Император из провинции

Поздоровавшись, мы передали им наши подношения, после чего нас усадили за богато накрытый стол, где я украдкой стал смотреть на хрустальную посуду, дорогие ковры и двустволку, висящую на стене. Ещё моё внимание привлёк большой золотой крест, лежащий поверх белой рубашки Владимира Александровича. Всё это вызывало у меня ощущение того, что мне не повезло попасть в квартиру авторитета из девяностых, который так и не понял, что наступили новые времена. Да ещё и внешний вид дяди Гены почти кричал об этом. Он, набычившись, смотрел на меня из-под массивных надбровных дуг, сверля маленькими колючими глазками. Хорошо хоть Машка пошла в Елизавету Андреевну, а то бы ей тяжело пришлось в жизни с отцовскими чертами.

Кстати, её мама в это время попыталась развеять напряжённую атмосферу, воцарившуюся в комнате. Она принялась ненавязчиво расспрашивать меня о семье, планах на будущее и жизни в целом, а я вежливо врал, предельно аккуратно орудуя столовыми приборами, хотя это было сложно под неприязненным взглядом молчащего Владимира Александровича.

Почти сразу к нашему диалогу подключилась Машка. Она мигом заявила, что у меня самые серьёзные намерения в отношении неё. Я когда услышал об этом, то чуть куриной ножкой не подавился, а потом удивлённо посмотрел на девицу. Та ответила мне невозмутимым взором, а её обрадовавшаяся матушка, принялась вспоминать, какие в этом году есть красивые даты.

Даже дядя Гена, благодаря сильному заявлению Машки, соизволил нарушить молчание и хрипло спросил, чуть теплее глядя на меня:

— Как там в столице-то?

— Нормально, — деликатно ответил я, а потом со смешком добавил, чтобы ещё больше разрядить обстановку: — Вороны поют, люди купаются в химзащите в Москве-реке.

— А чего тогда в Грязьгород приехал?

— Природа мне ваша понравилась. Экология тут хорошая, — произнёс я, слабо улыбнувшись и мимолётом вспомнив, как без особых мыслей ткнул пальцем в настенную карту и попал в Грязьгород, после чего батя отослал меня именно в эту глушь.

— А люди как там в столице? Наверное, причёска, маникюр, каблуки, а рядом дружок его такой же идет? — насмешливо проговорил Владимир Александрович, проведя рукой по короткостриженым седым волосам.

— Это распространённое заблуждение, — защитил я население родного города.

Машкин отец скептически посмотрел на меня, а затем нежно глянул на коньяк и произнёс, сглотнув слюну:

— Ну, давайте за встречу.

Он ловко разлил коньяк по рюмкам, после чего все выпили, включая дам, а затем Владимир Александрович сел на отцовского конька и стал задавать мне каверзные вопросы. Я отвечал, чувствуя себя будто на экзамене по экономике, потому что беседа в основном крутилась вокруг денег. Мне опять пришлось врать. И, естественно, что я утаил свой основной источник дохода, сказав, что имею некий бизнес в интернете. В этот миг я посмотрел на Машку. Та одобрительно кивнула и украдкой показала большой палец.

Вскоре за таким «дружеским» разговором пропало содержимое бутылки, и дядя Гена пошёл на кухню за второй. Только он исчез из комнат, как я получил благословение от Елизаветы Андреевны, которая немного погрустнела, свято уверовав в то, что Машка вместе со мной уедет в столицу, покинув отчий дом. Меня такой расклад изрядно тревожил.

Меж тем вернулся Владимир Александрович. Он плюхнулся за стол, снова наполнил рюмки, а затем все опустошили их, после чего потекла вполне обычная беседа. Видимо, дядя Гена удовлетворился моими ответами, а может быть, он просто дошёл до той алкогольной кондиции, когда охота поговорить по душам, ведь буквально через минуту Владимир Александрович стал с упоением рассказывать, как он куролесил в лихие девяностые.

Так я узнал, что он недолюбливает сержанта Козлова. Мне пришлось сделать вид, что я с полицейским не знаком. Благо, что Машка ничего обо мне отцу не рассказывала. Я со смешанными чувствами посмотрел на неё. А та даже не обратила внимания на мой взгляд, так увлечённо она шушукалась с матерью.

