Император гнева

— Тогда он отпустит Аннику.

Подожди, что?

Я уставился на сумку.

Что-то здесь пахнет чушью.

Тенган закричал, завизжал и рухнул на колени, когда я выдернул меч из его груди. Я оставил его таким, пока подошел к сумке и резко ее открыл. Да, она заполнена наличными.

— В чем подвох? — цежу я, глядя на него с презрением.

Тенган наполовину свалился на стену, его лицо стало бесцветным.

— Подвох?

Я опрокинул сумку дном вверх, разбросав деньги по земле, затем заглянул внутрь. Чуть не пропустил это. Но тонкая полоска лунного света, пробивающаяся через туннель, отразилась от чего-то на дне.

Я пригляделся, и у меня челюсть напряглась.

Это проволока.

Я крепко схватил маленькую полоску черной ткани над ней и потянул назад.

Черт возьми.

Вся нижняя часть сумки обшита пластинами, с проводами, ведущими к удаленному спусковому устройству.

Валон не хотел, чтобы я передал деньги Соте.

Он хотел, чтобы я передал чертову бомбу.

Я вижу, как это будет развиваться: Тенган даст мне требования Валона, а я, ослепленный желанием спасти Аннику, сделаю так, как он говорит. Когда я вернусь сюда, чтобы провести те деньги, которые Валон хотел, он привел бы в действие бомбу, убив Соту прямо у него дома.

А затем, я думаю, он бы убил и меня, как только получил свои деньги.

Безмолвно, моя голова вертится, я запихиваю деньги обратно в сумку и закидываю ее на плечо. Затем я поворачиваюсь к Тенгану, который прижат к стене на грани смерти.

— Пожалуйста… — задыхается он, кровь стекает по подбородку. — Пожалуйста, Кензо, прости…

— Нет.

Он хрипит, когда я выдергиваю меч из него, падая вперед и еле успевая поддержаться рукой о стену.

— Но я выполню нашу сделку.

Одним чистым движением голова Тенгана отделяется от его тела. Я вытираю лезвие о манжету его штанов. Затем поворачиваюсь и сверкаю в темноту.

Как змея, уловившая запах своей жертвы.

34

КЕНЗО

Сырая и свирепая энергия пульсирует по моим венам, пока я иду по темному туннелю. Участок пути, ведущий туда, где Валон держит Аннику, становится абсолютно черным. Но потом, после лестницы и первого поворота в туннелях, тусклый свет впереди начинает вести меня.

— ВАЛОН! — рычу я.

Заявление о своем присутствии — это преднамеренное действие. Очевидно, мне приходила в голову мысль подкрасться к нему. Но мысль о том, что его неожиданность может закончиться тем, что Аннику ранят… или что-то хуже… было слишком великим риском.

Кроме того, я хочу, чтобы он знал, что я иду. Хочу, чтобы он поверил, что я так же ослеплен яростью, как он хотел бы это видеть.

Не ошибся, я полон ярости. Ненависти. Уничтожающего желания убить его голыми руками.

Но мне нужно убрать ее от него, прежде чем я это сделаю. И то, что я задумал — сыграть на его жадности и отчаянии — вероятно, мой единственный шанс.

— Довольно, Кензо.

Как и ожидалось, когда я врываюсь через кирпичную арку из туннеля в командную комнату, Валон ждет меня, стоя прямо за Анникой, с широко открытыми глазами. У него пистолет, направленный прямо на меня.

Мой взгляд встречается с ее, невысказанные слова мерцают между нашими глазами.

— Брось оружие, — рычит Валон, указывая своим пистолетом. Я киваю, вынимаю меч из-за спины и кладу его рядом с пистолетом Тенгана.

Валон вздрагивает, когда его взгляд опускается на спортивную сумку в моей руке. Прежде чем он успевает что-то сказать, я бросаю ее ему под ноги.

— Я пришел предложить обмен, — холодно шиплю я ему. — Во-первых, забери свои деньги обратно. Я говорю от имени Соты, когда говорю, чтобы ты оставил их. Знаю, что у вас была пробная сделка, и я знаю, что ты хотел бы рассчитаться с ним. Война у вас со мной, а не с Сотой.

Я подаю ему чушь с серебряной ложкой, смотря ему прямо в глаза, когда делаю это.

Важно, чтобы он не заподозрил, что я знаю, что еще находится в сумке.

— Что бы здесь ни происходило между нами, — продолжаю я, — Сота будет соблюдать тот факт, что вы с ним в расчете.

Валон кажется заинтересованным, но кивает в сторону сумки.

— Почему ты так уверен, что Сота не захочет вернуть свои пятьдесят тысяч?

— Как я уже сказал, — пожимаю я плечами. — У меня есть полномочия говорить от его имени. Я знаю этого человека половину своей жизни и знаю, что для него важно погашать долги. Могу оценить, что твое возвращение денег было жестом доброй воли. Но услуги были оказаны. Сота захочет заплатить за них, независимо от того, будете ли вы вести бизнес вместе после сегодняшнего дня.

…Тем самым закладывая в его голове идею, что он будет дышать и после сегодняшнего дня.

Валон самодовольно улыбается.

Да, это срабатывает.

— Я могу предположить, что раз у тебя есть эта сумка, то Тенган… больше не с нами?

Я пожимаю плечами.

— Ты можешь.

— Он сказал тебе, прежде чем ты убил его, что еще я от тебя требовал, кроме возврата денег Соте?

Я киваю.

— Он сказал.

Мои глаза встречаются с глазами Анники, губы сжимаются, прежде чем я вновь перевожу взгляд на Валона.

— Отдай мне Аннику, и я переведу тебе сколько угодно.

Валон издает холодный смех.

— Ни за что, Кензо. Так это не работает. Ты думаешь, я просто так отпущу твою истинную любовь? — Он фыркает. — На твоем слове, что ты заплатишь мне после…

— Истинная любовь? — холодно рычу я. Я презрительно усмехаюсь, качая головой. — Ты ошибаешься, Валон. — Я указываю на нее подбородком. — Ты думаешь, мне есть дело до этой маленькой похитительнице? Она для меня просто игрушка, ничто иное. Игрушка.

Что-то ядовитое пробуждается в глазах Анники, и ее ноздри раздуваются. Она шипит что-то сквозь кляп, но я продолжаю смотреть на Валона.

— Я с ней закончил. Конечно, я хочу ее вернуть. Именно поэтому здесь. — Я пожимаю плечами. — Но даю тебе слово, что это не из-за любви. Я хочу убить ее сам.

Мне требуется вся моя сила, чтобы не смотреть на женщину, которую люблю больше всего на свете.

Но мне нужно продать это.

Я должен.

Валон выглядит скептически.

— Чушь, — хмурится он. — Ты думаешь, я идиот?

Я качаю головой.

— Конечно, нет. Но можешь спросить любого: эта маленькая сучка только и делает, что создает проблемы. Она обирала меня с того момента, как состоялась эта комeдиальная свадьба. Она также обманывала Соту, и он это знает. — Я хмурюсь. — Ты, конечно, понимаешь, насколько она хороша в том, что она делает, и на что способна. — Я поворачиваюсь, чтобы плюнуть на пол. — Не имеет значения, сколько она дала. Вор — это все равно вор.

Это медленно, но изменение накатывается на лицо Валона, и мне приходится сдерживать свою самодовольную улыбку.