию. Надежда, что его вызвали как свидетеля, растаяла, стоило судье жестом указать на скамью подсудимых.
— Спасибо, я постою.
Афлорий не мог сесть. Он в последние два дня даже спал стоя, что вымотало его вконец. А тут еще суд, где свежие мозги не помешали бы.
«В голове каша. А все ветреная мода. Придумали же, что подметать перьями пол — это круто! Да и само наращивание крыльев оказалось болезненным и обошлось не дешево, теперь минимум полгода придется отрабатывать. Но надо быть в тренде, если хочешь попасть в клуб избранных купидонов, кому поручается устраивать браки королей», — кисло думал Афлорий, наблюдая, как судья натягивает налокотники и обмакивает перо, выдернутое из собственных крыльев, в чернильницу в виде сердца. Писать по-старомодному кровью — удел консервативных чиновников.