Имя души
Шрифт:
— Покажите, — с интересом посмотрел на меня Рит.
— Прошу любить и жаловать, планета Земля.
В воздухе в метре над землёй появился голубой шар. Его напополам разделила чёрная лента экватора, затем протянулись тоненькие линии широт, а полюса соединили долготы. Материки я показал схематично, повторить каждый изгиб границы суши я вряд ли бы смог. Шар сохранял форму, ни одна линия не исчезала, хотя я мог в тот же самый момент сосредоточиться на другой. В компьютере, например, весь пласт информации о формах, цвете и размерах модели хранится в оперативной памяти. Обычный разум не способен сохранять такую информацию,
— Что случилось? — поинтересовался Рит, выводя меня из задумчивости. За этими мыслями прошло не больше минуты.
— Нет, ничего, — ответил я, мотнув головой. — Так, кое-что осознал.
«Как показать страны?» — подумал я, когда последним штрихом наклонил ось земли. Какие-то флаги я, может, и помнил, и даже не забыл порядок в родном триколоре, но ведь материки имели и не по одной стране. Как-то несправедливо будет на всю Евразию изображать одного только медведя. В итоге просто раскрасил страны, границы которых более-менее представлял, в разные цвета и довольно хмыкнул.
Указав на один из материков, я сказал:
— Здесь я родился. Это Россия. Здесь находится Америка, здесь Австралия, тут Африка, Китай…
Вспомнив, наверное, стран тридцать, я истыкал пальцем всю сушу земного шара. Горло до того иссохло, что я полез в сумку за фляжкой, чтобы отпить.
— Необычные названия, — ответил Рит, выслушав меня внимательно. — А где здесь Аздахар?
Поперхнувшись водой, я с удивлением посмотрел на каноха. Модель от этого дрогнула, но не исчезла. Чёрт, а он, ведь, мог и не знать, что я — Гнису. Тот глядел на меня совершенно серьёзным взглядом и ждал ответа.
— Это… не совсем… — Меня очень вовремя прервали двое канохов, которые, с интересом посмотрев на мою модель планеты, подошли к двери и, достав хитрый цилиндр-ключ, открыли её. — Вот и живители.
Мы, подождав какое-то время, зашли следом. Внутри здание являло собой большой зал с каменными стенами и потолком из старых но ещё надёжных деревянных досок, поддерживаемых довольно толстыми балками из обыкновенного сруба. На потолочных крюках, окружённых потемневшими контурами копоти, висели люстры, канаты которых закрепили на стенах, но огонь в них не горел — дневного света и так хватало. Между креплениями на стенах висели старые стяги со знакомым уже рисунком на чёрном фоне, а вдоль стояли довольно широкие лавки, накрытые светло-серой тканью. Как позже оказалось, на них ложились больные. Мне и самому предложили занять одно из мест рядом со столом старшего живителя.
Тишина сюда заглядывала, разве что, по ночам, когда рабочие на улицах ложились спать, хотя иногда слух улавливал болезненные стоны из открытых коридоров. Видимо, там лежали особенно тяжёлые случаи. В какой-то момент я даже услышал одиночный, но довольно яркий мат, который при всём желании не смог бы в полной мере передать культурными словами на Великом и Могучем.
Меня радовало, что я увидел здесь. Ни окровавленного разделочного стола, ни пугающих инструментов пыток на цепях, ни даже мешков с телами, над которыми обязательно вьётся рой мух. Наоборот, пахло здесь какой-то знакомой травой. Толи мелиссой, толи мятой.
Сами же канохи, занявшие два стола по разные стороны, что-то писали в небольших серых
тетрадях. Мне даже стало интересно, как тут обстоит с бумагой, если её используют для таких мелочей. На каждом массивном теле — наверное, таким легко таскать пострадавших, не способных к передвижению — я наблюдал по бледно-коричневому халату, закрывающему почти всё до самих щиколоток, а на головах у канохов лежали сплетённые из соломы панамы. Оно не удивительно, на улице вот-вот пекло наступит, а им наверняка ещё работать. Возможно, мы даже заявились на их перерыв, и мне стало как-то неудобно.— Здравствуйте, — сказал я, вспомнив старую привычку, но остаток фразы мне не дал договорить Рит. Пока я складывал сумку и оружие у выхода, он сказал:
— Это Олоран, прошу, сделайте всё хорошо.
— Что случилось? — спросил один из докторов, встав с места. Сложно сказать, впечатлил ли его мой новый псевдоним или то, что меня представил один из приближённых мэра.
— Ерунда, если честно. Правда, я отнекивался, но он настоял.
Вздохнув, живитель подошёл и посмотрел на место удара.
— Так это давно было? Сколько у людей синь проходит?
— Около децины, — ответил второй, подняв взгляд. — И больше бывает.
— Но я только вчера ударился. Думал, может, условие какое заживить есть?
— Интересно, — задумчиво произнёс канох, щупая пострадавший участок. Руки его оказались холодными и грубыми, но я не дрогнул даже в тот момент, когда он схватился с двух сторон и начал как бы пробовать кость на изгиб. — Совсем не болит? А так? — Он прямо нажал на след, но я почувствовал лишь давление и слабый отголосок прежней боли.
— Самую малость. Скажите, я уже могу заняться тренировками?
— Да. Трещин я не почувствовал, кровь не течёт. Рит, ты и правда зря его привёл.
— Да нет, не зря. Вы успокоили меня.
Выговорив сложное слово, означающее на канохском одновременно благодарность и прощание, я взял свои вещи у входа и почти вылетел прочь.
— Подожди! — крикнул мне Рит уже на улице, и я остановился. Канох бежал ко мне, сжав в руках какой-то предмет. — Ты меня немного отвлёк. — Он указал на лавку, где мы сидели и ждали живителей. — Вот это Алат передать просил, — договорил он, протянув мне небольшую гибкую книжицу.
— Спасибо, — ответил я, машинально глянув на довольно грубо сшитую тетрадку с гибкой глянцевой обложкой из кожи, на которой канохскими цифрами было выдавлено число «500».
«Думал, Его Светлость до морковкина заговенья будет откладывать», — усмехнулся я, глядя уже в спину уходящему каноху. Он довольно бесцеремонно предоставил меня самому себе.
Пришлось снова искать лавку и читать. Как оказалось, текста на бумаге немало, несколько листов в неё даже добавили сверх того, что уже было.
Текст был разделён на две части — первую небольшую и вторую побольше. Его писали торопливой, но умелой рукой, а пока я бежал глазами по строчкам, память Готлода дополняла некоторые моменты деталями.
Канохи перестали умирать в обычном понимании этого слова около пятисот оборотов назад — их души после смерти возвращались и сохраняли какую-то часть воспоминаний прошлого и личности. Это позволяло воспроизвести прежние навыки и не учить их заново. Как и мне в этот самый момент, ему доставало только прийти на тренировочную площадку и научить уже само тело.