Империя. Цинхай

– Она девственница, - почти сквозь зубы произнёс наёмник.

– Да? – Телохранитель сингапурских боссов вернул взор к Николь, но там не возникло больше уважения, интереса или восхищения, это было всё то же не изменившееся желание, которое младшая дочь Дзи-си сама и пробудила в том, с чьей помощью пыталась вызвать ревность Сандо. Хенкон улыбнулся. – В любом случае, она совершеннолетняя девственница, и я её ни к чему не принуждаю.

– О чём вы говорите? – не выдержала Николь, встряв в беседу.

– Этот тип, - не стал скрывать Сандо, - принимает тебя за шлюху.

– Врёшь! – прищурилась девушка.

– Зачем мне это?

– Ревнуешь, - почти победно заявила она. Золотой осторожно выдохнул, без лишнего шума. И вот как ей объяснить, что это истинная правда? Но докладывает он об этой правде с радостью потому, что действительно не хочет, чтобы бедную обиженную любовью и вниманием дурочку поимел самец, который того не стоит.

– Обязательно, - отмахнулся Сандо, не теряя своей обычной равнодушной манеры, и собрался уходить. – Когда соберётесь шпилиться – предупреди заранее, запасусь чипсами и пивом для просмотра.

– Куда ты уходишь? – не сдержалась, чтобы не попытаться остановить его Николь.

– На свидание.

– С кем это? – Изображение насмешки вышло неумелым, и нервная зависть пересекла лицо девушки.

– Что ж тут, девиц мало? Уж пожалуй, найду с кем.

– Врёшь! – ещё раз повторила Николь.

– Везде-то ты видишь ложь. А знаешь, что люди видят в других то, чем отличаются больше всего сами? Стало быть, это ты сейчас меня ревнуешь, не так ли?

– Ещё чего! – Николь откинула назад волосы и вернулась к телефону, записав в переводчик что-то и показав Хенкону. Он прочёл и уставился на горизонт, а Николь, выгнувшись намеренно так, чтобы бёдра её упёрлись как раз в ширинку парня, стала показывать ему что-то далеко-далеко, между небом и землёй, пытаясь с помощью гаджета рассказывать о виднеющихся холмах, горах, далях и едва различимых заснеженных пиках. В безветренную погоду, когда песок и пыль не поднимались, тонкая белая линия отчётливо виднелась вдали.

Сандо посмотрел на то, как тесно сошлись ниже пояса два тела. Затянутая в спортивные штанишки худая задница Николь и мужичий опасный перед с кожаным ремнём над ширинкой потёртых джинсов. И как-то неприятно и гадко стало; едва он додумал, что они могли бы раздеться и соединиться, как Сандо готов был швырнуть вниз их обоих. Плоская попка, которая не привлекала его внимания, над которой он потешался, называя слишком тощей и костлявой, вдруг стала какой-то слишком его собственной, чтобы подставляться другому. Но разве у вольного брата может быть что-то своё? Особенно девушка. Разве у золотого может быть девушка? Он дважды ограждён от привязанностей, и не имеет права покушаться на обладание какой бы то ни было задницей. Чтобы не потерять самообладание, Сандо вышел с балкона и быстро покинул крыло особняка, стремясь к тренировочному залу. Но перед глазами продолжала стоять изогнувшаяся Николь, протягивающая руку вперёд, тыкающая пальчиком на что-то впереди, и Хенкон, опирающийся на перила возле неё, так что едва не лежит на её спине, своим пока ещё укрытым под бляхой ремня пахом вжимаясь в копчик девушки. Над штанишками вечная открытая майка на тоненьких лямках задралась, обнажив полосу талии, впадинка позвоночника вела вниз, краешек торчавшей ткани позволял узнать, что на Николь красные трусики. Хенкон не мог не заметить тоже. Сволочь! И поделом, он прав, Николь – легкодоступная давалка. Они друг друга стоят. Сколько она его, Сандо, знала, прежде чем начать домогаться и делать вид, что влюблена? Дня три или четыре? Беспутная дешевка, ещё и на него пытается повесить вину за своё падение? И вообще, с каких пор девственность – показатель порядочности? Может, она уже отсосала половине Синьцзяна, или ещё куда позволяла мужчинам собой овладевать… Стерва! Ведьма!

Сандо вошёл в зал, хватаясь за боевую палку на ходу. Эмбер уже ждала его, поэтому только успела тоже взяться за оружие и отразить первый удар.

– А ты сегодня решительно настроен, - отметила она.

– И всё-таки, я не позволю себе тебя ударить. – Наёмнику стоило большого труда не терять контроля и сражаться, как и вчера, шуточным боем, не задевая девушки. Энергия, агрессия и ненависть из него так и лились, но как их выместить? Намного лучше бы было, останься он тут один, и начни молотить боксёрскую грушу.

