Икосаэдр 2.0

— Моего соседа-рокера забрали полгода назад в рекруты. У него дома было вот это — какой-то гибрид гитары, басухи… А ты видел такие, там, у себя?

— Это стик… Чэпмен стик, палка, я не знаю, как правильно по-русски.

— Фигня какая-то, — старик вертит в руках доску. — Американские гусли. Я даже не представляю, как играть.

— Я играл в альтернативной группе в колледже. Мой знакомый играл на стике, я пытался несколько раз научиться. Их делали на одной фабрике в Калифорнии… Вручную, небольшими партиями.

— Получается, это последний оставшийся в мире стик? — в глазах старика загорается нездоровый блеск.

— Возможно, в России осталось ещё несколько штук. За сколько продаёшь его?

— Семьдесят тысяч!

Диего поворачивается и молча идёт на центральный проспект.

— Эй! — старик кричит ему вслед. — Я пошутил, за десятку отдам. Или за пять! Кому он теперь нужен!

Это не важно, потому что Диего задели за живое. Он не любит, когда его принимают за идиота и пытаются воспользоваться. Да и денег таких у него нет.

На улице прохладно — несмотря на начавшееся потепление, в середине мая в этих широтах до сих пор редко бывает выше нуля. Тем не менее, Екатеринбург, или Четвёртый, как называют теперь мегаполис, кажется Диего чем-то похожим на американские или канадские города. Такая же плотная застройка, такие же небоскрёбы, правда, с выбитыми стёклами и покинутые. Такое же обилие кричащих рекламных стендов, бутиков, кафешек и торговых центров, правда, всё это пыльное, с отбитыми вывесками и в большинстве своём используется не по назначению. Наверное, думает Диего, точно так же выглядел бы центр Майами, если где-то в России взорвался супервулкан, и мир на несколько года погрузился в вулканическую зиму. К тому же, Майами тоже был четвёртым городом по численности в его родной стране. Всё это вызывает смешанные чувства — от острой, жгучей ностальгии, до непривычного ощущения комфорта и безопасности.

На центральной площади помост, вокруг которого толпится несколько десятков горожан. Диего уже видел такие помосты, когда направлялся сюда, но всё равно останавливается. Это место для выяснения отношений, народное и добровольное судилище.

— На суд вызывается Илья Мельников и Сергей Номоконов, — объявляет глашатай. На его плече повязка добровольного городского дружинника. — Имущественный спор на право обладания недвижимостью и титул домового головы. Победитель получает право на бессрочное владение и управление многоквартирным домом по улице Декабристов, номер тридцать один.

На ринг выходят двое. Слева встаёт среднего роста парень лет тридцати, в очках, с короткой светлой бородой, а справа — огромный, лет пятидесяти волосатый мужик с длинными волосами, в кожаной безрукавке. Бывший байкер, думает Диего — как он слышал, раньше в этом городе было много байкеров. Диего решает болеть за молодого — как его зовут, он не знает. Соперники долго топчутся на месте, примеряя силу удара. Наконец «байкер» делает первый удар, целясь «молодому» в живот. Тот делает блок, прикрываясь рукой — удар оказывается почти не ощутимым. Затем отходит в сторону и отвечает пощёчиной. Диего не удивляет, почему удары столь слабые и несущественные — он знает правила этой игры.

Байкер хватает молодого за плечо и делает подсечку, роняя на пол. Соперник осторожно поднимается, наклоняется к уху байкера и тихо говорит ему что-то, после чего отходит в сторону и встаёт, скрестив руки на груди. Ему отвечают ударом в лицо — теперь удар настоящий, но молодой не пытается прикрыться. Отлетает к деревянным перилам и хватается за челюсть. Байкер делает круг по рингу, то хватаясь за голову руками, то нервно сжимая кулаки — видно, что он потрясён чем-то до глубины души и полон сомнений.

— Наверняка что-то про жену сказал, — слышит Диего разговор стоящих рядом пожилых женщин. — Что изменяла, или что ребёнок не от Сергея. Может, и от самого Ильи ребёнок — они же соседи.

Молодой тем временем садится в угол ринга и даже не пытается сопротивляться, наблюдая за соперником. Напряжение нарастает, все зрители замолкают и ждут развязки. Диего тоже ждёт — несмотря на драматичность ситуации, скоро должно совершиться настоящее чудо, которое не перестаёт удивлять. Наконец байкер поворачивается к площади и говорит собравшимся:

— Прощайте. Я убью этого мерзавца, — после чего подходит к молодому, хватает его левой рукой за шиворот и начинает бить в лицо.

После третьего удара байкер исчезает. Это происходит не так, как обычно это изображали в голливудских фильмах: потенциальный убийца не становится полупрозрачным, не окутывается белым сиянием или вспыхивает ярким светом. Ради спасения жизни жертвы его просто «вырезают» по контуру, как в графическом редакторе, заполняя свободное пространство эквивалентным количеством воздуха.

Здесь не убивают, потому что здесь невозможно убить.

2.

Когда Аномалия впервые дала о себе знать — это случилось почти сразу после Йеллоустоунского извержения — некоторые думали, что люди, покусившиеся на убийство, умирают и отправляются в ад. Всё оказалось немного прозаичнее: Аномалия всего лишь телепортировала людей в другое место — чаще всего только неудачливого убийцу, но иногда и обоих, в разные стороны. Подобное же происходило и при попытке нанести тяжкие увечья. Обычно преступники оказывались в десятках, а то и сотнях километров от места происшествия, после чего либо погибали сами от холода и голода, либо, выжив, ударялись в бега. Некоторые оказывались на противоположном конце планеты.

Когда первые убийцы пришли с повинной в СЧП, власти сначала не верили, а потом пытались скрыть факт необъяснимого. Официально о существовании Аномалии было объявлено только на третий год, когда стали широко известны другие её свойства — парадоксальное снижение детской смертности, избавление от неизлечимых заболеваний и открывшиеся у нескольких тысяч людей телепатические способности. Бомбы и другие орудия убийства не срабатывали, боевые самолёты глохли на взлёте. Примерно тогда же определились её границы и был организован Периметр для обороны и отсева беженцев.

Большая Евразийская Аномалия раскинулась от Киева и Калининграда на западе до Красноярска на востоке, но позже по миру обнаружился десяток более мелких территорий с похожими свойствами — Тибет и Перу, Восточная Австралия и Эфиопия, Палестина и Приморье. Когда Диего узнал об этом, ещё будучи у Периметра, у него затеплилась надежда, что какой-то незначительный кусок США тоже попал в зону Аномалии, и он со временем, пусть в старости, но сможет вернуться на родное пепелище. Но вести с Нового Света были настолько скудными, что рассчитывать на что-либо в обозримом будущем не приходилось.