Иисус Христос – величайшее чудо истории. Опровержение ложных теорий о личности Иисуса Христа и собрание свидетельств о высоком достоинстве характера, жизни и дел его со стороны неверующих
Шрифт:
Французский писатель Ф. Пеко (F. Pecaut) также отвергает безгрешность Иисуса в своем сочинении «Le Christ et la conscience». Пеко приводит следующие факты, свидетельствующие, по его мнению, о нравственном несовершенстве Иисуса: поведение Иисуса со своей Матерью, когда Ему было двенадцать лет; упреки Матери на браке в Кане; изгнание торговцев и ростовщиков из храма; проклятие бесплодной смоковницы; уничтожение стада свиней; жестокие нападения на фарисеев и Его собственное отклонение от себя эпитета благий в разговоре с богатым юношей: все это – одни натяжки, которые очень легко могут быть указаны, но не стоят того, чтобы сравнивать и примирять их с противоречащими им ясными местами текста. С другой стороны, сам Пеко, что уже довольно непоследовательно, в одном очень красноречивом месте добавляет следующее: нравственный характер Христа далеко превышает всякое сравнение, стоит выше всякого другого характера какого бы ни было великого человека древности, и совершенно проникнут Богом. Но как можно, оставаясь верным логике, Христу приписывать столько совершенств и в то же время подвергать сомнению истинность Его свободы от греха и равенства с Богом? Истинность и честность составляют фундамент, на котором основывается добрый характер, без них же не может быть никакой речи о нравственности. См. также против Пеко примечания доктора
30) Шлейермахер в своем сочинении: «Der christliche Glaube» (3 Aufl. 2 В., 1836 г., стр. 78) говорит: «Христос отличался от всех других людей Своей полнейшей безгрешностью и Своим, только Ему Одному принадлежащим, совершенством», – положение, которое автор приводит и доказывает с особенной силой не только в своей догматике, но также и во многих своих проповедях. Равным образом, Карл Газе, в своем сочинении «Leben Iesu» (4 Aufl., 1864 г., стр. 60), утверждает, что Христос был свободен от греха. Также цюрихский профессор Кейм, во втором издании своего христологического сочинения («Der geschichtliche Christus». Drei Reden, S. 111), проводит и доказывает ту же мысль перед собранием швейцарского общества проповедников во Фраунфельде, в августе 1865 года. Такое единодушное признание имеет значение и серьезного, честного исследователя должно с логической необходимостью привести наконец к признанию Божества во Христе.
31) Цицерон в «Quaest. Tuscul. II, 22»: «In quo vero erit perfecta sapientia (quem adhuc nos quidem vidimus neminem; sed philosophorum sententiis, qualis hic futurus sit, si modo aliquando fuerit, exponitur)». В том же своем сочинении Цицерон (II, 4) в самых строгих выражениях изображает резкое раздвоение между учением и жизнью философов. Равным образом и Квинтилиан обвиняет их в прикрытии самых грубых пороков именем древней философии (Iust. I. Prooem.). Добродетель целомудрия в нашем, христианском, смысле между язычниками была почти совсем неизвестна. Жена, в сущности, была рабой низких инстинктов мужа. Известно, что в Коринфе бесчестные женщины, называвшиеся: (гетеры) или атисас, получивши религиозное освящение, приставлены были в храме Афродиты для того, чтобы служить любострастию. Эти лица почитались выше семейной жены и считались собственно представительницами женской красоты. Вспомним только об Аспазии, Фрине, Лаисе, Феодоре, которые возбуждали к себе интерес и почтение даже таких серьезных философов, как Сократ, и таких государственных людей, как Перикл. На вопрос Сократа: «Найдется ли кто-нибудь такой, с которым ты говорил бы меньше, чем со своей женой?» ученик его Аристовул отвечал: «никого нет, или, по крайней мере, очень мало». Но еще отвратительнее было paderastie (мужеложство) – порок, возбуждающий отвращение даже в людях с низкой, распущенной натурой, но порок, сделавшийся