Икосаэдр 2.0

— Живодёры! — с блеском в глазах откликнулся Лео.

— Ну, иди.

* * *

Жир капал с потолка. Семья слепошарых троглодитов шарила костлявыми руками по стенам, собирая живительную жижу. Лео в сотый раз ткнул шокером самого крупного из них — даже не пытаясь разобрать, кто он — самец или самка, — и бережно погладил прибор на поясе. Хорошо лысым, нет надобности в нормальной пище. Идеальные рабы подземных синдикатов.

Нестерпимо хотелось нормального хрючева. Особенно грустно было понимать, что сверху, над ним, бушует миллиардом душ богатейший гигаполис Терры, варится вкусная еда, ходят красивые доступные женщины… А он с хомяком и толпой заложников. Ладно хоть заплатить за траффик обещали неплохо.

Лео помнил, что где-то на этом участке должен повстречаться его визави — такой же курьер с чемоданом наркоты, которой оплатили залог за лысых. Ждал встречи с ним час, два, но никого так и не показалось. Подумав, продолжил путь, посчитав, что северяне сами разрулят с боссом, когда платить.

* * *

Свет зала ударил в глаза. Троглодиты толкнули его, выбивая шокер из рук. Их были тысячи вокруг. Осклизкое голое тело прижало шестью грудями к полу, расплескав нечистоты. Контейнер разбился, хомяк пискнул и пополз обратно в туннель, волоча за собой провода и шланги.

— Что за хрень?! — заорал Лео.

Его перевернули на спину.

— Пойдё-ёт! — промычала царица троглодитов. — Хва-атит на не-едее-елю! Тащите куб!

Последее, что почувствовал Лео перед тем, как сотни трубок вонзились в него — это приторный вкус сиропа.

2018

Тема: «Обмен заложниками»

ЗАРИСОВКИ. Косарь из города Дит

— Осторожно, Палыч, осторожно… — занудно бурдел Зиртен, раздвигая руками. толстые стебли. — Смотри под ноги — можешь помять молодые побеги.

Палыч — это я. Я осторожен. Как-никак, далеко ни каждого пускают на такие плантации.

«Вот мы и пришли», — подумал я, увидев вытоптанную полянку посреди поля.

Зиртен сбросил поклажу, грузно плюхнулся на землю и сказал:

— Вот мы и пришли. Ты как, вообще, решил стать косарём? Я вот с детства мечтал стать косарём. А сейчас, почитай, никто не хочет стать косарём. Ты точно хочешь? Сейчас косарём все называют тысячу деревянных, а не то, что тут. Они не понимают, слепые, как важна наша профессия. Без неё никуда, без неё все будут ходить босыми, можно сказать. А ты молодец, что решился. Молодец, что бросил этот чёртов город. Он не нужен. Здесь, в поле, хорошо, здесь птички поют, солнышко, свежо-то как!

В звенящей пустоте, в свинцово-чёрных небесах сверкнула молния. Зиртен кашлянул и продолжил, как ни в чём не бывало.

— Тут с первыми петухами выйдешь из избы, возьмёшь косу, да как начнёшь! Красота. Потом сложишь в кучи, они пахнут свежестью, чистотой. Ты чувствуешь единение с природой, с красотой и… гармоничностью пространства. Понимаешь?

— Угу, — мрачно отозвался я. До чего этот Зиртен, всё же, болтливый, скверный мужик. Петухов каких-то приплёл.

— Ты любишь природу? Я вот очень люблю природу. Можно сказать, больше всех её люблю. Внизу природы уже почти не осталось, разве что лес самоубийц на втором поясе седьмого, а тут, на служебных кругах…

— Кончай трепаться, зайцеухий, — грубо оборвал я болтуна и почесал правый рог. Давай уже свой инструмент.

Зиртен обиженно и нелепо подёрнул носом-пуговкой, достал из чехла косу и приладил на рукоятку, украшенную рунами.

— Трудись. Я не смею тебе мешать, — ответил не то заяц, не то армянин и затопал сквозь поросль. Прямо в расставленные мной капканы.

Адский огонь загорелся в моих глазах. Я отошёл от поляны и махнул косой. Сотни носков, чёрных, синих и в полосочку, упали со стеблей на раскалённую почву ада.

Хороши носочки!

