Именем человечества

– Что же будем делать, Денис Павлович? – осторожно спросил Левин, когда генерал, трижды прослушав магнитофонную запись, нервно закурил и, подойдя к окну, повернулся к подполковнику спиной.

– Пока ничего.

– Как ничего? – удивился Левин. – Теперь, кажется, все ясно.

– Для меня еще далеко не все ясно, – коротко ответил генерал. – А теперь займемся текущими делами. Да, кстати, вы познакомились с материалами допросов Чалого и его компании?

– В общих чертах. Да и какой теперь смысл?

– Теперь-то в этом и будет смысл. И еще – я хочу, чтобы вы попристальнее присмотрелись к этому Саакяну. И вообще поинтересовались обстановкой в институте.

– Вы полагаете...

– Я ничего не полагаю. Но, право же, это не помешает.

4

В кабинете заметно потемнело. Андрей Николаевич Зорин встал из-за стола, подошел к окну. За стеклами валил снег. Легкие пушистые хлопья вихрем неслись над парком, выбеляя дорожки, покрывая деревья тонкой ажурной бахромой.

– Вот и к нам пришла зима, – он перевел взгляд на горы. Дальние вершины совсем скрылись в плотных седых облаках.

И сразу стало грустно. Вспомнилась весна. Всплыли в памяти удивительные, полные таинственности и очарования сеансы в кабинете Татьяны Аркадьевны, воскресные прогулки в горы, первые волнения внезапно вспыхнувшей любви...

Сколько времени прошло с тех пор? Кажется, целая вечность. И осталось лишь большая непроходящая печаль. Но разве этого мало? Разве можно не благодарить судьбу за такое нечаянное возвращение в юность? Сколько тепла, радости, трогательной новизны внесло оно в его потускневшую было жизнь! Что скрасило бы ее сейчас, если бы не эта светлая волнующая грусть?

Милая Таня...

Он прикрыл глаза и будто снова ощутил на груди ласкающий холодок ее рук, увидел добрый внимательный взгляд, услышал мягкий пришептывающий голос. Резкий телефонный звонок вернул его к действительности. Он взял трубку.

– Кисловодск? Зорин? Сейчас с вами будет говорить институт ядерной физики.

Несколько мгновений тревожных шорохов. И густой самоуверенный мужской голос:

– Андрей Николаевич? С вами говорит профессор Саакян, научный руководитель вашего сына. Вы слышите меня? Так вот, я хотел бы связаться с Дмитрием Андреевичем.

– Это не так просто. Он работает за городом, довольно далеко отсюда. Телефона там нет.

– В таком случае, передайте сыну, что его работа по слабым взаимодействиям заняла первое место на институтском конкурсе научных работ.

– Благодарю вас.

– И потом... Сами понимаете, конец года, время отчетов. Надо, чтобы он приехал сюда, доложил о результатах своих исследований в Кисловодске. Иначе тему могут автоматически закрыть.

– Хорошо, я передам ему. Когда он должен приехать?

– Чем скорее, тем лучше.

– Один или с Колесниковым?

– С каким Колесниковым? Ах да... Так Колесников давно уволен из института.

– Уволен?! Почему?

– Видите ли... Он оказался всего лишь авантюристом От науки, и в таком солидном институте, как наш...

– Понятно. Вы уведомили его об этом?

– Приказ вывешен для всеобщего обозрения.

– Где вывешен, у вас в институте?

– Разумеется.

– Но ведь Колесников в командировке, совсем в другом городе.

– Никто никуда Колесникова не командировал. Я командировал и выслал соответствующий документ лишь Дмитрию Андреевичу.

– Как никто не командировал? Это какая-то ошибка, недоразумение.

– Никакой ошибки. Колесников давно уволен. Никакого приказа о его командировке не было. И никаких претензий, насколько мне известно, от него в институт не поступало. О чем же говорить? Если человек больше трех месяцев не получает зарплаты и не удосужился поинтересоваться, чем это вызвано, то сами понимаете... Я поражаюсь только, как этот тип, не имея даже командировочного удостоверения, столько времени живет в другом городе и до сих пор выдает себя за работника института. Я бы на вашем месте...

– Я все понял, – перебил Зорин, – Вы далеко пойдете.

– Что вы сказали?

– Я сказал: вы далеко пойдете, профессор! – он бросил трубку и, положив под язык таблетку валидола, долго сидел, не двигаясь, рассеянно провожая взглядом падающие за окном снежинки. Потом достал сберкнижку, взглянул на оставшуюся там сумму и, быстро переодевшись, пошел к выходу.

5

Возвратившись из сберкассы, он с минуту походил по кабинету, затем сел к столу, набрал номер телефона:

– Татьяна Аркадьевна? Таня, если вы не очень заняты, зайдите, пожалуйста, ко мне.

Она вошла, как всегда, с хорошей теплой улыбкой, привычным движением откинула волосы, с изящной, одной ей свойственной грацией опускаясь в кресло:

– Я слушаю вас, Андрей Николаевич. Вам плохо? Вы выглядите отнюдь не лучшим образом.

– Нет, ничего. Как там дела у ребят, Таня? Дмитрий уже неделю не ночует дома.

– Все то же, Андрей Николаевич. Мала плотность по тока. Второй месяц бьются и – ни с места! А ведь все сделали так, как я узнала из диска. Или я не поняла чего-то... Но вы определенно чем-то расстроены?

– Да. Звонил сейчас этот... профессор Саакян и сказал, что Максима Владимировича уволили из института,

– Я ждала этого. А Диму?

– А Дмитрию, наоборот, присудили первое место на конкурсе научных работ.

– Очень рада за него.

– А я усматриваю во всем этом какую-то хитрую нечестную игру. Боюсь, они просто хотят купить Дмитрия, поссорить его с Максимом.

– Что вы! Максим не обратит на это ни малейшего внимания, И потом... Что бы ни случилось, он не бросит работы.

– Я знаю. И поэтому,,, Скажите, Таня, как у вас со средствами?

Она смутилась:

– Много ли нам надо, Андрей Николаевич.

– Сколько вам надо, я знаю. Все эти транзисторы, резисторы... А Максим, оказывается, третий месяц не получает зарплаты.

– Мы обходимся пока...

– Обходитесь! Хорошо, что этот прохвост позвонил мне сейчас. У меня вот тут... скопилось немного денег.

– Нет, нет, Андрей Николаевич! Мы, честное слово...

– Таня, я даю их вам в долг, как ваш друг, как соратник. Вы знаете: ваше дело – мое дело. И потом, дороже вас...