национальным обычаем у греков, обычаем, которому предавались безнаказанно, с бесстыдством; о нем говорили совершенно открыто, рекомендовали его, поэты и философы прославляли его как такое дело, которое получило божественное освящение в блудодеянии Юпитера с Ганимедом. Доктор Деллингер (Dollinger) в своем ученом и назидательном сочинении: «Heidenthum und ludenthum» (см.: стр. 684 и след., 1857 г.) свои исследования об этом предмете заключает следующими словами: «у греков порок – педерастия – является со всеми симптомами большой национальной болезни, нравственной, так сказать, заразы; он является у них чувством, действующим сильнее и непреодолимее, чем любовь к женщинам у других народов, – оно было неумереннее, страстнее в своих порывах. Бешеная ревность, безграничное самопожертвование, чувственный жар, нежная шалость, ночные бдения у дверей возлюбленного, – словом, все, что только характеризует карикатуру нравственной половой любви, соединяется в этом пороке. Даже серьезнейшие моралисты, осуждая этот порок, остаются к нему крайне снисходительны; они смотрели на эти вещи очень часто легкомысленно и шутя и терпели преступников в своем обществе. Во всей литературе рассматриваемого периода едва найдется хотя бы один такой писатель, который решился бы выразиться открыто против господства такой язвы. Напротив, ей заражено было все общество, вдыхая, так сказать, заразу с воздухом». Говоря о языческой морали, сравните это сочинение фон Деллингера с сочинением С. Шмидта: «Essai historique sur la societe civile dans le monde romain et sur sa transformation par le christianisme», Paris 1853 г., и с сочинением Шаффа: «Hystory of the Apostolie Church», стр. 147 и след., 157 и след, 443 и след., 545 и след., и «Hystory of the Christian Church from Christ to Constantine», стр. 302 и след.
32) Theodore Parker. «Discourses of Religion», стр. 294.
33) Ренан делает здесь некоторое поразительное, хотя и перемешанное с заблуждениями, признание. «Нравственность, – говорит он в пятой главе своего сочинения "Vi'e de J'esus", – не состоит из более или менее хорошо выраженных основных положений. Поэзия заповедей, делающая их приятными, понимается более чем сама заповедь, чем абстрактная истина. Теперь нельзя отвергать того, что нравственные основоположения, заимствованные Иисусом у Своих предшественников (Христос не скрывал этого ни от кого), в Евангелии производят совсем другое впечатление, чем какое производили они в Ветхозаветном законе, Пирке-Абот или Талмуде. Не Ветхозаветный закон, не Талмуд завоевали и преобразовали мир. Сама по себе мало оригинальная (?) (желая выразить этим, что евангельская мораль целиком взята из Ветхозаветного нравственного учения), евангельская мораль тем не менее остается высочайшим творением, которое возникло в человеческой жизни, и составляет прекраснейший кодекс совершенной жизни, который когда-либо начертан был каким-нибудь моралистом (la morale 'evang'elique n'en reste pas moins la plus haute cr'eation qui soit sortie de la conscience humaine, le plus beau code de la vie parfaite qu'aucun moraliste ait trac'e)… Иисус Сирах и Гиллел высказали почти (?) одни и те же возвышенные изречения, какие изрек и Иисус. Гиллел никогда не обращал на это внимания, тогда как Основатель христианства сделал наоборот. В морали, как и в искусстве, слова ничего не значат, – так и здесь дают настоящую цену сами дела. Идея, которая лежит в картине Рафаэля, составляет весьма маловажную вещь, платят деньги за само изображение. Так и в морали, истина тогда только приобретает настоящее достоинство, когда она непосредственно обращается к чувству, когда, приобретя значение, реализуется в мире как факт, как дело. Люди незавидной нравственности писали очень хорошие нравственные основоположения, и напротив, мужи великой добродетели ничего не сделали такого, что могло бы сохранить в мире память об их добродетели.
