Император гнева

Следующим шагом была наживка. Ансель Альбрехт, подлый маленький засранец, связанный с немецкой мафией, обычно не из тех, кому я бы вытирал ноги. Но Ансель совершил роковую ошибку, когда однажды пришёл ко мне за помощью, и сейчас было самое время её получить.

Поэтому я попросил Анселя связаться с Дамианом Николаевым, странным белобрысым другом моего кролика, и наврать ему какую-нибудь чушь об артефакте испанской инквизиции и о том, что он будет обязан Дамиану, если сможет вернуть его. И, представляете, эта маска оказалась временно за пределами города, в поместье Киллиана Килдэра в Коннектикуте.

Как невероятно.

Конечно, всё это ложь. Маска принадлежит одному жуткому коллекционеру из Австрии, который повесил ее на стене своего еще более жуткого секс-подземелья. Но Дамиан — маленький жадный засранец, и он клюнул на приманку.

Я позволяю себе слегка улыбнуться, беря бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта. Осматриваю вечеринку в саду, оценивая превосходный вкус Киллиан в приготовлении шампанского, представляя, что эта вечеринка устроена для меня, а не для Уны Килдэр.

Не для того, чтобы отпраздновать день рождения, а чтобы поздравить меня с удачной охотой. Наконец-то я обхватываю пальцами ее гребаное горло, смотрю ей в глаза и, вдыхая ее страх и ощущение поражения, понимаю, что победил.

У меня никто ничего не крадет.

Никогда.

Если бы дело было только в деньгах, возможно, я бы уже устал от этой погони и просто нанял профессионалов, чтобы они принесли мне голову вора в чертовом джутовом мешке.

Но не из-за того, что украла Анника. И уж точно не из-за того, как она это украла.

Я делаю еще глоток шампанского, вдыхая чистый воздух сельской местности Коннектикута.

В последнее время я провожу слишком много времени в Нью-Йорке.

Не то чтобы мне там обязательно не нравилось. Это весело, это дико, и я знаю, как подчинить это своей воле. Я даже не возражаю против игр, в которые мы постепенно играем с русскими мафиозными кланами, деликатно пытаясь проникнуть на их территорию по мере того, как «Сота» расширяется в Нью-Йорке.

Это даёт и другие преимущества, например, я постепенно знакомлюсь со своей сводной сестрой Фуми, не говоря уже о биологическом отце, которого считал умершим большую часть своей жизни.

Тридцать пять лет назад моя мать Астрид, молодая аристократка из Норвегии, отправилась учиться за границу в Киото, Япония. Там она влюбилась в мужчину по имени Хидео Мори, и у нее завязался бурный роман с ним.

Но Хидео был не просто ее бурным романом в колледже; он был главой грозной и могущественной семьи якудза Мори-Кай. Моя мать любила его, но в то же время боялась или, по крайней мере, той жизни, которая предстояла с ним. Поэтому, когда она случайно забеременела мной, то порвала с Хидео, уехала из Японии и вернулась домой в Норвегию, чтобы родить.

Она даже не сказала отцу, что беременна.

Но, как говорится, разлука делает сердце нежнее. И вот, спустя несколько лет после моего рождения, мать вернулась в Японию. Я полагаю, она нашла Хидео, чтобы посмотреть, сможет ли отвлечь его от жизни якудзы, а затем сказать ему, что у него есть сын.

Ее план не сработал, и через несколько недель она вернулась домой, уверенная, что Хидео на самом деле никогда не покинет якудзу.

Она снова забеременела.

Близнецами.

Год спустя, сразу после рождения моего брата Такеши и сестры Ханы, Хидэо наконец нашёл то, чего не было у моей матери: выход из якудзы. Он женился на женщине по имени Белла, стал отцом моей сводной сестры Фуми и решил оставить преступный мир позади. Сменил их фамилию, переехал в США, и до недавнего времени я думал, что он давно умер в Японии.

Я любил свою мать и понимаю, почему она увезла меня из Киото и от отца, который жил и дышал якудзой.

Но вы не можете изменить свою ДНК. Я родился в семье якудзы, и когда мне было восемнадцать, вопреки желанию Астрид, отправился в Японию, чтобы изучить эту сторону своего наследия.

Тогда я и встретил Соту.

Когда он услышал, что парень, наполовину японец, выросший в Англии, рыщет по Киото в поисках информации о человеке по имени Хидео, он разыскал меня. Никогда не забуду тот день, когда он распахнул дверь моего гостиничного номера, дернул меня за рукав, увидел родимое пятно в форме полумесяца и сразу же обнял меня, как давно потерянного сына.

Сота и мой отец были лучшими друзьями. Как и я, Сота думал, что Хидео был убит при попытке уйти от якудзы много лет назад. Так что он взял меня к себе, и после того, как я всего один день окунулся в мир якудзы, то подсел на это.

Через несколько месяцев Мэл, мой приёмный брат из дома, переехал ко мне в Японию. Через два года, после смерти нашей матери, Такеши и Хана тоже переехали.

Остальное — уже история.

Как и сказал, кровь не изменишь. Я родился в этой среде. Мне потребовалось восемнадцать лет, чтобы найти его.

Благодаря Соте я узнал о могуществе империи Мори-кай и о том, какой вес до сих пор имеет это название. Вступил в ряды Акияма-кай и стал одним из самых надежных капитанов Соты.

Он даже сказал мне, что его конечной целью было увидеть возрождение Мори-кай под моим руководством, которому его собственная империя когда-то присягала на верность.

Мое настроение портится, когда думаю о том, что этот день может наступить раньше, чем ожидалось. У Соты третья стадия рака легких.

Есть небольшой плюс в том, что большую часть своего лечения он провел в Нью-Йорке. Но все равно жестоко наблюдать, как один из сильнейших людей, которых я когда-либо знал, был поставлен на колени такой трусливой болезнью, как рак.

Но я отвлекся. Сегодня мы празднуем, а не скорбим.

Потому что сегодня вечером я, наконец, поймаю маленькую воровку, которая накачала меня наркотиками и обокрала. Сегодня вечером моя ловушка захлопнется, и когда я обхвачу рукой ее горло, то блядь, сожму его. Сильно.

Словно по сигналу, боковым зрением замечаю красную вспышку. Поворачиваюсь, и мрачная, опасная улыбка на моем лице становится шире, а пальцы сжимают ножку бокала с шампанским.

Как и каждый раз, когда я смотрю на Аннику Бранкович, в моих венах бурлит пьянящий смертельный коктейль из ненависти и желания.

Есть причина, по которой она набросилась на меня той ночью пять лет назад. Конечно, наркотики, которые она подсыпала в напиток, не причинили вреда, но спустя пять лет, размышляя о случившемся, понимаю, что она усыпила мою бдительность.

Потому что как бы сильно я ни ненавидел Аннику… как бы сильно ни хотелось привязать её к бетонному столбу и утопить, как выводок кроликов-воров… я не могу отрицать тот факт, что всякий раз, когда смотрю на неё, у моего члена появляются другие идеи.

Такие, как грубо трахнуть её. Прижать к грязной земле и погрузить каждый свой толстый дюйм в каждую её тугую маленькую дырочку. Заставить кричать, пока её жаждущая маленькая киска сосёт мой член. Или смотреть, как она стонет и пускает слюни, пока я трахаю её в горло.