– Жаль, я бы хотела настоящего боя, - призналась Эмбер, уворачиваясь и отступая, хотя своё заявление она с каждой минутой готова была забрать обратно, потому что чувствовала, что и близко не справилась бы с подобным соперником.

Сандо больше не стал ничего говорить. Ему хотелось наорать на Эмбер и выгнать её подальше, чтобы не лезла к нему больше, но он прекрасно понимал причину своего гнева и сдерживался. Он давно привык сдерживать любые эмоции и терпеть. Внутри него происходили любые бури, но лицо – невозмутимо, поведение – безупречно, взгляд – нечитаемый, рот – на замке. И неистовое возбуждение ниже пояса, какого он давно не испытывал. Откуда оно взялось? Почему? Хоть возвращайся на тот проклятый балкон, стягивай с Николь одежду и прижимай к балюстраде, маленькую, хрупкую, голую, до визга, до ора, чтобы они оба рухнули на пол после этого от изнеможения. Он помнил её тело после той ночи, в которую пришёл к ней. Он знал её тело, и у него создавалось впечатление, что никто кроме него её тело всё-таки не знал. Никто не видел её раскрепощённой и успокоившейся после оргазма, ни к кому она не прижималась так, и не бежала на утро в поисках продолжения, не столько секса, сколько тепла. Она не шлюха! А вот Хенкону надавать надо бы за грязный язык. Сандо едва успел остановить себя, увидев перед собой упавшую Эмбер, над которой занёс боевую палку. В разгаре сражения, он забылся, и почти огрел девушку. Но не огрел. Разум и воля победили, с очей спала пелена и бегущая кинолента воспоминаний-фантазий.

– Вставай, я не хочу сегодня с тобой больше биться, - протянул он ей руку, чтобы помочь встать. Эмбер приняла её насторожено, несколько секунд посомневавшись, касаться ли этого пугающего черного дьявола? За спиной его во дворце всё чаще так называли, слуги и синеозёрные. В отсутствие Николаса, Сандо был самой опасной личностью, его было за что сторониться. Наёмники – страшные люди без души и сердца, они за деньги могут быть кем угодно: друзьями, партнёрами, возлюбленными, а потом, глядя в глаза, перерезают горло.

– И на том спасибо, - поднялась Эмбер, отряхиваясь свободной рукой, потому что другая почему-то так и застряла в ладони Сандо. И он не отпустил, и она не спешила выдернуть. Девушка повела по ней глазами и подняла их до взора вольного брата. Он как будто и не присутствовал здесь, думая о чём-то своём; чёрные зрачки туманились таинственными думами. Эмбер подождала ещё немного, но, решив свести всё на шутку, пощёлкала пальцами: - Эй!

– Прости, - отпустил её Сандо. Если бы он не разжал руку, вряд ли бы у племянницы Энди хватило сил её освободить. – Ты говорила, что у тебя в городе неподалёку есть друзья?

– Ну да, - кивнула Эмбер, не понимая, к чему такие вопросы?

– Ты хорошо знаешь места? Тут есть бордель какой-нибудь? – Девушка округлила глаза, растерявшись от такого прямого, и такого неловкого для Восточного Китая обсуждения. В Цинхае, как и в Синьцзяне, огромная часть населения была мусульманской, а это накладывало определённый отпечаток на нравы, традиции и воспитание.

– Тебе женщину захотелось? – не удержала Эмбер смешок.

– Да, выпотрошить парочку и развесить их кишки по округе. Для чего ещё спрашивают о борделе? Мне нужна услуга проститутки, что в этом такого? Ты думаешь, что наёмники не трахаются?

– Я не думала в этом плане о наёмниках, - потёрла Эмбер сзади шею, ощущая волнение. Вот теперь-то она в этом плане о нём начала думать. А с чего он подумал о женщине, поборовшись с ней? – А ты почему вдруг… так резко… спросил об этом? Уж не я ли на мысль навела?

– А что, не должна? Ты разве не женщина? – бросил ей непререкаемо Сандо, так просто и по-деловому, будто для него не существовало понятия «интимное», «сакральное», «личное». Эмбер поправила свою мальчишескую стрижку, хорошо помня о том, что имидж её никак не позволял надеяться на то, что она из соблазнительниц и искусительниц.

– Ну… обычно, если какая-то женщина наводит на такие мысли, то с ней и пытаются договориться…

– Ты хочешь, чтобы я попытался договориться с тобой? – воззрился на неё в упор Сандо. Эмбер покраснела, не найдя слов, разве что челюсть отвисла, но она её поймала, выпутываясь из щекотливого положения:

– Нет, я о себе и не думала, и о тебе не думала… - Наёмник прищурился.

– Ты говорила, что избегаешь замужества, не хочешь в брак. Почему? Из четырёх сестёр вся похотливая сущность ушла в старшую, и три младших патологически боятся секса?