Имани

– Три дня? Шутка?! Поржал?! Ты вообще в мире людей жил, или где?!

– Три дня? Какие три дня, ты чего?

– Ты жил с ней три дня. До того, как она вырубила тебя и затащила сюда.

Он открыл рот. Закрыл. Нахмурился. Недоверчиво чему-то усмехнулся.

– Брат, она же тебя дурит. Дурит! Какие три дня? Что она тебе там наплела?! Я с ней жил?! Это что за херня?

– Нет? Этого не было?

– Ты влюблённый лошок! Она тебе вешает на уши хрень всякую! Она меня огрела по башке, вон дырка в черепе, наверное, осталась... может я подохну тут от этого. Какая-нибудь жидкость в мозгах накопится и без больнички тут буду корчиться. А ты слушаешь ее лажу!

Я молчал. Он не получил обратной связи и продолжил свой театр.

– Темыч, я в первый день тут уже был, в клетке. На меня кинулась псина, я придушил ее, а девка сзади меня чем-то бомбанула. Все, свет погас. Финита! Какие три дня, ну она тебя морочит... она надрачивает тебя против меня, ты не понимаешь?!

Убедительный театр. В его словах была логика, Има могла выдумать эту историю с насилием. Но в клетке был он. Ему нужно было выбраться, поэтому он тоже мог врать. Я по-прежнему молчал.

– Ладно, слушай. Я тебе клянусь, я никогда этих баб не трахал, которые шли по заданию. Это расслабляет, зачем лишние напряги? Мне это и в голову не пришло бы.

Значит врал все-таки он.

– Надежда Мальцева.
– Сказал я.

– Кто...

– Журналистка, в прошлом году.

– И что? Это к чему?

– К тому, что ты их не трахаешь.

– Да я ее не трогал.

– В отчётах было, что ее изнасиловали и убили.

– Охренеть! Да я не знаю с кем она там кувыркалась до того, как я пришёл! Совпало!

– Да, совпало...

– Чего тебя бомбит-то?! Почему мы сейчас выясняем про этих баб?!

– Она простит, чтобы я тебя убил. А я не знаю, что делать. Боюсь тебя выпускать.

– Это же я, ей... Артём! Она тебя заморочила! Просыпайся давай, она же тебя топит! Мы же друзья, столько лет...

– Мы с тобой не друзья.

– Вот мудила... какой же ты мудак. Ты как обдолбанный наркоман сейчас, не видишь, что происходит.

– Я оставлю тебе еду.

Внизу решётки было отверстие, как раз чтобы просунуть миску.

– Давай. Как псу.
– Пробормотал он. Мне стало его жаль, но я тут же задавил это в себе.

Поставил миску. Он подошёл, схватил ее и стал по-звериному жадно есть, запихивая эту собачью кашу руками в рот. Има не дала ложку и правильно сделала. Он мог бы убить ее этой ложкой. Как вообще произошло, что он позволил посадить себя в клетку, у меня это в голове не укладывалось. Он же через спецназ прошёл!

Было мучительно видеть, во что он превратился, но я все медлил, не уходил и смотрел. Вероятно, его совершенно не смущало моё присутствие. Я старался не думать о том, каково это - целыми днями сидеть тут в полутьме, одному. Пан никогда не вызывал во мне особой приязни, хотя мы много времени проводили вместе. С такой работой сложно заводить друзей на стороне. Сейчас, когда Имы не было рядом, во мне зашевелился какой-то червячок сомнения. Правильный ли выбор я делаю? Кто она мне? Ведь я едва знаю ее. Но потом я представил его - с ней. Эти грубые широкие лапищи и жестокая ухмылка. Кулаки сжались сами собой.

– Ты сказал, что потрепал ее.
– Вспомнил я.
– А потом сказал, что она тебя сразу вырубила. Как же так? Когда ты успел?

– А, ты об этом.
– Беспечно отозвался он, засовывая в рот мясные ошмётки из каши.

Хохотнул. Ему было приятно вспоминать. Ох как он сейчас рисковал...

