Икар из Пичугино тож

— Если бы что-то мастерилось, то, наверное, я бы это заметила. Но сегодня все так же, как было вчера перед сном. — ничего не изменилось.

Вера Афанасьевна пожала плечами.

— Ты меня заинтриговала, Вера, — признавалась Елена Федоровна. — Я обязательно все выясню… Хм… Мне даже стало до безобразия интересно… Должно быть, это Сергей что-то затеял, ты же знаешь, какой он выдумщик.

Последняя фраза была встречена Верой Афанасьевной с полным пониманием, однако диалог прервался сигналом подъехавшего «жигуленка».

В семье Глебовых уважалась личная автономия. Необходимость побыть одному и возможность не отчитываться о своих делах всегда признавались законным правом даже для детей. Беспокойную Елену Федоровну к этому правилу когда-то приучил Сергей Иванович. Да, ей пришлось ломать себя, и не потому, что она жаждала постоянного контроля, а в силу привычки волноваться за близких. Это чувство оказалось наследственным. Оно передавалось по женской линии рода, следовательно, досталось ей от матери и передалось дальше дочери, хотя уже и не в такой степени. Когда-то после неудачной беременности тревожность Елены Федоровны приняла гигантские масштабы, но муж вовремя сумел отрезвить ее. «Либо ты успокаиваешься, либо мы разводимся», — однажды сказал он ей, глядя прямо в глаза. И это сработало. Елена Федоровна училась не думать о плохом, когда ее муж находился в командировке и вдруг не выходил на связь; она заставляла себя не переживать за здоровье родителей; категорически запрещала себе представлять, каковым станет будущее, если никогда не сможет иметь детей. Всему этому она сказала «стоп». Сложно сказать, каким образом еще совсем молодая женщина нашла силы превозмочь свою врожденную особенность. В ней было что-то редкое, отличающее ее от бесконечного множества других людей. Оно проявлялось медленно и необратимо. В зрелом возрасте Елена Федоровна стала ощущать в себе ту разновидность духовной мощи, которая внушала крамольные мысли о том, что ей может быть подвластно все, что угодно. Она вдруг открыла, что может предугадывать грядущие события и как-то влиять на них; понимала, что способна чувствовать человека на расстоянии, оказывать на него любое незримое, в том числе целительное воздействие. Ее врожденная тревожность за близких будто пробила некий тайный канал сверхспособностей. Впрочем, Елена Федоровна пользовалась ими лишь в крайних случаях, не то что Капналина, устроившая у себя на участке нечто вроде специальной школы или общины.

Елена Федоровна со временем хорошо усвоила, что отпустить человека — это лучший способ о нем позаботиться. Она поняла это в тот момент, когда остро осознала потребность окружающих ее людей в самостоятельности. Когда много лет назад Елена Федоровна осознала, что нередко противится посягательствам на ее автономию, она тут же стала допускать подобные чувства и у других, впервые устыдившись своей тревожности. Она поняла, что тем самым оскорбляет объект неистовой заботы, ведь ее тоже такое задевало бы. Женщина в порыве нежности могла прикоснуться и даже приобнять человека, который был ей симпатичен, но по отношению к себе позволяла это сделать крайне ограниченному кругу людей.

Со временем Елена Федоровна научилась отпускать, не тревожась за своих близких по мелочам. Но при этом она продолжала мысленно оберегать их. Женщина и сама толком не понимала, как это получается. Просто знала, что для этого нужно мысленно поместить человека в область своего сердца, словно в кармашек, и тогда с ним ничего не случится. Иногда еще на ум приходили слова, похожие на молитву. Каждый раз они могли соединяться между собой в разной последовательности, образуя красивую вязь диковинных старославянских оборотов. В другой раз внутренний голос говорил Елене Федоровне, что наряду с этим она должна непременно бросить взгляд в окно, сделать пару причудливых взмахов руками, разноцветными карандашами нарисовать затейливые узоры или в течение нескольких минут смотреть на зажженную церковную свечу. Она уже давно ничему не удивлялась в себе.

Услышанное от Веры Афанасьевны не насторожило Елену Федоровну, потому что та слишком хорошо знала, что если бы и в самом деле существовала опасность, то она непременно ощутила бы ее. Но сейчас на душе у нее было спокойно, а стало быть, загадочное происшествие минувшей ночью явилось следствием чего-то вполне мирного, не нуждающегося во вмешательстве. По этой причине Елена Федоровна решила для себя, что не будет ничего выяснять, все оставит как есть, уважая право всех своих домашних на отдельные «самостоятельные» стороны своей жизни. Однако у нее все равно вертелся в голове вопрос: «Если и впрямь ночью кто-то что-то мастерил, то где же оно?»

