Император ярости

Мал рычит, вгоняя свой толстый член глубоко в меня, и я чувствую, как он дергается и пульсирует. Я стону, чувствуя, как горячий поток его спермы изливается в меня — незащищенную, непокрытую. Голую.

Это вызывает еще один оргазм, накатывающий на меня, волна за волной, пока я не начинаю дрожать и терять связь с реальностью.

Я жалобно хныкаю, когда он отстраняется, вытаскивая свой член из моей нежной киски с унизительным хлюпающим звуком. Его тело покидает мое. Так же как и его тепло.

Мои глаза плотно закрываются. Я еще не готова отпустить. Не готова вернуться к жестокому мужчине, который смотрит на меня, как будто ненавидит. Который действительно ненавидит меня за кровь в моих жилах.

Мои глаза широко открываются, стон вырывается из опухших, кровоточащих губ, когда я чувствую, как теплая влага скользит по моей нежной киске. Смотрю вниз между широко раздвинутых ног, когда Мал хватает мои бедра и раздвигает их еще шире. Он снова опускает голову, его глаза прикованы к моим, пока он языком ласкает мою киску с нежностью, которая шокирует меня.

Это длится недолго. Нежность перерастает в безумие, сжимающее мое нутро, когда он начинает пожирать меня. Он рычит в меня, весь его рот прижат к моей киске, пока его язык скользит глубоко внутри. Я стону, дрожа, пока мои ноги трясутся, а нутро сжимается. Глаза закатываются, дыхание перехватывает, когда Мал снова подталкивает меня к краю.

Его язык обвивает мой набухший клитор, и мгновенно я снова разваливаюсь на части.

Хрипло кричу в холодный ночной воздух, когда мои бедра поднимаются, и оргазм взрывается во мне. Мал не двигается, лижет и сосет мою ноющую киску, пока я не уверена, что потеряю сознание.

Только тогда он поднимает голову. Я дрожу всем телом, заставляя глаза открыться, взгляд скользит вниз по моему поцарапанному, покрытому синяками телу, пока я не встречаюсь с его глазами.

Святой чертов Бог.

Его глаза сверкают безумием, которое отнимает у меня дыхание. Его губы блестят от смеси спермы и крови. И прежде чем я успеваю осознать, он уже скользит вверх по мне, покрывая меня своим телом, его рука снова обхватывает мою шею.

Его губы сжимают мои, и я чувствую вкус.

Всего этого.

Вкус нас.

Этот вкус похож на прекрасное безумие.

Он слегка отстраняется, его дыхание все еще прерывистое, и его глаза встречаются с моими — темные, интенсивные, но с проблеском чего-то более мягкого, скрытого глубоко под поверхностью.

Мы встаем и осматриваем разрушения. Мои трусики исчезли, мое платье уничтожено. Тем не менее, я спасаю то, что могу, подтягивая уцелевший ремешок, пытаясь прикрыться. Это безнадежно: передняя часть разорвана и оторвана, обнажая мою грудь.

Без слов Мал срывает с себя футболку. Он натягивает ее на меня, стаскивая массивную футболку вниз, подол почти достаточно длинный, чтобы быть мини-платьем на мне.

Молча он внезапно подхватывает меня на руки. С обнаженной грудью разворачивается и несет меня из строительной зоны обратно в коридор с мерцающими огнями.

Финансисты-придурки все еще там, в полуквартале отсюда. Один из них свистит и говорит что-то вроде «Где твоя одежда?» Малу. Когда он поворачивается и бросает на них холодный, ледяной взгляд, вся группа вздрагивает и быстро уходит.

Он несет меня обратно в мой отель. Крайне смущенный ночной менеджер смотрит на нас, когда Мал несет меня через лобби и наверх в лаундж на втором этаже и центр для посетителей. С одной стороны есть небольшой киоск, где продаются футболки и худи с силуэтом Монреаля. Ни души не видно, и Мал спокойно берет две из них, прежде чем несет меня к лифту и нажимает кнопку моего этажа.

Я не спрашиваю, откуда он это знает.

Не спрашиваю, как он вообще знал, что я здесь.

Думаю, ответ может напугать меня. И кроме того, я не уверена, что могу сейчас даже говорить или ясно мыслить.

У двери моего гостиничного номера Мал наконец ставит меня на ноги. Он протягивает мне одно из худи, пока сам натягивает другое на себя. Затем его руки оказываются по обе стороны от меня, у двери, запирая меня, пронзая мои глаза своим взглядом.

Без предупреждения его губы сжимают мои. Я морщусь от того, насколько нежны мои губы, чувствуя, как последние силы покидают мое тело, а ноги подкашиваются. Но я слышу, как хнычу, прося больше, прежде чем он отстраняется.

— Ты моя, — бормочет он, его голос грубый, но твердый. — Моя хорошая девочка.

Что-то жестокое и горячее пульсирует глубоко внутри меня. Я чувствую, как дрожу, мое тело наклоняется ближе к нему, как будто у меня есть эта потребность быть ближе — это странное, чуждое желание прикасаться к нему, целовать его, свернуться внутри него.

Я имею в виду, что за черт, это что-то гормональное, что происходит после первого секса?

Не могу остановить себя, когда подхожу ближе к нему, мои руки тянутся, чтобы схватить небольшие горсти его худи, пока я наклоняюсь, отчаянно желая поцеловать его.

— Я буду хорошей для тебя.

Что-то темное мелькает в его глазах. На мгновение кажется, что это было прямо перед тем, как он вогнал в меня — тот же темный проблеск голодной потребности.

Только это… другое, каким-то образом. Это не голод или потребность, которые я вижу, когда его челюсть сжимается. Это не «темное желание», которое я вижу на его лице, когда он внезапно отступает, как будто обожженный.

Он моргает, его горло тяжело вздымается.

И затем, без лишних слов, он разворачивается и уходит, исчезая за углом гостиничного коридора.

Окей?

Я могла бы удивляться, что за черт это был. Или могла бы признать, что мы говорим о Мале, так что… Кто, черт возьми, знает.

Все, что я знаю, это то, что мое тело болит, и хотя мой ум — это вихрь эмоций, которые я не до конца понимаю, в этот момент я знаю одну вещь наверняка.

Ты моя.

Он прав.

И теперь пути назад нет.

18

МАЛ

Десять утра, когда я оказываюсь на крыше своего лофта, смотря на город.