Игры скучающих купидонов

— И что ты ответила? — мы еще не сговаривались, и услышать, что Галка определилась без меня, было как-то обидно.

— Сказала, что останусь здесь, в поселке. Сначала нажрусь у твоих родителей, а потом поплетусь к себе и завалюсь в полном одиночестве смотреть телевизор. Слышала? В полном одиночестве.

— Как это так? — мы всегда, еще со времен школы, встречали Новый год вместе. — А я?

— А ты к тому времени будешь согревать постель Замкову.

— Уверена?

— Да.

— Смотри мне…

Утром повела Димку домой. Долго стучала в дверь его квартиры руками-ногами-с помощью изощренных пыток звонком. Не открыли.

Постояла, посмотрела в глаза ребенка, где уже собирались слезы, и вспомнила об одном действенном способе. Он в последнее время всегда срабатывал. Мистика или простое совпадение, но стоило попинать дверь бывших соседок-старушек, как Наташа появлялась на своем пороге.

Сработало и в этот раз.

— Корова, ты откуда? — спросила я, подталкивая Димку в спину. Наташа смущенно поправила сбитые в колтун волосы, собрала на груди, где алели самые настоящие засосы, халат и томно, с придыханием (аж завидки взяли) произнесла:

— От верблюда…

— Верблюд в стойле или уже ушел в пески верблюжью колючку искать?

Игореша вырос за спиной Натальи. Подхватил на руки пацана, обнял смущающуюся жену и мягко так произнес:

— Мы колючки больше не жрем. Мы на сдобу перешли, — стоило ему это произнести, как в подъезде явственно запахло ванилью. Я потянула носом. Нет, показалось. — И никуда больше отсюда не уйдем.

— В однокомнатной останетесь? — изумилась я силе любви мужчины. И на всякий случай поинтересовалась. — А Димку по вечерам мне сплавлять будете?

— Нет. Я дом новый куплю. Сегодня же пойдем выбирать.

— Адрес не забудьте оставить. А то знаю я вас, соседей. Все норовите по-английски съехать.

В аптеке, кроме Кирюсика, никого не было.

— Киса моя! — он распростер объятия. Самое то. И пусть нас опять застукает Светлана.

— Босс, вы же знаете, что мне мужчины не нравятся? А еще не нравится, когда меня ни за что, ни про что увольняют. Хватит испытаний. Лучше расскажите, что там с вашей аллергией.

— Я еще не знаю, какой из компонентов «Любарума» вызвал такую реакцию. В период обострения тесты не делают. Нужно подождать.

— Вы думаете, вас так растарабанило с пяти капель снотворного?

— Какие пять? Я пару ложек хлобыстнул. Кстати, ты куда дела ту бутылку, что стояла в холодильнике?

— Выбросила в пропасть… — я опустила глаза. Врать нехорошо.

— Правильно сделала, — Кирюсик не обратил внимания на сказанное мною, видимо, его мысли были заняты иным. — Я спросил у Светланы, она понятия не имеет ни о какой новинке седативных средств. Неизвестно, кто нам этот «Любарум» подложил.

— И вы мне верите? — воистину, я ступила на белую полосу зебры.

— Да, верю. Здесь есть камера, — Кирюсик указал подбородком на угол, где висела реклама подгузников. Я видела, что логотип компании блестящий, но чтобы за ним скрывался глазок, и подумать не могла. — Пришлось все утро потратить, чтобы найти тот момент, когда Светлана принесла коробку. Выяснилось, что к ней, кроме тебя, никто не прикасался.

— Светлана Сергеевна знает о камере? — я вспомнила о том, что пару раз ковырялась в носу. Черт.

— Никто не знает. И ты никому не расскажешь. В каждой аптеке есть. Я не люблю, когда у меня воруют деньги. Или мошенничают.

Вот это да! Я воочию убедилась, что баба Зоя не натрындела. Кирюсик — истинный бизнесмен. Глаза серьезные, голос строгий. Мороз по коже. Образ капризного, не любящего работать супруга хозяйки аптеки — лишь прикрытие. Они со Светланой Сергеевной стоят друг друга.

— А если тот сумасшедший опять заявится, — мне не стоило спрашивать, о каком сумасшедшем говорит босс, — скажи, что «Любарум» сняли с производства. По причине высокой вероятности аллергических реакций.

— Хорошо, Кирилл Петрович.

Блин, таким он мне нравится больше.

В обед появилась баба Зоя.

— Некогда мне с тобой лясы точить. Мы идем со снохой за подарками для детей. Светлана Сергеевна не поскупилась. За генеральную уборку вдвое больше прежнего заплатила. Дай ей бог здоровья.

— Я только спросить хотела: это вы запустили ко мне домой соседок? Старенькие такие. Сестры.

Баба Зоя недоуменно подняла брови.

— Когда это?

— Ну, я вам ключи оставляла. Помните, когда ногу подвернула на крыльце.

— Ох, я и забыла о твоих ключах, — уборщица чуть ли не с головой зарылась в объемный пакет. Потом нервно вытрясла содержимое на стол. Что-то покатилось и упало на пол. — Вот так всегда, когда торопишься. На, держи.

Ключи громко звякнули, словно радовались, что вернулись к своей хозяйке.

— Так пустили соседок или нет?

— Что ты, милая, как я могу? Да и когда успела бы? Я до нашей аптеки только доковыляла, как Кирюсик отправил меня убираться в одиннадцатую. Бурай у крыльца ждал. А что? Украли чего-нибудь?

— Да. Украли. Надежду.

— Тьфу на тебя!

— Алло! Женька, привет!

— Да, Виктор. Как отдыхается? — больше ехидства в голосе. Пусть знает.

— Какой отдых? Он мне только снится, — вздохнул в трубку Горн.

— Не надо о снах, — я оборвала сменщика. Все еще дулась на него. — Из-за тебя мне приходится работать до десяти. А впереди Новый год, подарки не куплены, елки не наряжены…

— Ну, прости. Клянусь, после новогодних праздников все отработаю. В двойном размере.

— Смотри, я запомню. Чего звонишь-то?

— Совсем забыл сказать, для тебя там коробку принесли.

Я замерла.

— Какую коробку? Кто принес? Старушки?

— А леший их знает. Вчера утром в аптеке столпотворение было. Пенсионеры как сорвались. Видать на Новый год корвалолом запасаются. У каждого свое спиртное.

— И где она? — ноги стали как ватные. Не знаю, что больше страшило: привет от сестер или разочарование, что это образцы каких-нибудь женских тампонов из фармкомпании. Вроде и небольшой подарочек дружественному провизору, в то же время реклама.