Глава 8 КТО ПОСЛЕДНИЙ, ТОТ ДУРАК

Елена Федоровна проснулась после дневного отдыха, в ужасе понимая, что до празднования Дня летнего солнцестояния осталось катастрофически мало времени. Обычно подготовка начиналась с февраля или даже значительно раньше, когда долгие зимние вечера позволяли все досконально продумать с членами семьи, сидя на теплой кухне за чашкой чая. Поначалу эти обсуждения возникали стихийно, но затем учащались, как если бы локомотив поезда, тронувшись с места, вдруг начал бы необратимо ускорять свой ход. Ночные бессонницы предсказуемо продолжали эту работу. Тогда Сергей Иванович и Елена Федоровна покидали свою постель, шли к компьютеру, за которым могли часами пропадать в поисках нужной информации, фотографий или видеороликов. Свои идеи Елена Федоровна обычно зарисовывала на альбомном листе, а Сергей Иванович свои визуализировал на экране монитора с помощью одной из компьютерных программ. Иногда между ними случались довольно жаркие споры, приводившие к тому, что супруги, поджав губы, в полном молчании отправлялись обратно спать. Однако на следующий день они как ни в чем не бывало снова продолжали вместе планировать будущий праздник. Уж сколько их было подготовлено ими…

Но в этом году все было иначе. Сначала Марина и Вадим уехали почти на два месяца в командировку, оставив внуков на старших Глебовых. А это означало бесконечные готовки, стирки, уборки, домашние уроки… Два раза сильно простывал Алеша. У него держалась высокая температура и очень долго не проходил кашель. Затем заставила поволноваться Лиза. В школьном спектакле она готовилась сыграть главную роль, но в последний момент роль Пеппи Длинныйчулок отдали другой девочке, с которой, как назло, у амбициозной Лизы были очень сложные отношения. Все это обернулось для внучки Глебовых сильнейшим ударом. Казалось бы, планирование дачного праздника могло отвлечь девочку, но оно так напоминало приготовления к школьному спектаклю, что Елена Федоровна и Сергей Иванович, видя, как это заставляет Лизу лишний раз переживать, тут же прекратили начавшиеся было обсуждения. Ко всему этому впоследствии добавились хлопоты по организации празднования золотой свадьбы. О, это было крайне волнительно для всей семьи! Съехалось множество родственников и друзей Глебовых из разных концов страны. Нужно было всем уделить внимание, позаботиться о хорошем ресторане, выбрать меню, тщательно продумать программу вечера. Какой уж там праздник Дня летнего солнцестояния… Не до него совсем.

Елена Федоровна прокрутила в голове все те идеи проведения праздника, которые успели хоть как-то обозначиться, но среди них не было ничего подходящего.

Сергей Иванович что-то делал в сарае.

— До празднования Дня летнего солнцестояния осталось несколько недель, а мы еще даже не начинали думать. Я боюсь, мы не успеем подготовиться, — обеспокоенно говорила Елена Федоровна.

Сергей Иванович немного театрально ухмыльнулся и, не отрываясь от верстака, возразил:

— Если вы все не думали об этом, то это еще не значит, что об этом не думал я.

Почувствовав в его словах укол, полный иронии, Елена Федоровна покачала головой:

— Так-так… Может, расскажешь, что ты придумал?

— Ставь турку.

Супруги пили кофе в беседке, по обыкновению, в окружении нескольких воробьев, выстроившихся в рядок на перилах в ожидании своего полдника. Один из них всегда особенно близко подлетал к столу, делал по нему несколько прыжков, подхватывая крошки, и звонко чирикал. Глебовы считали, что во всех случаях это был один и тот же воробей, которого, как и водится для всех этих птах, звали Андрюшей.

— Рассказывай, — пытала мужа Елена Федоровна.

— Я много думал, да… Но это не значит, что уже все придумано… — улыбался Сергей Иванович.

— Что же ты морочишь мне голову?

— Понимаешь, Лена, еще на прошлой неделе я действительно имел представление, но тут буквально пару дней назад кое-что случилось, и я понял: все не то.

Елена Федоровна вопросительно посмотрела на мужа.

— Да не смотри на меня так… — тихо смеясь, сказал Сергей Иванович. — Как только у меня сложатся пазлы, я обязательно тебе все расскажу.

Надо сказать, летом у Глебовых складывались любые пазлы. В это время года они всегда оказывались на своей территории, то есть на даче. Когда сопливой осенью или бесконечной стылой, опостылевшей зимой случалась хандра, Елена Федоровна, а затем Марина говорили: «Ну ничего, вот только до лета доживем, и все будет иначе». С приходом любимого теплого сезона можно было расслабиться, выдохнуть.

Елена Федоровна и Сергей Иванович чаще всего именно летом вспоминали свое детство. Верно, именно поэтому летние дачные сезоны Глебовых превращались в нечто непосредственное, простое и даже наивное, когда всем вокруг правила чистая радость, заставляющая Люмпика и Перзика изо всех сил носиться по газону. Ведь собак не обманешь. Они сразу все поняли про дом, в который попали совершенно ненамеренно. И они сами еще были отроками, а значит, на даче было не трое детей, а пятеро.