ЗАРИСОВКИ. Сообщение из бортового журнала Шрихарикота-34, 20.09.2458

— … Фредди сказал перед высадкой, что, возможно, высаживаться не надо, потому что по данным прошлых попыток из базы индекс химеризации фауны этой планеты равен тринадцати, я хреново учил ксенобиологию и понятия не имел, что это значит; правда, Консорциум дал задание, и нас интересовало только обилие фосфора и органики, ну, вы же знаете, что человечество сейчас — это вселенский паразит, охочий на чужую органику, в общем, мы сели, кислорода норма, утро, мы не увидели ничего, кроме здоровенных грибов, да, кажется, они напоминали грибы, Фредди первый отключил шлем и стал кашлять, он кашлял как-то странно, я ещё подумал — у нас же микрофлора, по правилам нельзя, но его словно загипнотизировало, тянуло к ним, а затем и меня; так вот, он подошёл к этим грибам, и через пару минут внутри их… их шляпок что-то забурлило, словно там происходила какая-то реакция, видимо, наша органика передалась им, они как-то смешали ДНК с тем, что было у нас в голове… затем на поверхность стали падать большие пузыри вроде плаценты, они разрывались, и оттуда выходили бабы… простите, женщины, голые красивые женщины в слизи, они… они были тупые, но прекрасные, рыжие, негритянки, толстые, худые, они ничего не говорили, просто легли на землю и раздвинули ноги, чёрт возьми, Фредди, это всё его мысли, он слишком долго был один на вахтах, но, по правде сказать, и мне этого хотелось… передайте… передайте Лиз, что я не хотел, я изменил с ними… мы спаривались с дюжиной, я не знаю, зачем я, чёрт, потом сверху стали падать яйца, оттуда вылуплялись коты… котики, пушистые, видимо я вспомнил старину Фила, я скучал по нему, я никогда уже не увижу его… (плачет); к тому времени я уже снял скафандр, я гладил кошек, спаривался… трахал этих сучек, и их животы стали расти, через полчаса они родили химер, похожих на кошек и людей одновременно, они тоже размножались, и породили червокотов, адские многоножки с хвостом, они влезли в меня, руки не слушаются… мы летим на Землю, корабль полон голых баб, кошек, запрашиваю…

ЗАРИСОВКИ. Морщинок и Орнаменталь

жене.

Ты работаешь поздно вечером одна, когда спокойнее, позабыв о голодном муже дома и усталости в руках. Ты торопишься. Роскрыш выходит неровный, рваный, и страшно, что не хватит чего-то, чтобы создать полноценный Орнаменталь Вызова.

Сроки поджимают. Жрица-настоятель требует рабочий коридор четвёртого транка до конца декады, когда намечается очередной литургический вызов. Рабочий морщинок, которым ты вьёшь глубину, всё время тупится, и приходится спускаться вниз и макать в умбру третьей жёсткости, чтобы поправить. Мастихин то и дело срывается, оставляя неровности на параллелях пятых морщь. Малые шероховатости роскрыш ещё может стерпеть, но стоит сдвинуть линию лупа на пару градусов влево — и вызов не пройдёт.

Спрыгнуть вниз, завернуть лицо шарфом, налить из канистры звонкое в маленький бочонок. Затем — на верёвку, на шею, и бегом по стремянке, на туру, затем по лесам, на самый верх. И не расплескать бы, лестницу уже прожгло до самых пуняв. Крименсин золотил кожу и жёг пальцы рук даже сквозь перчатки, стоит немалых сил сдержаться и не почесать нос, который, сволочь, всегда чешется, когда заняты обе руки. В прошлый раз пришлось бежать к Евридике, чтобы та произвела чтение очищение. Нет, можно ходить и с золотым носом, но, во-первых, это больно, а во-вторых — городские в двилежансе увидят и поймут не то. Будут отворачиваться, словно от прокажённой, отодвигаться, не разбирая, что орнаменталистки в их заведении используют светлые, а не тёмные силы.

Вдруг вспомнишь, и холодок по спине. Как там муж? Вернулся ли с охоты живым? Голодный или поужинал?

Один ли?

Поправишь косынь, смахнёшь стекающую по кисти каплю сепии на подол, и снова раскрывать. Мазок за мазком, вязь за вязью. Ночные лангуры прибегают к полуночи, гремят по кровельной жести в паре метров над тобой, сношаются, визжат. Ух, знать бы какое-нибудь простенькое чтение вызова Льва, чтобы отпугнуть! Но нельзя по рангу, не позволено: ты не жрица, а наймит, коих тысячи…

За два часа до рассвета роскрыш замкнут, ты стоишь внутри холодного яркого колодца башни, вокруг тебя леса, банки, тряпки. Ближайший двилежанс в рощу плывёт через три часа, а ты, усталая, хочешь умыться, хочешь есть, но есть нечего, а вода грязна.

Лёгкий дымок идёт из глубин твоих линий. Ты ведёшь пальцем по одной из них, говоришь слова, что подглядела как-то раз. Морщинок, безвольно висевший на запястье, втыкается в стену. Орнаменталь вспыхивает янтарём, тянет хобот транка в глубину…