Император гнева

Я поджимаю губы.

— Уверен, что не знаю, о чём ты…

— Я не в настроении играть в игры, Кензо, — вздыхает он. — Ты сын, которого у меня никогда не было. При всем уважении к Хидео, ты мой наследник. Ты возьмешь и мою империю, и его, и превратишь их в свои собственные. Но этого не может случиться, если начнется война.

— Сота…

— У Кира нет сыновей, поэтому его наследником является его племянник Дамиан. У него также нет дочерей. Но, как и я, Кир приютил бездомного…

Когда до меня доходит, я напрягаюсь всем телом. Мои глаза становятся ледяными, когда смотрю на него.

— Нет.

Сота кивает.

— Да, — тихо говорит он. — Я прошу тебя сделать то, что…

— Это чёртово «нет», Сота.

— Пока я ещё дышу, Кензо, — злобно рычит он, — ты будешь подчиняться моим желаниям.

Стискиваю зубы и чопорно кланяюсь.

— Конечно, Сота-сан, — рычу я.

Он выдыхает долгий прерывистый вздох.

— Прости, Кензо. Правда, прости.

Я медленно поворачиваюсь и смотрю в окно, наблюдая, как Анника пробирается через толпу гостей. Её белое платье облегает каждый изгиб тела, подчёркивая длину ног, как у модели.

Вижу, как колышутся её волосы, когда она поворачивается, чтобы улыбнуться другому гостю. Взмах ресниц над лживыми глазами. Изгиб ядовитого рта.

— Это единственный способ избежать войны, — тихо рычит Сота. — Вы с Анникой Бранкович поженитесь. Это окончательно.

Мои губы угрожающе изгибаются.

Затем я думаю о Рэйфе.

Прямая атака не сработала. Травля помогла выманить кроликов из их норы, но не довела дело до конца.

Чтобы по-настоящему покончить с этим, пришлось отправить змею внутрь.

Я смотрю на Аннику через окно, пока она беззаботно потягивает шампанское.

Привет, крольчонок. Меня зовут Змея. И я собираюсь съесть тебя, чёрт возьми, ЖИВОЙ.

***

Десять минут спустя я вытаскиваю её из кабинета, спускаю по лестнице, ставлю перед толпой хлопающих в ладоши зевак и объявляю всему миру, что мы помолвлены.

Она моя.

Я поймал её в ловушку.

Так почему же, чёрт возьми, чувствую себя так, будто это меня поймали?

3

АННИКА

Как только я вхожу в больничную палату, Фрейя бросается мне в объятия.

— Чёрт, — всхлипывает она, уткнувшись мне в грудь.

Ну что ещё тут скажешь?

Смотрю через её плечо на Дамиана, неподвижно лежащего на больничной койке. Я ненавижу эту нелепую пластиковую трубку, торчащую из его безвольного рта. Ненавижу аппараты, которые дышат и перекачивают его кровь. Я ненавижу провода, ритмичные звуки, доносящиеся из аппаратов, и резкий запах больницы, пропитанный антисептиками и смертью.

Терпеть не могу всё это. Но больше всего ненавижу то, что до сих пор не знаю, потеряю ли члена семьи.

Мне было восемнадцать, когда я потеряла всё. Дочь главаря сербской мафии и его жены-американки, я уже была выдана замуж за другого криминального авторитета, который ненавидел меня и этот вынужденный брак так же сильно, как я ненавидела его по той же причине.

Сразу после свадьбы разразилась война между мафиозными кланами, и его семья была уничтожена во время нападения на их дом. Мне удалось сбежать, и один из людей моего отца, Руслан, доставил меня домой.

Но было уже слишком поздно.

Война пришла и туда, уничтожив всю мою семью и спалив наш дом дотла. Руслан довёз меня до Греции, прежде чем умер от ран, полученных во время нападения на нашу семью. В тот день я потеряла всё, что когда-либо знала.

Я прожила всю свою жизнь как избалованная мафиозная принцесса, ни в чём не нуждаясь. Но когда приходится воровать или голодать, потому что у тебя больше нет этого богатства, мир из чёрно-белого становится намного серее.

Воровала, потому что мне пришлось. Воровала, потому что мне нечего было есть. Встречала таких же людей, как я, — детей и подростков, которые жили на улицах Афин. Были такие девушки, как я, которые находили… другие способы… чтобы прокормиться и не умереть в канаве.

Однажды сама чуть не сделала это. Я голодала, спала в переулке, и у меня была заражённая рана, которая гноилась.

Это был просто секс, убеждала я себя. Вставить вкладку A в слот B. Повторить. Получить деньги. Ничего сложного, верно?

Неверно.

Привела себя в порядок, насколько это было возможно, и пошла по площади в захудалой части города вместе с другими девушками, которые искали работу. Я согласилась с первым же мужчиной, который подошёл ко мне со злым, похотливым выражением лица, и назвала ему ту же цену, которую, как я слышала, девушка назвала своему клиенту десятью минутами ранее.

Он подвёл меня к своей машине. Прежде чем что-то произошло, он открыл заднюю дверь, ударил меня по лицу и швырнул внутрь.

В жизни бывают моменты, которые определяют, как она будет развиваться дальше. Так было и со мной.

Я могла бы отпустить ситуацию. У меня уже были деньги, потому что видела, как всем остальным девушкам платили вперёд. Когда он забрался на заднее сиденье вслед за мной и навалился на меня, я могла бы просто… отключиться.

Но хоть и родилась в этом мире принцессой, в моих жилах не было огня и ярости.

Поэтому я сопротивлялась.

Снова и снова билась лбом о его лицо, пока он не вцепился в меня лапами, пока не услышала хруст сломанной кости и его крики боли. Пока не почувствовала, как потекла горячая кровь. Когда он скатился с меня, я изо всех сил ударила его по яйцам, снова и снова, пока его не вырвало и он не взмолился о пощаде.

Тогда я побежала и ни разу не оглянулась.

И в тот день решила, что буду брать у этого мира всё, что мне нужно, и ничего не отдавать взамен.

Следующие несколько лет провела в полном одиночестве. Я игнорировала мир и окружающих, брала то, что мне было нужно, и выживала.

Но однажды в Милане я увидела то, что не могла игнорировать. Двое мальчишек-подростков вытаскивали кричащую, царапающуюся девочку из самодельного укрытия из брезента, которое она соорудила в развалинах заброшенного здания. Было очевидно, что они пытались сорвать с неё одежду, вероятно, чтобы изнасиловать или сделать что-то ужасное. Но это была не единственная причина, по которой девушка кричала.