Имя души

Запахи изнутри доносились такие, что даже я, едва ли голодный, снова захотел есть.

Следуя общему этикету, я снял с себя всё оружие и сумку, которые поставил у выхода. Дабы отбить у шутников желание свистнуть что-то, наэлектризовал всё это разрядом, от которого, конечно, никого не убьёт, но тряхнёт хорошо.

Присутствующие канохи разглядывали меня, а я с интересом разглядывал содержимое блюд. Стол заполняло, в основном мясо, но среди его гор попадались и каши, и грибы в разных ипостасях и ягоды, присущие времени года. Эх, не чета тому, что мне тот повар напихал, хотя там выбор казался побогаче. Впрочем, возможно, тот, кто приготовил всё это, за время моего похода вспомнил какие-то важные детали в готовке?

Алат попросил следовать за ним и указал мне самое дальнее от выхода место, на самом крутом изгибе стола. Разумеется, то, что мне досталось одно-единственное свободное место, не являлось случайностью. На Хениде всегда оставляли его для того, по ком праздник.

«Вспоминая» это, я нечаянно затронул фрагмент памяти о том, каких почестей удостаиваются павшие герои. Там и название другое и процедура отличается, но мои мысли прервал неосторожный скрип лавки о пол слева.

Взгляды так и продолжали пристально следить за всеми моими действиями, но почему-то вовсе не смущали меня. Вспомнив некоторые правила приличия канохов и задёрнув рукава, я сел на своё место. Эти действия, по моему толкованию, означали, что я готов в этот же момент начать пиршество, а после комнату заполнили звуки отвлечённых разговоров канохов. Алат довольно грубо потеснил нескольких из них, вызвав недовольные возгласы, и расположился слева от меня. Он сразу начал пояснять:

— После первых кружек…

— Зна-аю. — Рука сама собой поднялась в останавливающем жесте. — Которую уже выпили?

— Вторую.

Первый ритуал — он же тост — призывал поклониться огню за то, что он согрел и помог приготовить пищу. Второй — вспомнить о погибших и умерших близких, такая минута молчания, если по-нашему, ну а третий являлся, так сказать, бонусом — проверкой на выносливость.

«Эх, прощай, трезвый рассудок, — подумал я, взявшись за первую кружку, и встал. — Две штрафные ждут».

Поклон огню, и я сел обратно, наслаждаясь приятным вкусом напитка. Вопреки моему ожиданию, им оказался фруктовый сок. Меня это немного озадачило, но спустя всего несколько секунд я понял, в чём дело. Технология производства пива или вина, видимо, слишком сложна для угнетённого разума, а сок дурманящего фрукта со сложным названием оказался лучшей заменой. Вопрос вреда для здоровья, конечно, открыт, и на всякий случай я решил помимо сегодняшнего дня больше такое не пить. К моему удивлению, ноющая боль в руке, которой я старался напрасно не двигать, начинала исчезать чуточку быстрее.

Ух, и не закусишь ведь! Штука вставляла ещё сильнее, и в будущем я ещё твёрже решил от неё отстраниться. Канохи не считали его наркотиком и случаев привыкания, как к крепким веществам, у него не встречалось, но ведь и алкоголь с сигаретами могут подсадить, а мне этого больше не хотелось.

Кое-как придя в себя, я вздохнул и взялся за вторую кружку, но на этот раз, борясь с гравитацией, выстоял, вспоминая Вадиса, Халуна, Готлода, ушедших родителей и близких знакомых. Пусть, они и умерли где-то там, далеко, это не повод, чтобы сжигать все мосты с родным миром.

Медленно опустившись на лавку, я расслабился и принялся пробовать вкусности, до сего момента изводившие моё обоняние. Еда и лёгкие трезвые напитки, стоящие в кувшинах отдельно, радовали разнообразием, но мне всё равно чего-то не хватало. Только спустя четыре кусочка дымящегося мяса в посыпке из множества трав и сушёных овощей, придающих ему незабываемый вкус, я понял, что ещё больше дополнило бы его — острота. Такая, чтоб слёзы из глаз потекли. От осознания этого, я с горя чуть и впрямь не пустил пару ручьёв, потому что в этом мире острые вкусы являлись уделом лишь тех, кому пришла в голову мысль, что огонь во рту — хорошая идея. Эх, а ведь иногда я такого намешивал, что жалел об отсутствии в морозилке рулона бумаги или, как шутил Тихонов, интимной близости со снеговиком.

