Императорский отбор, Или его строптивое счастье - 2

– Ты остановила это, – прошептала Милли.

Даррен первым делом подхватил ладони любимой и исцелил маленькие ссадины на кончиках пальцев.

– Не думаю, что Империи необходимо ледяное кружево.

– Тем более что оно будто растворяется, посмотри. Перестав подпитываться от моей крови и лунного света, оно будто исчезает, – шепнула Хестер и, посмотрев в глаза любимому, тихо добавила: – Я боюсь его трогать.

Устыдившись собственного страха, леди Аргеланд опустила взгляд. В тени ближайшего сундука она заметила до боли знакомую вещицу.

– Моя шкатулка!

Госпожа Таллара, что начала вновь подготавливать чай, вскрикнула и прижала руки ко рту. Но Милли ее тут же успокоила:

– Никто не подумает, что ты украла! Это артефакт, и своенравный. Он следует за нашей Императрицей и появляется когда хочет. Или когда…

Даррен поднялся, обошел стол и поставил шкатулку перед супругой.

– Думаешь, грязь где-то рядом?

– Не знаю, – покачала головой Хестер и распахнула шкатулку.

Перчатки выглядели совершено обычно, как всегда. Немного серебрились в лунном свете, но…

– Рисунок кружева как будто одинаковый, – шепотом выдохнула госпожа Таллара, – простите, Ваше Императорское Величество. Я не должна была влезать.

– Ничего, – рассеянно отозвалась Хестер, – ничего, вы правы.

Преодолев свой страх, леди Аргеланд подхватила край тонкой кружевной ленты и поднесла к перчатке. Рисунок совпал.

– Оно липнет к старому кружеву, – леди Аргеланд вытащила перчатку, – сливается воедино!

– Вот как получается плотное кружево, – ахнула Милли. – Сколько же в нем слоев?! А рисунок, почему он совпал?

– Перчатки передаются в нашем роду. – Хестер продолжала прикладывать кружево к перчаткам и наблюдать, как оно становится частью артефакта. – Видимо, у кровных родственниц одинаковый узор.

Закончив с этим, Хестер положила перчатки в шкатулку и закрыла ее. Вот только артефакт не спешил исчезать.

– Кажется, это недвусмысленный намек на продолжение, – криво улыбнулась Хестер.

– Ты не должна, – возразил Даррен.

Но леди Аргеланд упрямо покачала головой:

– Если мое кружево способно усилить перчатки, то… Ты ведь и сам понимаешь.

– У меня есть удобное кресло, – шепнула госпожа Таллара, – старое, некрасивое. Но лучше, чем сундук. Пойдем, милая, принесем.

Но вместо Милли из-за стола встал Даррен.

– Показывайте.

Оторопевшая старушка замерла. Она не могла представить Императора, несущего кресло. Тогда Милли пришла ей на помощь:

– Серое с синим орнаментом?

– Д-да.

Хестер же в это время собиралась с силами. Посчитав про себя до десяти, она протянула руку и коснулась того отреза, что выложила из сундука Таллара.

Вот только ничего не произошло… Мир не отдалился, не выступила кровь на пальцах, и лунный свет не стал виться вокруг кистей рук.

«Да вы издеваетесь, что ли?!» – вспылила Хестер мысленно.

Но, быстро остыв, она поняла, что зря ожидала повторения. Скорее всего, теперь она должна сама научиться вызывать эту силу.

Принесенное кресло поставили лицом в сторону окна. Удобно устроившись, Хестер уложила на колени шкатулку и, вновь открыв ее, принялась поглаживать перчатки кончиками пальцев. Она полностью расслабилась и на выдохе вновь поймала то ощущение рассеянного внимания.

– Получилось, – пропищала Милли.

– Заноза, как ты? – Даррен стоял рядом и был готов выбить шкатулку из рук любимой.

– Не так больно, – честно сказала Хестер. – И я понимаю, что я делаю.

В этот раз кружевные завитки сразу же вливались в общую канву рисунка перчаток. Не складывались на стол неопрятной мерцающей кучкой, а тонкими витиеватыми нитями вплетались в узор, что ткался не один век.

Лунный свет становился ощутим лишь у самых кончиков пальцев, и Хестер не сразу смогла распознать логику движений. Но она вдруг вспомнила рисунок из детской книги, где девушка пропускает сквозь пальцы нить, идущую от веретена.

«Или к веретену?» – задалась леди Аргеланд вопросом.

Но в любом случае работа пошла куда быстрей. Благо сотканная нить складывалась в узор самостоятельно. Потому что уж кем-кем, а кружевницей леди Аргеланд не была.

Но зато у нее было прекрасное чутье – укладывая нить, она вдруг ясно почувствовала, что завершила некий этап. И что вот сейчас можно и нужно остановиться.

Закрытая шкатулка замерцала и медленно растворилась.

– Сколько же поколений мы не добавляли узор к перчаткам? – задумалась вслух Хестер, а после вместе с креслом развернулась спиной к окну. – Ох, тяжелое какое.

– Или ты просто не знаешь об этом, – негромко сказал Даррен. – Знаешь, после коронации для меня открылось много нового, и несколько устаревшие семейные традиции обрели смысл.

– Я написала отцу и попросила его о встрече, – сказала леди Аргеланд, – надеюсь, что он сможет что-то об этом рассказать. Госпожа Таллара, я прошу вас молчать об увиденном.

– Клянусь, – она вытащила тонкую вышивальную иглу и проткнула указательный палец, – молчать обо всем увиденном и услышанном до смерти, во время смерти и после смерти.

Договорив, леди Аргеланд поспешно прикрыла рот ладонью: сдержать зевок не получалось никак!

– Устала так, будто в мастерской несколько часов отстояла, – смущенно объяснила Хестер.

И Даррен вместо всяких слов просто подхватил ее на руки и понес прочь из комнаты.

– Доброй ночи, госпожа Таллара, – пробормотала леди Аргеланд.

– Доброй ночи, Хестер, – крикнула Милли, – я с ба останусь!

Этого, правда, Императрица уже не услышала. Она провалилась в сон, где кружились крупные красивые снежинки. Где тонкие льдисто-голубоватые линии свивались в кружево. Где каждый узор имел свое значение.

Глава 11

Удивительно, но леди Аргеланд проспала всего пару часов. Но больше всего поражало то, что магия полностью восстановилась!

Не зная, чем себя занять, Хестер хотела тихонечко выбраться из постели и поискать себе место для утренней тренировки, но…

– Почему ты не спишь? – спросила леди Аргеланд, увидев, что Даррен еще даже не раздевался!

– Герцог Лин-Торванс просит аудиенции, – задумчиво проговорил дракон. – Он раскусил моего подменного и попросил передать, что его дело может стать срочным. А может и не стать – это прямая цитата. Также мой подменный пишет о том, что герцог выглядел чрезмерно обеспокоенным.