Император гнева
Шрифт:
Я делаю ещё одну затяжку, размышляя.
В конце концов, знаю, что не собираюсь ничего говорить Киру. Потому что одна из причин, по которой я его уважаю, заключается в том, что он обо всём заботится. Просто делает своё дело, не жалуясь и не ноя. Честно говоря, думаю, что одна из причин, по которой я ему нравлюсь, заключается в том, что он знает, что я такая же.
Так что нет, не буду вести себя как ребёнок и плакать перед Киром, что мой новый муж может быть жесток со мной, потому что я украла у него пять лет назад.
Из-за чего я снова оказываюсь в тупике.
Чёрт
Оборачиваюсь, и мой взгляд падает на спортивный чёрный мотоцикл дымчато-серого цвета, припаркованный у обочины, с кроваво-красной маской ханья, нарисованной на бензобаке, и надписью «Мори-кай» под ней.
Я холодно улыбаюсь, лезу в сумочку и достаю свой маленький складной нож.
Понятия не имею, почему Кензо здесь, но это не имеет значения. Этот ублюдок, может, и думает, что поймал меня, но он ещё узнает, что у меня есть когти. И пожалеет о том дне, когда решил, что это хорошая идея — запереть меня в клетке.
Воздух с шипением вырывается из шин, когда я прокалываю их, самодовольно улыбаясь.
Получай, ублюдок.
Это лишь начало. Я убираю нож и делаю ещё одну затяжку.
— Это отвратительная привычка.
Кензо.
Обернувшись, я встречаюсь с ним взглядом, делаю еще одну длинную, неторопливую затяжку и выдыхаю пар прямо ему в лицо.
— Ладно, — говорю с невозмутимым видом.
Уголки губ Кензо слегка приподнимаются.
— Это прекратится, когда мы…
— Пожалуйста, даже не заканчивай это предложение.
Кензо сменил смокинг, в котором был ранее. Теперь на нем черные слаксы и приталенная черная рубашка с расстегнутым воротом и закатанными рукавами, открывающими его рельефные, покрытые венами и татуировками предплечья. Он складывает руки на своей широкой груди и прислоняется к одному из каменных столбов, отделяющих больничную парковку от тротуара.
— Если я этого не говорю, это не делает мои слова менее правдивыми. И просто для ясности, когда ты станешь моей женой… — Он выделяет слова этим раздражающе привлекательным акцентом. Смесь этого тона и этих конкретных слов… не очень хорошо сочетается друг с другом.
Кензо указывает на электронную сигарету.
— Когда ты станешь моей женой, с этим будет покончено.
Я смотрю на него в упор.
— Ты здесь только для того, чтобы, черт возьми, злорадствовать?
Он хмурит брови.
— По поводу чего?
— По поводу того, что заманил меня в ловушку.
Я задыхаюсь, когда Кензо срывается с опоры и набрасывается на меня, хватая за горло и глядя в моё ошеломлённое лицо. От его огромного тела исходит жар, который обжигает кожу. Чистый, древесный, слегка пряный аромат его тела проникает в мои чувства, и я вздрагиваю.
— Поверь мне, принцесса…
— Не называй меня так.
Его губы изгибаются.
— Но ведь ты и есть принцесса, не так ли? — Он прищуривается. — Принцесса?
Я стискиваю зубы. Знаю, почему он выбрал для меня это отвратительное прозвище. Потому что когда-то, в жизни, которая сгорела дотла, я была именно такой: чопорной и правильной, избалованной маленькой принцессой мафии.
Но я потеряла эту версию себя много лет назад.
Когда
я ничего не отвечаю, Кензо сжимает челюсти, а его пальцы крепче хватают меня за горло.— Буду называть тебя так, как, черт возьми, захочу, — рычит он. — И я не хотел заманивать тебя в ловушку. Хотел отомстить тебе.
Я сдерживаю дрожь.
— Что ж, у тебя получилось.
В его глазах мелькает что-то зловещее.
— Пока нет, я этого не делал.
Дрожь вырывается на свободу, пробегая по моей спине.
— Даже близко не было, Анника.
Я вздергиваю подбородок, глядя на него.
— Поразительно, — выплевываю в ответ. — Мистер крутой якудза-плохиш так расстроен из-за одного дурацкого маленького ожерелья…
Резко вздыхаю и хнычу, когда Кензо толкает меня к каменной колонне позади.
Я ударяюсь о нее ягодицами и поясницей, но он продолжает толкать, пока я не оказываюсь полусогнутой, а он нависает надо мной.
— Это ожерелье, — злобно шипит он, — принадлежало моей матери.
Я вздрагиваю, краска отхлынула от моего лица.
Чертова сентиментальность.
— Так что, за что бы ты его ни заложила, могу поклясться, что для меня это стоило меньше сотой доли его стоимости.
Прикусываю губу на полсекунды, прежде чем заговорить.
— Так вот почему ты все это устроил?
— Я думал, что несколько секунд назад ясно выразился, когда решительно заявил, что не хочу этого, — рычит он. — Скорее женюсь на ком угодно на Земле, только не на тебе.
Я бросаю на него неодобрительный взгляд.
— Спасибо. И тебе того же, говнюк. Послушай, если ты тоже против этого, почему бы нам не поработать вместе, чтобы выбраться из…
— Этого не произойдет, и ты это знаешь, — холодно говорит он.
Мы смотрим друг на друга ещё несколько секунд, прежде чем я подношу вейп к губам и делаю ещё одну затяжку, снова выдыхая дым прямо ему в лицо.
Кензо не моргает. Он даже не вздрагивает.
— Ты так и не ответил на мой вопрос, придурок. Если ты пришёл сюда не для того, чтобы злорадствовать…
— Аоки Джура был моим другом, — тихо бормочет он. — Как и единственный выживший из группы, которая зашла в тот ночной клуб. Он указывает большим пальцем через плечо на больницу позади себя. — Он в критическом состоянии. Поэтому я здесь.
— Трудно в это поверить.
Он морщит лоб.
— Что, мне не все равно на друга, который лежит раненый на больничной койке?
— Я собиралась сказать, что у тебя есть сердце или совесть. Но да, это тоже подходит.
Он холодно улыбается, сокращая расстояние между нашими телами на последние полдюйма. Его огромное, мускулистое тело прижимает меня к камню, упирающемуся в поясницу, когда он искоса смотрит мне в лицо.
— Мы собираемся пожениться, принцесса. Справиться с этим. И когда ты станешь моей женой, я буду ожидать…
Он медленно переводит взгляд с меня на мои губы. Затем дальше. Я дрожу, чувствуя, как его гневный взгляд скользит по шее, которую он все еще обхватывает пальцами, затем опускается ниже, к глубокому вырезу этого дурацкого платья, которое на мне надето.