В какой-то момент я заметил, что Алат не делает всего, что сделал я, да и кружки его пусты. Похоже, он уже давно на празднике, и его попросили на посадочную прямо со стола. К слову, он выглядел совершенно трезвым, и у меня закрались сомнения, а пил ли он то же, что и я?

Мысли о еде и напитках прервал он же, сказав, что до третьего ритуала осталось совсем немного, а я, меж тем, ощущал, что для меня он может стать роковым. Нет, порицать за то, что я упаду лицом в салат, никто меня не станет, но весёлая история мигом разойдётся по народу. А хитрить мне не позволяли две вещи — память Готлода, привившая мне какую-то извращённую форму совести, и непонимание механизма опьянения. Если бы это был алкоголь, всё бы решило магическое условие от яда.

С третьим тостом мне пришлось стоять и слушать, казалось, вечную речь Алата. Только после неё кружки были опрокинуты, а лавки снова скрипнули от свалившегося на них веса. Чудом ни одна не треснула, хотя некоторые плюхались с заметным ускорением «g». С трудом преодолевая дурман в голове, я тишком обратился к мэру:

— Могу я под шумок свалить? Еду уже некуда складывать.

— Да, конечно, хотя до конца большой и около пары средних.

Мне пришлось напрячь мозги, чтобы понять, о чём сказал канох. В Аздахаре, как и в Давурионе небольшие промежутки времени делили ударами сердца. Малые соответствовали секундам, средние — сотне, а большие — тысяче. Если переводить на мой, до окончания застолья осталось минут двадцать.

Встав из-за стола, я отвесил канохам небольшой поклон и под одобрительные звуки, немного качаясь, пошёл вдоль стены к выходу. Уличный вечерний воздух, раскалённый солнцем, заставил меня искать тень. Хоть я и не знал, развезёт меня после того фруктового сока от поднятия температуры или нет, рисковать не хотелось. Поблизости стояло несколько высоких столбиков, на которых канохи натянули навес, а чтобы там не скапливалась вода, подпёрли центр палкой повыше. Там, помимо обычного рабочего народа я, к своему удивлению, увидел знакомые лица — Летунов и уверенно пошёл к ним. Из отряда здесь сидело лишь трое — старший, младший и молчун.

— Никак, увольнительные достали? — заметил я, когда они обратили на меня внимание. — Как долетели?

— О-о, нам про тебя уже всё рассказали, — вместо ответа сказал старший. — Кто же ты на самом деле?

— Скажем так, я — заинтересованное лицо.

— И чего ты хочешь?

— Только не смейтесь, где бы я ни был, мира хочется. — Философия под шофе текла рекой.

— А что твой хируш? — спросил молчун. Нет, ну, точно ответственный за их содержание.

— Отпустил.

Наша беседа перетекла в русло обсуждения преимуществ хирушей, как транспорта, над лошадьми. Конечно же, канохи знали про парнокопытных, но здесь они просто не водились, и никто их из Давуриона не завозил. Да и незачем. Обычные канохи привыкли полагаться на собственные силы. Выносливостью их народ славился, пожалуй, всю историю существования.

В какой-то момент я начал замечать, что дурман из головы выветривается. Осталось только лёгкое головокружение и слабая дымка в глазах, а боль вернулась в руку. Мэр задерживался, хотя я и сам не знал, чего тут жду. Мог бы уже найти себе местечко для ночлега.

Неожиданно Летуны синхронно встали и выпрямились. Посмотрев назад, я увидел Алата. Он нетвёрдой походкой приближался к нам и пристально глядел на меня.

— Что?

— Вы бы ему место предложили, — ответил он, переведя взгляд на компанию. — Ночь скоро, а Олорану негде спать.