Игры желтого дьявола

– А вы не лукавите? Что-то я сомневаюсь по поводу желания развивать нашу экономику.

– Речь идет о мировой экономике. О прогрессе, если хотите. Комиссия стоит над национальными интересами. Мы не желаем, чтобы Россия стала тормозом в этом процессе. Все ведь взаимосвязано. Кроме того, инвестиции, о которых я упомянул, не бескорыстные. Наш капитал начнет работать и приносить доходы. Мы приобретем собственность в России. Выстроим единую хорошо управляемую финансовую структуру.

– Пусть так, но при прошлой беседе вы говорили о различиях в наших цивилизациях и невозможности их взаимного проникновения. Разве то, что вы сейчас заявляете, не противоречит этому? Вы же не хотите интеграции России, скажем, в европейскую культуру и экономику?

– Верно, очень верно. Тут есть тонкость. Об интеграции речи нет. Наши курсы должны быть параллельными, но зависимыми и не враждебными. Мы самостоятельные части одной системы. А проблемы на границах цивилизаций неминуемы, их необходимо прогнозировать и демпфировать. Об этом мы уже говорили в прошлый раз.

– Что-то похожее на Соединенные штаты мира по примеру структуры США?

– Не совсем, но пример близкий, если забыть про общую конституцию, а заменить ее на общие принципы функционирования.

– Сложно. Борьба и единство противоречий и противоположностей.

– Если хотите, то эта философская концепция может быть уместна. В мире масса тому примеров. Япония, Арабские Эмираты. Тут как бы двуединость.

– Ладно, оставим эту тему. Ясности у меня не прибавилось. Скорее наоборот. Допустим, обеспечим то, к чему стремимся. Дальше что?

– Значительная евро-азиатская часть мира вольется в единый процесс. Останутся лишь Китай и Северная Корея. Это поле для работы, но не нашей с вами. Мы же продолжим отслеживать тенденции. От демократии в любом понимании до всех возможных «измов» – один шаг. Нигде нет больше возможностей сделать ошибочный выбор, чем при правлении большинства. Плюс избираемый может впасть в состояние заигрывания с народом или наоборот. Система эта имеет массу огрехов, и поддержание ее надежности требует усилий и разносторонней координации, а для этого необходима информация. Ее-то мы и добываем… По крупицам, замечу.

– Вот теперь яснее. Что мы можем сделать, если поймем, что все движется не туда?

– Мы с вами – ничего. Мы только наблюдаем и иногда анализируем, но существуют реальные силы, способные влиять на происходящее.

– Тут, как я понимаю, демократия кончается.

– Конечно, наступает борьба, исход которой может быть разным.

– Такая борьба – это заведомое зло, порождающее смуту.

– Очевидно. Наша задача – сделать все, чтобы этого не случилось или хотя бы произошло не в крайних формах.

– Да-а-а. Не могу сказать, что мои терзания значительно облегчились, но беседа полезная. Некоторые аспекты нашего… э-э-э сотрудничества стали яснее. Алпамыс как-то предложил аллегорию о звуке тонкого льда, по которому мы идем. Думаю, она очень уместна. Будем пока работать.

– Это резюме меня радует. Хотя слово «пока» настораживает. А сейчас, если больше нет общих вопросов, я позволю себе прояснить текущее…

Обсуждение плана дальнейших действий и интересующей Экерсона информации затянулось, и когда Родик взглянул на часы, то понял, что времени на приведение себя в порядок для участия в банкете почти не осталось. Надо было срочно отправляться в отель.

Кирилл поспешил заказывать такси, а Родик, оставшись с Экерсоном наедине, презентовал ему двухтомный альбом с иллюстрациями истории Москвы. Тот был польщен и до возвращения Кирилла, листая альбом, выражал восхищение, а Родик, используя свой небольшой запас английских слов, давал пояснения.

