"Империя Здоровья"
Шрифт:
– Он хороший парень, этот тегулу, - прямо-таки с комом в горле сказал аспирант.
– Мы поняли друг друга... Мало кто меня в жизни так понимал...
– Ты просто гений, Ник!
Время было не для поцелуев.
– Я не могу брать его на руки, Ник! Ты держи. Мы идем к Гулу. Я пока не буду выключать свет...
– Он скажет: "Зачем взяли? Положите обратно на место"...
– По крайней мере, он начнет говорить. Я думаю, он решил проверить нас. Джи был прав.
– Теперь вся надежда на твою этнопсихологию...
– Ник, ты - настоящий садист!
Они
– Ошибка!
– вдруг спохватилась Аннабель.
– Я должна идти сзади. Он может подкрасться...
– А я думаю, что он охраняет нас от всех врагов, - снова защитил аспирант хозяина здешних шаманских мест.
Конечно, они могли найти еще много поводов для этнопсихологических споров, но вдруг Аннабель заметила в чаще какие-то проблески, замолкла и погасила-таки свою "звезду".
– Не двигайся!
– приказала она, а сама присела, а потом даже отскочила на шаг в сторону и, встав на колени, приникла почти к самой земле.
– Костер! У Гулу горит костер!
"Все сходится, - с каким-то языческим облегчением подумал аспирант.
– Сны, младенцы, костры... леопарды..."
– Джи был прав, - сказал он.
– Нас ждут.
Тут он подумал, что неспроста и младенец попался такой тихий - описался уже десять раз, а не орет.
Все сошлось: только аспирант подумал, как тепленькое заструилось по его руке к локтю и застукало капельками по кроссовке и по африканской земле.
– Ну вот и дождь...
– О! Добрый знак - нечего сказать!
– воскликнула Аннабель и засуетилась, вытряхивая что-то из рюкзачка. Оказалось - бинты и салфетки для первой помощи.
– Это же вид первобытного посвящения!
– растолковал аспирант суть дела слишком цивилизованному этнопсихологу из Лос-Анджелеса.
– Он принял меня в свой клан... Кстати, я тоже не отказался бы... Пока мы еще не пришли в гости...
– Что мне с вами делать!
– всплеснула руками Аннабель.
– Только умоляю, не отходи далеко... В конце концов я же была медсестрой. Меня это не шокирует.
– Дай мне бинокуляр, - наконец добился своего аспирант.
Отдав младенца, он водрузил на переносицу волшебные шпионские очки и полез в кусты.
– А если тегулу...
– донеслось до него.
– Различай мишень на слух, - бросил через плечо аспирант Дроздов, совсем потеряв инстинкт самосохранения, а потом, примостившись в кустах, весело поглядывал, что видно вокруг в мире невидимом.
Киплинговское "мы одной крови - ты и я" он переделал в точном соответствии с моментом. Кстати вспомнил он и родные космонавтские елочки во дворе института. Теперь ему казалось, что договориться с Гулу будет проще простого.
Когда он предстал перед Аннабель в полной боевой готовности, американская шпионка уже без помощи бинокуляра повела его к трем высоким деревьям и сказала:
–
Здесь прямая дорога. Я помню это место... Сразу выйдешь к ограде. Не забыл, как надо входить и выходить?.. Только не торопись.Аспирант кивал в ответ.
Дождавшись третьего кивка, белое привидение, которое аспирант видел перед собой в бинокуляр, протянуло руку к его лицу - и снова темнота вокруг стала самой обыкновенной.
Ганнибал лишился одного магического изобретения белых людей, зато был сразу снаряжен другими - и черной изюминой, засевшей в его ухо, и всевидящей пуговицей, и мушкой-микрофончиком.
– Может, не стоит?..
– засомневался он из уважения к старому африканскому колдуну.
– Стоит, - приказала Аннабель.
– Что я буду тут без тебя делать?
В словах женщины был глубокий смысл.
– Кровь не потерял?
– просто, но многозначительно спросила она и проверила нагрудный карман аспиранта, в котором хранился образец редкостной российской крови - на всякий случай: как вещественное доказательство, как сильный аргумент в общении с первобытным властителем дум и судеб.
– Похоже, теперь я совсем готов, - сказал аспирант, замечая, что сердце его опять начинает биться в режиме чрезвычайного положения.
Как ни странно, волнение передалось от рук Аннабель.
– Теперь помоги мне.
Оказалось, что Аннабель задумала залезть на дерево, откуда ей будет все видно.
Ганнибал обхватил ее пухленькую кроссовку и, подсадив к ближайшим веткам, подал вверх, по ее приказу, карабин.
– Если здесь, у меня, что-то случится, - грозно предупредила сверху храбрая шпионка, - я запрещаю тебе оказывать мне помощь. Ты хорошо меня понял?
– Сожалею, но я воспитан в других правилах, - конечно же, начал благородно препираться аспирант.
– Хотя бы один должен спастись, - тем же феминистским тоном заявила сверху Аннабель.
– Не вижу смысла, - ответил аспирант.
– Тогда я тебя подстрелю... Прямо у хижины. Пусть тебя Гулу лечит, как знает...
На это Ганнибал промолчал и тяжело вздохнул, решив делать по-своему.
Тот леопард на поляне, а к нему вдобавок пуля от Аннабель окончательно закалили бы его характер.
– Я целую тебя, - сказал он снизу.
Большая ветка вздрогнула - и Аннабель вновь оказалась рядом с ним, спрыгнув сверху, как самый настоящий тегулу.
– Ник!
– и Ганнибал, оказавшись в ее крепких объятиях, сначала едва не выбил себе глаз дулом торчавшего из-за ее плеча карабина.
– Ник! Я очень плохой этнопсихолог!
– Ты лучший этнопсихолог в мире!
Поцелуй был таким, от которого все приборы ночного видения должны были ослепнуть, а детекторы инфракрасного излучения - перегореть.
И после долгого безмолвия в африканской тьме раздалось:
– Я тебя люблю, Ник!
– Я тебя люблю, Ани!
И Ганнибал еще добавил:
– Я вернусь...
Конечно же, непоколебимо: "Ill be back..."
И снова у него в руках оказалась пухленькая, тяжелая кроссовка, и на этот раз он поцеловал ее прежде, чем отпустить во тьму никакого африканского неба.