Император гнева

К горлу подкатывает тошнота, но я её подавляю.

— Но он жив. Операция по извлечению пули прошла нормально, и сейчас он спит.

И тут меня накрывает.

Похищение.

Игла в мою руку.

Бомба.

Кензо.

Валон.

Заплыв сквозь ад.

Я нахмуренно смотрю на Фрею.

— Как я ещё дышу?

Она ухмыляется.

— Потому что ты чёртов терминатор? Уверена, что ты поставила какой-то рекорд по задержке дыхания, выволакивая вас обоих оттуда…

— Нет, я имею в виду, меня отравили.

Она качает головой.

— Нет…

— Да! Валон! Он ввел мне что-то…

— Медленно действующий седатив.

Я моргаю.

— Чего?

— Ты бормотала что-то про яд, когда тебя забирали в скорую, так что они взяли анализ крови. Ты была под наркотой, Анни. Но не отравлена.

Дверь открывается.

Я слабо улыбаюсь, когда входят Такеши и Хана.

На лбу и веке Ханы — повязка, а у Така — пара знатных синяков, но они оба улыбаются.

Я вздрагиваю, когда Хана обнимает меня слишком крепко, задыхаясь в моё плечо.

— Спасибо, — всхлипывает она.

— За что?

— За то, что спасла нашего идиотского брата, — рычит Так, ухмыляясь.

Хана тоже улыбается.

— Он после операции. Всё прошло хорошо. Пуля прошла навылет, он потерял кучу крови, но… будет в порядке. Он просто спит…

Дверь снова открывается.

Мал хмурится, увидев Фрею, но когда его взгляд падает на меня, его лицо смягчается, и появляется одна из его редких, приватных улыбок.

— Думаю, тебе стоит знать, — хрипло говорит он. — Кензо очнулся.

***

Когда меня вкатывают в палату, я ощущаю что-то, чего никогда не испытывала.

Как будто мир, жизнь и я сама падаем в пропасть, и всё, что мне остаётся, — это смеяться, плакать и орать одновременно.

Но вместо этого я просто давлю всхлип, пока Хана и Так подвозят меня к больничной койке.

Он выглядит не просто нормально.

Он выглядит живым.

Вернулся привычный цвет лица.

И огонь, который я так люблю, снова горит в его глазах.

Он улыбается мне, и это разбивает меня на части и собирает обратно.

Я даже не успеваю полностью доехать до его кровати, как вываливаюсь из кресла, лезу к нему, изо всех сил стараясь не задеть его рану.

Он морщится, но смеётся, обнимая, наклоняя голову и целуя меня.

Медленно.

Безумно.

Глубоко.

В какой-то момент семья и друзья устают быть проигнорированными и выходят.

Позже приходит медсестра и вежливо просит меня вернуться в свою палату.

Я не ухожу.

Приходит другая и говорит это не так вежливо.

Я всё равно не ухожу.

В конце концов появляется Сота.

Он обнимает нас и улыбается.

А потом говорит главной медсестре что-то такое, после чего она больше не требует, чтобы я уходила.

Правильно.

Я никуда не уйду.

На потолках больничных палат нет звёзд.

Так что вместо них мы просто смотрим на мерцающий голубоватый свет приборов вокруг нас.

Он находит мою руку.

Я поворачиваюсь к нему.

Он говорит, что я маленькая воришка, которая украла его сердце.

Я говорю, что это самый тупой подкат, и нам срочно нужно поработать над его репликами.

Он спрашивает, нравится ли мне больше «грязная маленькая спермоглотка».

Я моментально мокрею, пока не осознаю, что секс сейчас буквально разорвёт его швы.

Так что нет.

Просто говорю, что люблю его.

Он отвечает тем же.

И, честно?

Разве нужно что-то ещё?

Эпилог

АННИКА

— Хочу для протокола заявить ещё раз, что это ужасная идея.

Я игнорирую голос в наушнике и аккуратно веду алмазное лезвие по кругу вокруг присоски. Раздаётся едва слышный треск, и я внутри. Осторожно, не ослабляя давления на присоску, отрываю руку.

Крупный круг стекла отделяется безупречно.

Я ухмыляюсь, откладываю инструменты и беру почти бесшумную шлифовальную машинку, чтобы сгладить края свежеобразовавшегося отверстия в потолочном окне.

— Алло? Ты меня слышала?

— Да, слышала, — вздыхаю я в ответ Фрейе. — Успокойся. Я внутри.

Совершать кражу накануне собственной второй свадьбы — не самая традиционная затея. Но и праздновать свадьбу дважды, если уж на то пошло, тоже не особо принято.

И я сейчас не о втором браке, когда после развода решаешь попытаться ещё раз. Нет, речь идёт о второй церемонии того же самого брака, который уже длится несколько месяцев.

Но когда я вообще была поклонницей традиций?

— Я просто не хочу опоздать. Там такой стол накрыли, — бормочет Фрейя.

Оно и понятно. Кто-то потратил на это состояние. А этот «кто-то» — Елизавета Соловьёва, она же Белая Королева.

Женщина, которая пользовалась услугами Валона Леки для своих «логистических поставок».

Женщина, которой Валон задолжал чертову кучу денег, потому что пытался схитрить и перепродавал её товар Коза Ностре.

Елизавета, судя по всему, не терпит подобного дерьма. Узнав, что Валон должен ей больше сорока миллионов долларов, она сильно его прижала. Именно поэтому он так отчаянно пытался выйти на Соту и Кензо: ему были нужны их деньги. Или, скорее, их товар, чтобы впарить его Коза Ностре и расплатиться с Белой Королевой.

Учитывая, что она без колебаний убила брата Валона, чтобы подстегнуть его к выплате…

Да, в таком случае я бы тоже рискнула ограбить якудза.

Формально все расходы на нашу с Кензо вторую свадьбу оплачивает Кир, поскольку первая церемония получилась, скажем так, не очень удачной. Но на деле это всё деньги Елизаветы.

Меня это вполне устраивает.

Что же до причины, по которой Валон пытался убрать Кензо и Соту… Этот вопрос пока остаётся без ответа. Друг Кензо, Тецуя — который чисто случайно оказался новым начальником полиции Киото (и конечно же, это совершенно случайное совпадение) — предполагает, что за этим стоит конкурирующая семья якудза. Есть доказательства того, что кто-то из этого мира предлагал Валону деньги за их устранение. Но вот кто именно — пока неизвестно.

Наверное, это к лучшему, учитывая, что теперь Мори-кай бесспорно стала самой могущественной семьёй в Киото и потихоньку прокладывает себе дорогу в Токио.

Но я отвлеклась.

Я проверяю надёжность креплений, затем пристёгиваю страховочный карабин, перешагиваю край потолочного окна и начинаю спуск в тёмный пентхаус.

Я месяцами искала эту вещицу. Разговаривала с антикварами по всему миру, подкупала подпольных торговцев на четырёх континентах, вела расследования.

А в итоге этот чёртов кулон всё это время был в Киото.