Иисус Христос – величайшее чудо истории. Опровержение ложных теорий о личности Иисуса Христа и собрание свидетельств о высоком достоинстве характера, жизни и дел его со стороны неверующих
Шрифт:
8) См.: Лк. 1, 41–45; торжественная (magnificat) или хвалебная песнь Марии, ст. 46–55; благословенная (benedictus) или хвалебная песнь Захарии, ст. 67–79.
9) Хотя, несомненно, Вифлеем был местопребыванием предков Дома Давидова (Руфь 1, 1, 2) и был укреплен Ровоамом (2 Пар. 11, 6), но всегда оставался неизвестным городком, и между городами Иуды, в еврейском тексте книги Иисуса Навина, не упоминается; не упоминается о нем также, по еврейскому же тексту, у Неемии (11, 25–35). См. Михея 5, 2, где пророк современную ему незначительность Вифлеема ставит в противоположность с его будущим значением как с местом рождения Мессии (по еврейскому тексту). «И ты, Вифлеем Евфратов», говорит пророк, «ужели мал для того, чтобы быть между тысячами иудовыми (это значит, чтобы быть главным городом, где повелители над тысячным или подчиненными коленами имели бы свое местопребывание); из тебя выйдет мне Тот, Которому определено быть Владыкою во Израиле; Его происхождение от начала времени, от дней вечности».
10) См. достойные внимания примечания доктора Ланге и его комментарии на Мф. 2, 1 – 11, «Bibelwerk», ч. I, стр. 19 и след. (Англо-американское издание Шаффа, ч. I, стр. 55 и след.).
11) Лк. 2, 40: (Дитя росло и укреплялось в духе);
12) Доктор И.П. Ланге в своем сочинении: «Leben Iesu nach den Evangelien» (Гейдельберг, 1844 г., ч. 2, стр. 127) говорит: «История представляет совершенное развитие двенадцатилетнего Иисуса. Это есть характеристическая черта Его отроческого возраста, раскрытие Его юношеской жизни, отблеск Его рождения, знак и прообраз Его будущего геройского течения. Эта история представляет детство Его идеальным так же, как и вообще детство изображается идеальным». Ср. также с местами у Лк. 2, 42–52; примечания Ольсгаузена в его «Kommentar» (3 изд., ч. I, стр. 145 и след.) и Остерзее в сочинении Ланге: «Bibelwerk».
13) Лк. 2, 49: ( выражает нравственную необходимость, которая тождественна с истинной свободой) . Свв. отцы, а вместе с ними и большая часть новейших толкователей, член относят к Дому Божию или к храму. Грамматически это можно допустить; но через это самое ограничивается настоящий смысл и отнимается у него глубокое значение; потому что Христос случайно только или редко мог бывать в иерусалимском храме. Почти все английские переводы Библии – Тиндаля, Краммера, Генфера (Genfer) и Джемса (James) дают более глубокий смысл словам «about my Fathers business». Мы думаем, что правильнее будет в этом тексте слово «business» опустить и лучше перевести совершенно буквально: «в делах (или предметах, вещах) Моего Отца». Предлог в выражает ту идею, которой Христос руководствовался в продолжение всей Своей земной жизни, – в храме и вне храма.
14) Доктор Гораций Бушнелль в своем, уже цитированном нами, сочинении: «Nature and the Supernatural», стр. 280; или «The Character of Iesus», стр. 19; и след.
15) См. более обстоятельно в сочинении с богатыми источниками Руд. Гофмана. «Leben Iesu nach den Apokryfen im Zusammenhange aus den Quellen erzahlt und wissenschaftlich untersucht», Лейпциг, 1851 г., стр. 140–263.
16) Ренан в своей «Жизни» или, лучше, в своем романе «Об Иисусе» представляет нам топографическое описание прекрасных окрестностей Назарета, имеющих воспитывающее влияние, – окрестностей, которыми должно объясниться величие Христа; но все это не может уничтожить незначительности города, вошедшего в пословицу (Ин. 1, 48), и вообще его описание теряет много своей силы, когда мы представим себе узкие и кривые улицы, покрытые нечистотами, этими неразлучными спутниками восточных городов. «Назарет, – говорит Ренан, – был небольшой город, расположенный в ущелье, откуда открывался вид на вершину цепи гор; с севера прилегала долина Эсдралон. В настоящее время население этого города простирается от 3000 до 4000 человек, и это число никогда не может слишком колебаться. Окрестности его пленительны, и никакое другое место в мире не способно наводить на такие мечты абсолютного блаженства, к каким они располагают. Даже в наше время Назарет служит драгоценным местопребыванием, – единственным, можно сказать, в Палестине, где душа чувствует себя несколько облегченной от бремени, которое ложится на нее среди этого ни с чем не сравнимого запустения. Тамошние жители – люди дружелюбные и благонравные; сады дышат свежестью и зеленью… Красота женщин, собирающихся там по вечерам, – эта красота, замеченная уже в шестом столетии и считающаяся даром Пресвятой Девы Марии (Antonius Martyr, Jtinerar, § 5), сохранилась удивительно хорошо. Это – сирийский тип, в совершенной его пленительной грации».
