Импровиз. Война менестреля

— А я знаю его наизусть.

— Да. — Кларина кивнула. — Было очень приятно и очень познавательно побеседовать с вами, пран Пьетро. — Закрытым веером она указала на своё сердце.

«Ужас какой! — похолодел лейтенант. — Ну, зачем, скажи Вседержитель, мне ещё и это? Мало ли забот и хлопот свалилось на мою голову?»

— Прошу простить меня, ваша светлость, но разговор ещё не окончен, — сказал, выпрямляя спину.

— Да? — Кларина наклонила голову, рассматривая сложенный веер.

— Я шёл к вам ради этого разговора.

— Да? — Она стукнула веером по ладони.

— Как бы то ни было, ваша светлость, я должен. Иначе я перестану себя уважать.

— Что ж… — Кларина поморщилась. — Говорите, раз дело так важно.

Пьетро сосредоточился, собрался с мыслями. Поднялся со стула. Поправил перевязь.

— Ваша светлость… Не так давно, хотя мне уже кажется, что очень давно, вы приказали взять под стражу Реналлу из Дома Лазоревого Кота.

— Да. И что же?

— Я не буду говорить о том, что обвинение кажется мне совершенно надуманным. Я скажу лишь, что благородная прана из древнего Дома в настоящее время содержится в тюрьме при городской ратуше.

— Я не вижу противоречий, лейтенант. Обвинение в шпионаже не предполагает содержание в городской тюрьме, откуда сообщники могли бы устроить побег. Арестованные по обвинению в злоумышлении против нашей власти должны содержаться под охраной гвардии.

— Но заключение плохо сказывается на здоровье праны Реналлы. Благородную прану можно было бы содержать и под домашним арестом. Например, в расположении Роты Стальных Котов можно легко найти подходящую комнату. В свою очередь офицеры Роты могли бы помочь с охраной.

— Преступников садят в тюрьму для того, чтобы ограничить их возможности общения с теми, кто находится на свободе. Вы уверены, что офицеры Роты, — с нажимом произнесла Кларина, — помогут правосудию Вожерона в этом? Я не уверена, скажу прямо и откровенно. И откуда вы знаете, в каких условиях содержится Реналла?

— Я наблюдал за ней во время прогулки.

— Я прикажу усилить охрану.

— Это здесь ни при чём!

— Я не желаю, чтобы государственных преступников водили на всеобщее обозрение! — Кларина резко открыла веер, закрыла его и сжала ладонями.

— Она тает на глазах! — Пьетро невольно повысил голос. — Вы обещали скорый и справедливый суд! Где он? Хотите, чтобы Реналла зачахла и умерла раньше?

— Я хочу, чтобы она предстала перед судом! Но не следует, лейтенант, указывать мне, когда я должна его назначить. Пока ещё я — герцогиня!

«Что стоит твой титул, присвоенный самостоятельно, если он не подкреплён нашими шпагами и аркебузами? — подумал Пьетро, закипая. — Да если вольные Роты покинут Вожерон, твоя армия под командованием великого полководца Этуана альт Рутена не продержится и трёх дней! Только золото Дома Бирюзовой Черепахи заставляет нас якшаться с самовлюблёнными самодурами! — Вот эта мысль охладила его, словно ушат холодной воды. — Никто из кондотьеров и не подумает покинуть Вожерон, пока исправно получает оплату, оговоренную и скреплённую подписями. А лейтенанты могут на словах поддерживать протест Пьетро, но пойти против воли капитанов? Никогда! Ему останется лишь разорвать договор и покинуть Роту. И тогда Реналла останется здесь одна-одинёшенька, без надежды на помощь и спасение…»

— Прошу простить меня, ваша светлость, за излишнюю резкость, — поклонился он, стараясь придать голосу всю кротость, на какую был способен. — Мне просто очень жаль прану Реналлу. Ведь именно я привёз её в Вожерон, как свидетельницу по делу об убийстве знаменщика Толбо альт Кузанна. Поэтому мне кажется, что она попала в беду по моей вине. Мне искренне жаль её. Одиночная камера в полуподвальном помещении — сырость, полумрак, отсутствие удобств, к которым привыкла любая благородная прана. Пища, пригодная лишь для простолюдинов…

— Это расплата за все её злодеяния. — Кларина тоже смягчилась, но, скорее, напоказ. — Она преступница и понесёт заслуженное наказание.