– Да это правда шутка. Мне было скучно. Она в первые дни подходила близко, думала я лох, раз в клетке. Приносила мне какие-то таблетки и чай в чайнике. Говорила, что антибиотики, чтобы у меня башка заживала. Но думаю, это было что-то снотворное. Когда я жрал эти колеса, то через час отрубался. В первый раз проснулся, у меня сбрито на башке место, где рана, и там какой-то пластырь с ватой нацеплен. Намазано вонючим. Понятно, я бы проснулся, если бы она зашла, но не проснулся. По-любому, снотворное. Она боялась, что я сдохну тут и... ну что ей делать с трупом? Короче, она подходила к самой решётке. Смелая, нейтральник-то мой в кармане. Думала, если что, успеет меня вырубить. И вот она такая подходит... Я ее хватаю за волосы и приматываю к решётке! Полчаса так держал. Она как червяк на крючке билась, я ржал чуть не уссался. Как только лапу к карману тянула, я ее придушивал, чтобы расслабилась. Псы ее на улице усирались лаем, но дверь-то закрыта. Ну а потом отпустил, что с ней делать.

– И все?

– Ну да.

– А нейтральник?

– Что нейтральник?

– Ты... что, не забрал у неё?

– Ну... нет.

Я не сказал "ты что, идиот?" Но он это прочитал на моем лице. Отставил миску.

– Ну я потом понял, что я дебил. Просто он же в одежде остался. А она специально отбросила ее в сторону. И уже бы не достала, пока я ее держал. Хитрая сука, она меня все-таки уделала! Даже при таком раскладе! Да и потом, голая баба - как-то мысли не в ту сторону начинают волочиться.

– Голая?!...

– Ну да. Я заставил ее раздеться. Да черт, я забыл про нейтральник... следил, лишь бы она его не достала. Надо было ее придушить, подтянуть поближе и вытащить его пока она в одежде. Но это я потом сообразил. А тогда у меня был такой стояк, как в пятнадцать лет не было! Ну какой там нейтральник, когда ты держишь эту голую гусеницу за патлы, а она бьётся и скулит на полу. Я бы ей ещё в рот напихал через решётку, если бы не боялся, что покусает. Я буду долго это вспоминать, ага...

Он хмыкнул, потом снова взял миску, провёл в ней пальцем, собирая остатки каши и засунул палец в рот. Если бы не решётка, я бы ему выбил зубы. Чтобы стереть с этой мерзкой тупой рожи ухмылки на пять лет вперёд!

– Ну чего ты уставился? Я ничего ей больше не делал! Что она там тебе наплела?

– Я ухожу. Потом вернусь.
– Бросил я.

– С ключами, эй! Или мне ждать, когда ты наиграешься этой сукой?

Имы не было. Я надеялся, что она сбежала и мне не придётся ничего решать больше. Нет, конечно нет. Просто мелькнула такая мысль. И в ней было что-то приятное.

Мне захотелось пить, полез за чашкой над мойкой и вдруг понял - что-то не так. Изменилось... освещение что ли? Окно. Нет листвы. На дворе стоял октябрь, но деревья ещё не сбросили листья. Кружевное солнце... его больше не было. Я подошёл к окну. И взгляд мой упирался в... что-то поставили перед окном. Бревно. Очень толстое. Я выскочил на улицу и обежал дом. Это что за... такого быть не может! Перед окном росла здоровенная сосна! Ей было лет двести. Или пятьсот! Я бы не смог обхватить ствол! Высоченная! И рядом ещё несколько. Одна росла так, что разломала забор, будто она выскочила из земли совсем недавно. И сразу - такая старая, огромная! Мне стало... страшно. Просто жутко! Я принялся судорожно рыться в памяти, пытаясь вспомнить, вернуть картинки. Совсем недавно я видел в окне кухни просто какие-то кусты. Зелёные ещё, через них спокойно просвечивало солнце. Было же такое?! Было! Я вспомнил - яблоки! Точно, были яблоки на этих кустах! Значит это были не кусты, просто низкая ветка яблони. Сейчас перед окном торчал этот необъятный ствол! Сосна же не выросла за одну ночь! Даже сегодня, когда я проснулся - все было как накануне. Может я умер, а? И этот мир не настоящий? Все меняется, как во сне, в одну секунду, любой ландшафт. Как ещё это можно объяснить?!

Меня окликнула Има. Она стояла у меня за спиной с трёхлитровой банкой молока.

– Ты видишь это?! Видишь эти деревья?! Это что вообще?!

– Деревья.
– Спокойно отозвалась она.
– Давай, налью молока, ещё тёплое, хочешь? Бабка с посёлка принесла.

– Их не было!

– Да ладно.

– Что с забором?! Почему дерево сквозь него торчит?!

– Сломался, я передвинула. Пошли.

– Под окном была яблоня! А это сосна!

– Уверен, что не яблоня?

– Кончай, это сосна!