17) Мф. 13, 54–56. См. также Мк. 6, 3: Не это ли плотник, сын Марии?.. Этот вопрос с первого взгляда указывает на то, что Иисус занимался плотничеством. Это подтверждается и древними преданиями и обычаями иудейских раввинов. Так, апостол Павел был делатель палаток (Деян. 18, 3). Поэтому выходит, что профессия плотника не считалась унизительной, а напротив, считалась почтеннейшей и полезнейшей. Вопрос жителей Назарета: «не это ли сын плотника?» должно назвать скорее вопросом удивления, чем вопросом простого любопытства. Они отвергали превосходство Иисуса над собой, но не равенство Его с ними и, зная Его происхождение и родственные связи, не могли понять, каким образом Он возвысился над общим уровнем и может совершать удивительные дела.
18) См. Г.Г. Гервинуса «Шекспир» (Лейпциг, 1850 г., ч. 1, стр. 38–41). Этот отличный критик и толкователь британскаго поэта изображает Шекспира как одного из лучших и основательно ученых мужей того времени: «Теперь не будет рискованным сказать, – говорит Гервинус, – что с Шекспиром, по обширности многостороннего знания, очень немногие из его современников могли сравниться».
19) Генрих Стефенс, поклонник Шеллинга и христианский философ, говорит так о человеке, и на этой мысли основывает свою «System der Anthropologie». Но в полнейшем и абсолютном смысле это должно найти свое применение ко Христу как к идеальному человеку, в котором и через которого только и мог совершенствоваться человеческий род.
20) «On s'extasie sur les conqu^etes d'Alexandre! Eh bien! voici un conqu'erant qui confisque `a son profit, qui unit, qui incorpore `a lui-m^eme, non pas une nation, mais l'esp`ece humaine. Quel miracle! l'^ame humaine, avec toutes ses facult'es, devient une annexe avec l'existence du Christ».
21) С историей искушения Христа в пустыне (Мф. 4 и Лк. 4) ср. места, встречающиеся у апостола Павла в Послании к Евреям: 4, 15. «Ибо мы имеем не такого первосвященника… но который, подобно нам, искушен был во всем, кроме греха. ( ' ) и 5, 8: «Хотя Он и Сын Божий, однако страданиями навык послушанию и проч. ( ' и проч.)
22) Это posse non peccare схоластиков, или impeccabilitas minor. Этому соответствует posse non mori или immortalitas initur, т. е. относительное или условное бессмертие Адама в раю, которое зависело от испытания и которого, т. е. бессмертия, он лишился через
падение.23) Это поп posse peccare или impeccabilitas major. С этим тесно связано поп posse moru или immortalitas major, абсолютное бессмертие в состоянии воскресения, которого никогда нельзя лишиться.
24) Доктор Иос. Берг, профессор богословской семинарии в Нью-Брунсвикке, в дружеской рецензии на сочинение мое о нравственном характере Иисуса (в своем сочинении «Evangelical Quarterly», апрель, 1861 г., стр. 289), стоит против взгляда о греховности Иисуса как против взгляда, который представляется несогласным с абсолютной Его святостью. Греховность есть, конечно, возможность греха, какой она была у Адама в состоянии невинности; но у Христа никоим образом она не доходила до действительности греха, ни первородного, ни вольного, действительного. Против такого представления положительно говорит священный текст. Несомненно, что Архангел назвал Христа в минуту Его зачатия Святым ( , Лк. 1, 35), но не был ли также святым Адам, хотя и подлежал возможности падения, как это выражается в обширнейшем вестминстерском исповедании (17 вопрос)? Притом, эта первоначальная святость не может исключать идеи развития, физического и нравственного возрастания дитяти – Христа, что евангелист весьма ясно представляет (см.: Лк. 2, 40, 52.; см. также Евр. 5, 8). Отрицание возможности греха у Христа уничтожает действительность в Нем человеческой природы и историю искушения низводит на степень гностического фантома и пустого призрака. Но именно потому, что Христос действительно и истинно был искушаем, и не только диаволом в пустыне (Мф. 4), но и в течение всей Своей земной жизни (см.: Лк. 22, 28; Евр. 4, 15). И только всегда оставаясь твердым и непобедимым во всех искушениях, Он становится как нашим Спасителем, так и образцом подражания (см.: Евр. 5, 7–9).
25) Peter Bayne: «The Testimony of Christ to Christianity». Boston, 1862 г., стр. 105.