— Но ведь наказание должно наступить лишь после суда, когда вина доказана?

— Суд состоится, как только у меня найдётся немного свободного времени.

— Я уверен, что он будет справедливым. А до той поры нельзя ли хоть немного облегчить её страдания? Допустить лекаря, служанку… Возможно ей понадобится помощь.

— Не слишком ли много чести шпионке?

— Да какая из неё шпионка, ваша светлость? Поверьте моему опыту — я беседовал с ней, наблюдал за ней… Она — чистое сердцем и бесхитростное дитя.

— И вдобавок — весьма хорошенькая, не так ли?

— Никто в Вожероне не сравнится красотой с вами, ваша светлость!

Пьетро почти не кривил душой. Девять из десяти благородных пранов подтвердили бы, не задумываясь, его слова. Кларину считали одной из прекраснейших женщин Аркайла с того самого мига, как Клеан альт Баррас впервые привёз дочь на осенний бал в столицу. Замужество и материнство лишь огранили чистейший бриллиант её красоты. И каждый день, каждую стражу она использовала свою внешность, чтобы управлять мужчинами — очаровывать, покорять, подчинять. При полном поощрении и поддержке прана Клеана, само собой.

Именно это пугало лейтенанта больше всего. Веер порхал в руках герцогини-регентши, не то, что намекая, а крича во весь голос о том, что кевиналец ей небезразличен. Но как ему понять — испытывает она искренние чувства или вновь пытается что-то выгадать? Другое дело — Реналла. В сравнении с Клариной она казалась средоточием чистоты. Наивность сквозила в каждом слове, в каждом поступке. Никакой корысти, ни единой попытки добиться чего-то для себя. Ведь она согласилась ехать в Вожерон, несмотря на разлуку с сыном и с той поры безропотно переносит страдания. Она не показала страха под бомбардировкой города войсками Маризы. Наверняка боялась — она же не солдат, не наёмник, не ветеран военных кампаний… Но терпела, не устраивая истерик, даже когда убийцы попытались достать её, прикончив полдюжины бойцов Роты. И красота у неё совсем другая. Если Кларина — сверкающий сапфир в короне, то Реналла — распустившийся на утренней заре цветок в тенистом саду. Так бывает — раздвигаешь листву и вдруг видишь его. Нежный, скромный, незаметный для невнимательного взгляда. Но для настоящего ценителя — подлинное сокровище, не уступающее самоцветам, добываемым в копях Красногорья.

Теперь Пьетро понимал Ланса альт Грегора. Не всякий человек способен распознать истинную красоту с первого взгляда. Для этого нужен особый склад души, умение постигать и создавать прекрасное. Только менестрель не смог принять дар Вседержителя. Испугался или оказался излишне самонадеян, кто знает? Но не все праны, встреченные Реналлой должны быть таковыми, как он…

— Помогите мне подняться, пран Пьетро! — голос Кларины оторвал его от размышлений.

Герцогиня-регентша протягивала руку. Лейтенант поспешно шагнул вперёд и принял её ладонь в свою.

Кларина встала, сделал несколько шагов к окну, выказывая излишнюю порывистость, которая не вязалась со спокойным и уверенным тоном.

— Дитя… Реналла из Дома Лазоревого Кота далеко не дитя. Вы знаете, пран Пьетро, сколько человеческих жизней на её совести?

«А на твоей? Развязала войну, отголоски которой южные провинции Вожерона будут ощущать ещё не один десяток лет…»

— Начнём с сына браккарского посланника — Ак-Карр тер Веррон из Дома Жемчужного Нарвала заколот знаменитым менестрелем, — продолжала правительница.