Император ярости

Вот она.

Губы сжимаются, пальцы складываются в замок, упираясь в подбородок. Я наблюдаю, как «Карен» скользит в здание через боковую дверь. Двигается осторожно, будто точно знает, что делает.

Она профессионал.

— Временный работник, — назвала она себя.

Ага, конечно. Она вломилась туда. Искала что-то.

Смотрю дальше, наблюдая, как она сканирует помещение, взглядом оценивая заднюю часть офиса. Двигается легко, уверенно, как человек, привыкший оставаться незаметным.

Я не люблю незавершённые дела. И ненавижу опасных людей.

Смотрю, как она прячется за столом, ускользая из зоны видимости камер. Но спустя несколько минут её голова снова появляется — она выглядывает из-за угла, затем быстро затемняет экран ноутбука, когда я захожу.

Наблюдаю, как хладнокровно разделываюсь с Федором и его людьми. Затем вижу, как она срывается с места и бежит, а я устремляюсь за ней.

Я смотрю, как она извивается, когда моя рука сжимает её нежное горло.

Ставлю запись на паузу, всматриваюсь в её лицо — широко раскрытые глаза, ужас, но она не сломалась.

Она не сломалась.

Откидываюсь в кресле, постукивая пальцами по подлокотнику, снова и снова прокручивая этот момент в голове. Я мог бы закончить всё прямо тогда. Должен был. Но вместо этого положил руку ей на шею. Почувствовал дрожь её пульса под пальцами.

Позволил её мягким, припухлым губам сомкнуться вокруг моих пальцев и ощутил влажное тепло её рта.

А потом… отпустил.

Я до сих пор не понимаю, какого чёрта вообще всё это сделал.

Этот вопрос гложет меня, но сколько бы я ни пытался найти ответ, его просто нет. Может, я просто хотел посмотреть, что она сделает. Может, чудовище внутри меня иногда просто до одури скучает.

Может, хотел, чтобы она побежала, чтобы увидеть, насколько далеко уйдёт, прежде чем я её настигну.

Выключаю компьютер. Экран гаснет, и я наклоняюсь вперёд, кончиками пальцев постукивая по краю стола в задумчивости.

Я найду её снова. И когда это случится, колебаний уже не будет.

В следующий раз она узнает, с кем имеет дело.

4

ФРЕЯ

Никогда не любила больницы. Они всегда такие яркие. Такие стерильные.

Но я здесь не ради себя. Я пришла к Дэмиану.

Один из плюсов визитов в больницу задолго после окончания официальных часов приёма — здесь никого нет. Ну, кроме пациентов, врачей, медсестёр, технического персонала и всего прочего. Но врачи и медсёстры чётко знают, зачем они здесь, что им нужно делать и как именно. У пациентов тоже всё предельно ясно — они здесь, чтобы поправиться.

Настоящие нарушители атмосферы в больнице — это посетители. Туристы.

Но в час ночи этаж практически вымер.

Прекрасно.

Вперёд тянется длинный флуоресцентный коридор, белая плитка сверкает под жёстким светом. Я скидываю капюшон, проходя мимо поста медсестёр, и вижу пожилую женщину с добрыми глазами и улыбкой, которая никогда не меркнет, сколько бы пациентов ни прошло перед ней за день и как бы паршиво они себя ни чувствовали. Она мельком смотрит в свой блокнот, пока я прохожу мимо, а потом её лицо озаряется, когда она меня замечает.

— Ну-ну, кого я вижу! — окликает она меня, её голос мягкий и тёплый. — Как ты сегодня, дорогая?

Я улыбаюсь, снимая сумку с плеча и расстёгивая передний карман.

— Привет, Долорес.

— Знаешь, если ты будешь приходить сюда ещё чаще, люди начнут думать, что ты тут работаешь, — хихикает она.

— Либо начнут спрашивать, почему ты постоянно впускаешь меня после закрытия.

Часы приёма уже давно закончились. То есть буквально — когда солнце ещё высоко.

А это не для меня и моей пигментной ксеродермы.

Знаю, звучит как заклинание из «Гарри Поттера». Но нет. Это означает, что я аллергична к чёртовому солнцу.

Ну, я не совсем вампир. Я могу выходить на улицу днём. Просто для этого мне нужно покрыть каждый сантиметр кожи чем-то достаточно плотным, чтобы не пропускать ультрафиолет. В противном случае я сгорю заживо, как зефир, забытый в костре. Это — отстой.

Первый раз, когда я пробралась сюда после закрытия, дежурной медсестрой была Долорес. Я разыграла перед ней слёзную историю о том, что раньше прийти не смогла, и она сжалилась надо мной. В следующий раз она уже не купилась на это дерьмо.

А в третий раз я учла значок Fleetwood Mac, который она всегда носит на своём бейджике, и принесла ей в рамке автографированный платок-микрофон Стиви Никс.

Да, я полностью купила расположение Долорес.

И нет, мне не стыдно в этом признаться.

— К мистеру Секси пришла? — подмигивает она.

Я корчу гримасу, изображая рвотный рефлекс. Долорес хохочет.

— Эй, если он не хотел это прозвище, ему стоило быть менее симпатичным пациентом в коме. Просто говорю, дорогуша.

Я закатываю глаза.

— Ага, мы сейчас о моём брате говорим, напомни?

Долорес фыркает.

— Ты всё повторяешь это, а я вообще никакого сходства не вижу.

— Ну, он почти мой брат, — ухмыляюсь я. — Как он?

— Всё как обычно, милая.

Дэмиан, по сути, причина всего хаоса, что творится в моей и Анникиной жизни в последнее время. Пару недель назад Дэмиан и горстка парней из банды Николаевых ворвались в клуб, где их уже ждал Аоки Дзюра, глава якудзы Дзюра-кай, с несколькими своими людьми.

Они были готовы к бою.

Напряжение между русскими и японцами в Нью-Йорке копилось уже несколько месяцев. В частности, между братвой Николаевых — империей Кира, на которого я работаю и которого, по сути, считаю семьёй — и кланом Мори-кай, то есть Кензо Мори, который агрессивно расширял свои владения в городе.