26) См.: Деян. 3, 14; 1 Пет. 1, 19; 2, 22; 3, 18; 2 Kop. 5, 21; 1 Ин. 2, 29; 3, 5, 7; Евр. 4, 15; 7, 26. Когда рассуждают о бесконечном превосходстве нравственного апостольского учения перед учением древних греков, то, как хотите, нелепо ссылаться на рассуждения Ксенофонта о Сократе, желая этой ссылкой ослабить силу указанного единодушного свидетельства (как, например, делает это Штраус в своем сочинении: «Christliche Glaubenslehre», 2 ч., стр. 192, а также, но несколько умереннее, Газе: «Leben Iesu», стр. 61). «Никто, – говорит Ксенофонт, – не видел и не слышал когда-нибудь Сократа, делающего или говорящего что-нибудь безбожное или нечестивое ( . Memorab. 1, 11). В самом лучшем смысле это – только отрицательное суждение о внешнем поведении Сократа, а не о состоянии его сердца. Притом утверждать о человеке, что он был свободен от греха и заблуждений, и указывать на постоянную безгрешность характера в действительной жизни, – вещи совершенно различные. Если б самый невинный, честный человек захотел найти такой характер, то неизбежно или примешал бы к нему некоторые черты человеческого несовершенства, или преувеличил бы свое изображение, приписав ему такие черты, которые лежат вне истинно-человеческой сферы. Но образ Христа, как Он показан в Евангелии, производит в нас впечатление неизменного и совершенного первообраза и истины и сохраняет беспорочную свою чистоту в каждой черте, во всяком положении, при каждом случае.
27) Мф. 27, 19; 24–54. Лк. 23, 22–47. Мф. 27, 4.
28) Ин. 8, 46. См. также комментарии и примечания Ульмана в ук. мест., стр. 92 и след.
29) Из сочинения доктора Гор. Бушнелля: см. цит. соч., стр. 325. – Безгрешность Иисуса отрицается доктором Д.Ф. Штраусом в двух его разрушительных сочинениях: «Das Leben Iesu», а также в его «Dogmatik im Kampfe mit der modernen Wissenschaft» (также в его дополнительном к «Das Leben Iesu» сочинении: «Der Christus des Glaubens und der Iesus der Geschichte. Eine Kritik des Schleiermacherschen», «Lebens Iesu», Берлин, 1865 г.), как предположение, не согласное ни с одним из исторических исследований, в последнем его сочинении безгрешность Иисуса отрицается, конечно, на основании априори принятого философского предположения о невозможности безгрешности или на основании пантеистического мнения о неотделяемости греха от всякого конечного бытия. Единственное экзегетическое доказательство, которому Штраус придает особенное значение («Dogmatik». 2 В. S. 192 и опять, в его новейшем произведении: «Leben Iesu»), заключается в словах Христа, служивших ответом на приветствие богатого юноши: «Учитель благий!» – в словах: Никто не благ, как только один Бог (Мф. 19, 17). В этих словах, говорит Штраус, предикат «благ» Христос ясно отверг от себя, как предикат свойственный только одному Богу. Но Христос отвечает здесь на предыдущий вопрос и на заключающееся в нем ложное понимание понятия «благий». Он не отнимает от Себя эпитет благий в настоящем его смысле, но только в поверхностном смысле богатого юноши, который со словом «благий» соединил слишком узкое понятие и на Христа смотрел просто как на отличного раввина и доброго человека, а не как на существо, единое с Богом. Христос не сказал: Я не благ, но сказал: никто не благ, т. е. ни один человек не благ, рассматриваемый сам в себе, а еще менее благ в сравнении с Богом. Другими словами: Он отвергает не столько звание благий, сколько особенно дух и то расположение сердца, с которыми в Нем видели образец святой мудрости и нравственности. Рассматривая слова Христа с этой точки зрения, мы находим в них указание на Его сверхчеловеческую благость, только не прямо выраженное. Совершенно справедливо можно сказать, что в данном случае Иисус отклоняет от Себя эпитет «благий» в абсолютном смысле неискушаемости, в каком она прилична Богу (см.: Иак. 1, 13), тогда как Он, будучи истинным человеком, развивался и постепенно совершенствовался среди искушений и борьбы, оставаясь однако совершенно свободным от действительного греха. Ни в каком случае нельзя допустить, что Своим собственным свидетельством Христос противоречит Своей невинности (см.: комментарии к рассматриваемому месту у Ольсгаузена, Мейера и Ланге). Крещение Иисуса Иоанном не приводит к необходимости признания в Нем греха; потому что на Иордане, как справедливо замечает Кейм (Keim), давались «не просто признание во грехе, но также и священные обеты правды» («Der geschichtliche Ghristus». Drei Reden. 2 Aufl., S. 109). Крещение Иоанново не было исключительно крещением покаяния; оно было также крещением посвятительным ко вступлению в приближающееся царство Мессии. К этому можно прибавить и то, что крещение Иисуса, так же как и Его страдания и смерть, имеет спасительное значение.