Пальма первенства принадлежит тому, кто силен был в делах и словах, кто чувствовал истину и ценой своей жизни привел ее к победе. С этой деятельной
точки зрения Иисус стоит одиноким, вне всякого сравнения; Его слава остается полной и всегда будет новой (J'esus, `a se double point de vue, est sans 'egal; sa gloire reste enti`ere et sera toujours renouvel'ee)».34) Супружеские и семейные отношения должны быть исключены по причине возвышения Христа над всеми подобными связями и по причине всеобщности Его жизни и Его миссии, которые требовали союза с церковью искупленных, как союза с Его невестой, долженствовавшей заменить для Него союз с какой-нибудь дочерью Евы.
35) Мк. 7, 37. Выражение народа (bene omnia fecit) должно быть принято в смысле общего суждения, выводимого не из единственного, только что рассказанного случая, но из всего, что народ слышал от Христа и чему сам был непосредственным очевидцем.
36) Мф. 27, 46. Не следует забывать, что Иисус говорит здесь пророческими и типическими словами Давида (см.: Пс. 22, 2); тогда как везде, где Он говорит на Своем собственном языке, называет Бога Своим Отцом. См. также поучительные примечания доктора Ланге в его комментариях к этому месту (Amerik. Ausg. S. S26;530).
37) См. 1 Kop. 11, 1. Ср. 1 Солун. 1, 6; И вы сделались подражателями нам и Господу…
38) Мф. 4, 19; 8, 22; 9, 9; Мк. 2, 14; 8, 34; 10, 21; Лк. 5, 27; 9, 23, 59; 18, 22; Ин. 1, 43; 10, 27; 12, 26.
39) Мф. 12, 1–8; Мк. 2, 23–28; Лк. 5, 1–9; Ин. 5, 16–18.
40) Ин. 9, 3: Ни он не согрешил, ни родители его; но это для того (он родился слеп), чтобы явились на нем дела Божии.
41) См. разговор с самарянкой у Ин. 4, 5 и след.; а также притчу о сострадательном самарянине, Лк. 10, 30–37.
42) Улльман: «Sundlosigkeit J'esu», стр. 67; И.П. Ланге «Leben Iesu» (T. 1 стр. 27–34); Эбрард «Dogmatik» (том 2, стр. 23, 24). Тот же Газе в своем сочинении «Leben J'esu» (4 Ausg., стр. 63) идеальную красоту характера Христова полагает «в прекрасной соразмерности всех сил и в совершенной божественной любви, представляющейся в чистейшей гуманности». Епископ Д. Вильсон (D.Wilson) в своем «Evidences of Christianity» (2 том, стр. 116, бостонское издание 1830 г.) замечает: «во Христе находились противоположные и на наш человеческий взгляд явно противоречащие красоты (graces) характера в равномерном отношении». Доктор В.К. Ханнинг (W.GChanning), унитарист, в своей проповеди о «характере Христа» (см. его соч. 4 ч., стр. 23) говорит: «эта связь духа смирения в его глубочайшей и привлекательнейшей форме с чувством несравненной и божественной славы составляет отличительный признак этого удивительного характера». Гизо в своем сочинении «Meditations sur lessence de la religion cbretienne» (1864 г. стр. 274) говорит: «Rien ne me frappe plus dans les Evangiles que ce double caractere de severite et damour, de purete austere et de sympatbie tendre qui appara^it et regne constamment dans les actes et dans les paroles de J'esus-Christ, en tout ce qui touche aux rapports de Dieu avec les hommes». К этому следует присовокупить еще свидетельство из одного превосходного апологетического сочинения: «Apologetische Vortrage "uber Die Grundwahrheiten des Christenthums» доктора Xp. Лютардта, где говорится следующее: «Образ Иисуса есть образ высочайшей и чистейшей гармонии как в физическом, так и в нравственном отношении. У всех других людей бывает дисгармония в их внутренней жизни. Оба полюса духовной жизни – знание и чувство, голова и сердце, две силы нравственной жизни, мысли и воли – у кого они находятся в согласии? Напротив того, у Иисуса мы находим живое выражение их: здесь господствует совершенная гармония внутренней, духовной жизни. Внутренняя Его жизнь представляет абсолютный мир. Точно так же мы не можем представить себе в Нем какой-нибудь отдельной способности души, которая бы превышала и подавляла другие, но должны представить Его внутренние, духовные способности вполне равномерными: то же самое нужно сказать и о всей Его духовной, нравственной жизни. Это есть вполне гармоническая жизнь человека. Христос есть весь любовь, весь сердце, весь чувство; но вместе с тем Он есть также и совершенный дух, совершенная ясность и высота духа. Чувство и мысль у Него неразрывны. И во всем царствует живость чувства и впечатлений, мысль и определение воли, и однако живость Его духовной жизни никогда не является в страстном возбуждении; эта жизнь представляет полную картину скромного величия, мирной простоты, возвышенной гармонии». (Leipzig, 1864, стр. 204).