В этот миг взор дяди Гены наткнулся на двустволку, и он осведомился, почесывая кадык:

— А как ты насчёт охоты? Шашлыков? Умеешь дичь жарить?

— Я когда последний раз огонь разводил, то заодно и побрился, — пьяно пошутил я, широко улыбаясь.

Тот сперва юмора не понял, а затем всё-таки его затуманенные алкоголем мозги уловили, в чём шутка, и он раскатисто расхохотался. Ещё над моей остротой посмеялась Елизавета Андреевна, а вот Машка наградила меня недовольным взглядом. Я почувствовал глухое раздражение.

Тем временем за окном сгустилась темень — и мне уже стоило отчаливать восвояси. Я под протестующие возгласы встал из-за стола, а затем со всеми тепло распрощался и покинул квартиру, оставив девушку у родителей.

Пока спускался на лифте, то успел получить от Машки сообщение следующего содержания: «Молодец, всё прошло хорошо». Глядя на текст на экране телефона, я снова испытал раздражение. Оно было основано на поведении девушки. Особенно мне не понравилось то, что она без моего согласия стала женить меня на себе. Поэтому я написал: «Дорогая, а ты не охренела заявлять родителем, что у нас настолько всё серьёзно, словно мы уже свадьбу готовим?» Машка ответила: «А ты, значит, несерьёзно относишься ко мне?!» Тогда я отправил ей такой текст: «Серьёзно, но пока не настолько, чтобы жениться». Ну а дальше вы сами понимаете, что мы поругались, поэтому из подъезда я выходил порядком злой.

В этот момент позвонил Петя. Он пролепетал заплетающимся языком:

— Роб… Дарова… Давно тебя не… ик… слышал.

— Ты навеселе, что ли? — выдохнул я, уже понимая, что мы на одной волне.

— Немного, — ответил друг, громко икнув. — А что такого? Матушка… фух… на смене, а я вон тут решил посмотреть футбол с пивом, да как-то увлёкся. Ты компанию не составишь? А то всё я… хм-м-м… к тебе, пора бы и тебе ко мне.

Я подумал немного, а затем согласно проронил, решив навестить друга:

— Ну, называй адрес.

Тот радостно продиктовал, где живёт, после чего сбросил вызов. Я набрал адрес в навигаторе и увидел, что его дом совсем недалеко отсюда. Мне лишь надо было пройти через центр города, а потом протопать ещё немного — и вот она хата Петра. Правда, тот район был одним из самых старых в городе и неблагополучных. Ну, посмотрим, как там люди живут.

Я сунул руки в карманы, сгорбил плечи и пошёл по тротуару, яростно дыша перегаром и думая о том, что пока не стоит бояться Чёрного Ворона, ведь сейчас нет даже одиннадцати часов. Вряд ли он нападёт так рано, да ещё когда вокруг столько прохожих. Всё же лёгкий страх немного холодил спину, а когда я прошёл центр города и оказался в родном районе Петра, то здесь мне и вовсе пришлось ускорить шаг, чтобы быстрее преодолеть эти тёмные кривые улицы, по бокам которых стояли древние трехэтажки из потемневших от времени досок.

Наконец-то я оказался перед домом друга. Он ничем не отличался от соседних, кроме крыши. Тут она оказалась из серого шифера, осколки которого во множестве лежали под окнами первого этажа, а у рядом стоящих домов кровля были из жестяных листов. Больше ничем эти развалюхи не различались.

Я торопливо вошёл в единственный подъезд, миновав гостеприимно распахнутую обшарпанную дверь, и едва не рухнул от мощного запаса кошачьей мочи. Видимо, здесь на совесть трудились несколько поколений представителей кошачьего семейства. Вот как люди построили этот барак до революции семнадцатого года, так коты здесь и трудились.

Мне пришлось прикрыть нос рукой, а уж только потом я поднялся по скрипучим деревянным ступеням на второй этаж, где постучал в дверь, покрытую лохмами из кожзаменителя. Она задрожала от моих ударов, будто готовилась рассыпаться на десятки частей. Я немного сбавил силу постукиваний, опасаясь повредить чужое имущество. Но благо, что на пороге быстро возник Петя, наряженный лишь в шорты и тапочки.

Парень широко улыбался и немного покачивался, но оказался далеко не так пьян, как в тот день, когда сорвал полицейскую операцию.