По дороге в отель Родик, зная, что Кирилл вечером должен возвратиться в Лондон, подарил ему изящную коробочку для хранения визитных карточек с крышкой из махового пейзажного агата, а для Раи передал браслет с яшмовыми вставками. Кирилл смутился, посчитав подарки слишком дорогими, но Родик пояснил, что сделал их сам. Кирилл очень удивился, а Родик поведал ему о своем давнем увлечении камнями и прошлых достижениях в ювелирном производстве, посетовав на потерю интереса ко всему подобному в России.

Банкет прошел без помпезности как в части дресс-кода, так и в организации. Все свелось к обычному фуршету. Родик держался в компании своих новых друзей и не желал заводить другие знакомства, хотя многих интересовал российский рынок и Родик как единственный его представитель. Поэтому он отделывался общими фразами и подолгу ни с кем не общался. Под конец банкета они уединились с Кириллом и долго по-дружески прощались, надеясь, что эта встреча не последняя. Кирилл прямо с банкета вместе с Муратори, Бертольди и Ливрага уехал в аэропорт, а Родик, сопровождаемый Моретти и Тосетто, отправился в гостиницу.

Рано утром они вылетели в Венецию.

Планировалось до понедельника побыть в гостях у Моретти, потом на день заехать к Тосетто и до среды осмотреть фирмы «Лучеплан» и «Металспот». Такой график позволял не продлевать визу, а лишь перенести время отлета в Москву. При покупке билетов в Москве Родик не думал задерживаться и поэтому приобрел апексный билет. Теперь же он жалел об этом, поскольку ни сдать, ни изменить дату вылета было невозможно. Пришлось покупать новый билет, но ожидаемые результаты того стоили. К Бертольди попасть никак не получалось, хотя продукция фирмы «Флос» чрезвычайно интересовала Родика, являясь явным дополнением имеющегося в Москве ассортимента светильников. Да и Верону, воспетую Шекспиром и представляющую одну из знаменитых мировых достопримечательностей, хотелось посмотреть. Оба расстроились и договорились, что Родик как можно быстрее приедет, а подписанный контракт вышлет по почте, чтобы не терять времени и сделать закупку по каталогам.

Вилла, куда Моретти пригласил Родика, оказалась огромным зданием в получасе езды от аэропорта. Родику отвели шикарные двухкомнатные апартаменты на втором этаже. Из окна открывался живописный вид на парк с массой переплетающихся между лужайками и группками кустов и деревьев тропинками.

Пока Родик принимал душ, на первом этаже накрыли стол, удививший Родика не обилием закуски, а сервировкой. У каждого стояла стопка из пяти тарелок, разного размера и глубины, окруженная бокалами, стаканами и рюмками из тонкого стекла. По бокам и за посудой покоились серебряные приборы, состав которых свидетельствовал о предстоящем огромном разнообразии блюд. Стол украшали цветы, графины, бутылки, вазы с фруктами, блюда с закусками, хлебницы с булочками и масса неизвестных Родику приправ и соусов.

Все это он разглядел боковым зрением, пока Матео представлял его домочадцам. Их было тоже много: жена, двое сыновей и человек шесть-семь разновозрастных мужчин и женщин, родственные связи которых Родик в силу отсутствия перевода не понял. В разгар представления в дверях появился встретивший их в аэропорте водитель в сопровождении очаровательной молодой девушки с огромными карими миндалевидными глазами и распущенными иссиня-черными вьющимися волосами. Весь ее облик, казалось, олицетворял классику итальянской красоты в представлении Родика, воспитанного на совместных советско-итальянских фильмах с Клаудией Кардинале и Софи Лорен в главных ролях.

Внимание общества мгновенно переключилось на вошедших, а мистер Моретти, прервав представление, двинулся им навстречу. Девушка, улыбнувшись, тряхнула разлетевшимися в стороны кудрями и произнесла:

– Буонджорно! Здравствуйте, Родион Иванович!

Тут только Родик понял, что перед ним стоит непутевая племянница Питкина.

– Добрый день, – ошарашенно ответил Родик и глупо спросил: – Это вы, Аня?

– Конечно, а кто же еще. Здесь меня называют Антонитта.

– А почему не Аннета? – задал Родик еще более глупый вопрос. – Можно мне называть вас Аня?