Икосаэдр 2.0
Шрифт:
Миша меланхолично махнул механическим манипулятором-протезом и молча мелькнул мимо мэрского мордоворота.
Мелочность, мнительность и мозгоусугубительство марсианских местоблюстителей морщили малыша, моча мокрым мимику и мотая по мостовой. Мимопроезжающие марсиане в мини-машинах матюгали Мишу, мигая моргалками.
* * *
Модуль «Москва-5». Мама мешает молоко в мини-сепараторе. Марсианская «мультикорова», мимикрировавшая под московский мини-бар, мило мычит Мише.
—
— Мамо! Мерзко мне мракобесие мэра… — мальчик махнул манипулятором, маня и переходя на шёпот. — Купи! Не могу уже! Ну купи мне марсоход! Ну и что, что я киборг?! Хочу я, понимаешь, хочу как настоящий человек изъясняться по-человечьи, хочу свободы, в скафандре прошвырнуться по песочку родному марсианскому, да под солнышком, на волю хочется, свалить хочу из этого сраного городишки, не могу под кумполом проклятым я!!!
— Молчи, молчи!.. — мама с мышиным мнением мотает макушкой — мигают ли монокуляры-мреокли мэрских мерзавцев, моняторющих не-марсианская мову. — монолингвистика, молви «М-м», меньше мельтеши, мимо мрачные мысли…
ЗАРИСОВКИ. Домовенку не спалось
Домовёнку не спалось. Холодно, ветрено на улице. Будто бы не май, а декабрь, и бессонница к Домовёнку пришла из холодной северной зимы.
Когда Домовёнку не спится ночью, он забирается на самую верхнюю полку и достаёт оттуда большую, в его рост, книжку. Много в книжке интересного — и картинки, и схемы, и буквы разные, заморские.
Вьюга завывает на улице, а в домике, с включённым обогревателем и книжкой, тепло и уютно.
Раньше иногда в гости к Домовёнку заходила Лошадка. Глупая, серая Лошадка. Вместе они играли в слова, пили абрикосовый компот и рассказывали друг другу истории.
На самом деле, без Лошадки намного лучше, думал Домовёнок. Он не любил лошадок, особенно когда его одолевала бессонница.
* * *
Домовёнку не спалось уже четвёртые сутки.
Абрикосовый компот кончился, зато толстая книжка с верхней полки была почти дочитана, осталась лишь пара листов.
Снежные вихри ворвались в домик, Домовёнок причесал бороду, отложил книжку и слез с пульта.
— Странная зима, правда? — спросила Лошадка. Это она пришла.
— Мне не спится. — признался Домовёнок.
— Всё читаешь? — сказала Лошадка, увидев большую толстую книжку.
Домовёнок кивнул.
— Я почти дочитал эту умную книжку, и я всё понял.
— Что именно?
— Всё понял! Я понял, зачем я здесь. Зачем нужен пульт.
— Ты мне обещал показать, как он работает, когда дочитаешь.
Бородатый маленький старичок достал из большой ключницы старый ключ и залез обратно, на пульт. Пробежался по кнопкам, вставил ключ в замочную скважину и откинул полупрозрачную крышку.
— Когда я нажму красную кнопку, стартуют ракеты, несущие заряд. Принцип действия бомбы прост — в его основе лежит неуправляемая цепная реакция деления ядра изотопов урана — 235 или плутония — 239. При срабатывании детонатора два блока вещества докритической массы выстреливают друг в друга, и тогда…
Лошадка подошла к пульту и
нажала кнопку.Глупая, серая Лошадка. Она не знала, что кто-то по ту сторону океана сделал это парой недель раньше.
А холодный ветер ядерной зимы из тамбурного отсека листал страницы «Квантовой физики».
ЗАРИСОВКИ. Лесной полосатый хипстер (в соавт. с П. Юшковым)
Хорошо в лесу. Мышата выкатывают из-за холмов солнечный пирог. Комары играют в шашки на раздевание, а кудрявые куропатки кувыркаются на ковриках, занимаясь утренней зарядкой и слушая ранних Пинк Флоид.
Увлечённый Енот, размечая на глаз расстояние между кадрами и натянув картонный каркас на дуршлаг, проявляет вчерашнюю фотоплёнку.
«Ooh, my…» — не унимался Сид Баррет, страдальчески улавливая дуновения ветра. А Еноту хорошо. Он давно не брал в руки старый «Зенит» своего прадеда, доработанный напильником. Аппарат долго лежал в дупле и проржавел со стороны рукоятки, но был ещё годен для точной работы. Вчера мохнатый фотолюбитель нашёл заначку склеротичной белки — три новых «Коники», спёртых у туристов с той стороны реки. Плёнка со вкусом ежевики неплохо сохранилась, енот еле поборол искушение сгрызть лакомство, заправляя её в фотоагрегат.
* * *
Кадры получались отменные. Звуки костра удались на славу. Запаху еловых шишек, заснятому на 3?-й объектив, мог позавидовать любой городской фотозадрот, а карликовые свиньи, роющие трюфели в сосновой хвое, гармонично похрюкивали со свежего gif-а.
Ещё не начал геркулес в бульоне мягчать всем своим нутром, как выхухоль прозевала полдень. Кинуть кадр в озеро? В водотеке были и другие, не менее любопытные водографии, столь почитаемые у обитателей вод, но енот решил оставить кадры у себя и показать их прадедушке.
Не было конца в стремлении запечатлеть обычную лесную жизнь, и не было предела мастерству Енота. Он сложил кадры в сигаретную соплю, заправил новую плёнку и вызвал дух прадеда.
* * *
В глубине чащи после дождя из обронённого медного крестика начинают проклёвываться остроконечные старообрядческие часовни, вызывая рост бороды. Ондатры-язычники радуются и поют «Локалхост-локалхост!», взывая к богу Обмана, а жук-навозник, недавно защитивший диссертацию по философии, рассказывает лесному слону про Ницше.
Надкусив пару мухоморов из полосатой сумки, седой Пелевин с Пришвиным идут дальше в звуках ПФ, а старуха-белка коварно улыбается им с сосны.
ЗАРИСОВКИ. Сахарный сиропчик
Босс вытащил трубки из руки и тут же залепил шунтопластырем. Снял ремень с плеча и передал контейнер Лео. Приглядевшись, последний обнаружил в сосуде лысого хомяка, плавающего в мутной жиже и подключенного десятком трубок к сложной бионической системе. Хомяк дышал.
— Его зовут Афанасиус. С ним на килограмме сахара ты сможешь протянуть неделю без еды и риска откинуть копыта. Он диабетик, плавает в сиропе. Долбанутая система, изобрели Сяоми на закате их империи. Делают из любой мелкой живности и пакета с сахаром батарейки.