43) «Politika», стр. 74 («Plat. Орега», ч. 4, стр. 360), ср. «Geschichte der apostolischen Kirche» Шаффа, английск. изд. § 109, стр. 433 и след. Даже Ж.Ж.Руссо был изумлен этим, достойным внимания, предсказанием языческого мудреца о страданиях Спасителя, Который умер смертью злодея и раба, чтобы спасти нас. «Quand Platou», – говорится в «Ешии», – «peint son juste imaginaire couvert de tout l'opprobre du crime et digne de tous les prix de la vertu, il peint trait pour trait J'esus Christ: la ressemblance est si frappante, que tous les p'eres l'ont sent'ee, et qu'il n'est pas possible de s'y tromper».
44) Для нашей цели все равно, будем ли мы понимать под Его «братьями» младших сыновей Иосифа, или старших сыновей Иосифа, или двоюродных братьев Иисуса. Во всяком случае, они являются как члены и родственники святого семейства, будь то по рождению (что ближе всего), или по усыновлению. – См. экзегетический пункт автора сочинения: «The Brothers of Christ» в «Bibliotheca Sacra» за октябрь 1864 г., и примечания в его издан. соч. Ланге: «Commentary on Matthew», стр. 256 и след.
45) Руссо, «Ешии» IV, стр. 111. «Oui, si la vie et la mort de Socrate sont d'un sage; la vie et la mort de J'esus sont d'un Dieu!»
46) Jean Paul: «Ueber den Gott in der Geschichte und im Leben». Собрание сочинений, ч. 33, 6.
47) «Vi'e de J'esus», 7 изд., Париж, 1864 г., стр. 325: «Quels que puissent 'etre les ph'enom'enes inattendues de l'avenir, J'esus ne sera pas surpass'e. Son culte se rajeunira sans cesse: sa leg'ende provoquera des larmes sans fin; ses souffrances attenidiront les meilleurs coeurs; tous les si'ecles proclameront qu'entre les fils des hommes, il n'en est pas n'e de plus grand que J'esus». Все эти и подобные, высказанные в порыве энтузиазма, уступки очень часто встречаются в религиозном романе Ренана; но сам же Ренан своим пантеистическим обоготворением человека разрушает высказанное, разрушает между прочим и тем, что, например, такую посредственную, обскурантную личность, как Шакиа-Муни, буддийского реформатора, он ставит на одну степень со Христом. См. также последнюю книгу его «Жизнь Иисуса» и заключение его сочинения: «Еретические историографы Иисуса», где о Христе он говорит так: «Чудотворец и пророк забудутся; человек и мудрец останутся, или, лучше, вечная красота будет жить вечно в этом высоком имени, как и во всех тех именах, которые человечество избрало для того, чтобы напомнить себе об их существовании и возвышаться через их пример. Вот тут-то живой Бог! Вот это предмет, достойный обожания».