Инферно - вперёд!

______

В первый день мобилизации призыву подлежали лица, уже имеющие воинские звания резерва. Речь шла не только о единственном айлестерском генералиссимусе, но и о многочисленном штате Управления тайного сыска и надзора. Как всегда бывает в таких случаях, никто не мог найти в шкафу брюки или китель от униформы, а некоторые офицеры даже не знали, с какой стороны одевать портупею. В оружейную комнату немедленно выстроилась очередь.

– Эй, куда засовывать эти патроны, кто-нибудь в курсе? Я только печатной машинкой пользоваться умею, но уж никак не этой штуковиной.

– Это полуавтоматический пистолет системы Вольтица, калибр треть дюйма, инструкция висит на стене.

– Да ты спроси лучше у ап Дросага, он на прошлой неделе возил какую-то потаскушку на пикник, стрелял с ней по пустым бутылкам.

– Господа офицеры военной контрразведки!
– Голос ап Дросага пылал негодованием.
– Я обучал ценного агента приёмам самозащиты!

– И приёмам борьбы в партере тоже?
– хохот военных контрразведчиков стал всеобщим.

– Особенно!
– Ап Дросаг, с лицом, раскрасневшимся от почти искренней обиды, казалось, был готов наброситься на обидчика с кулаками.
– Я отдаю службе лучшее время своей жизни, душу и тело, в то время как должен бы приберечь их для законной супруги!..

– Да, чего не сделаешь ради повышения... И полковник его жену в это время тоже никакому рукопашному бою не обучает...

– Монтен! Я всё слышал, стервец!

– Ой, пиши на магнитофон, иначе рапорт рассматривать не будут. В любом случае, ты имеешь честь разговаривать с будущим фронтовиком и орденоносцем - я отправляюсь на передовую!

– Фронтовиком и рогоносцем, вернее - так нужно сказать. Не бойся, Монтен, мы присмотрим за твоим домом. Чем ты там будешь заниматься, расстреливать дезертиров?

– Военная тайна. Ты же знаешь: 'обеспечивать секретность проводимых войсками операций, осуществлять воспитание и подготовку личного состава...'.

– Да, как-то забыл, спасибо, приятель. А что с этими демонами, нас какому-то мумбо-юмбо обучат, чтобы их отпугивать?

– Что за глупости! Цитирую: 'в духе Священного Писания Пресвитерианской Церкви Эзуса...'.

– Да, не самая удачная ставка. Кто-нибудь действительно в это верит?

_______

– Осуждённый Глайнис, встать!

Бывший капитан Глайнис, в кителе без погон, без брючного ремня и шнуровок в ботинках, поднялся с простой армейской койки. От недоедания он осунулся, щетина постепенно начала превращаться в бородку. Глаза, горевшие полубезумным огнём на длинном, вытянутом лошадином лице, уставились на вошедших.

– Осуждённый Глайнис, готовы ли вы к исполнению приговора?

– Если я скажу 'нет', вы меня не расстреляете?

Офицер в звании капитана с знаками различия военной прокуратуры, переглянулся со своими товарищами. Те чуть заметно кивнули.

– Ваш ответ я расцениваю как отказ от услуг духовного лица. В связи с этим я уполномочен задать вам ещё один вопрос: готовы ли вы просить о предоставлении вам права замены казни через расстрел на перевод в войска первой линии в звании рядового без права повышения в чине в течение пяти лет?

– Я воспитан в семье военного. Я - офицер! Я...

– Вы не ответили на вопрос, осуждённый Глайнис!
– Глаза капитана-прокурора сверкнули.
– Не забывайтесь: вы лишены офицерского звания, и звание рядового на данный момент - ваш потолок. Из чувства жалости к вашим близким я повторю вопрос: вы подпишете прошение?

Плечи бывшего капитана безвольно опустились.

– Давайте ручку.

– Поздравляю вас, осуждённый Глайнис, с началом службы в армии Его Величества. Вполне возможно, из вас ещё сделают настоящего мужчину!

_______

Вечеринка была в разгаре. Патефон играл развесёлые мелодии, вино и шампанское текли рекой. Многие подвыпившие художники и деятели искусства, собравшиеся отметить открытие выставки 'Современный кубизм', не брезговали распивать водку, пиво и абсент, нередко вперемешку. Казалось, полуночная гулянка, устроенная прямо в выставочном зале, посреди предметов живописи и архитектуры, способных удовлетворить только самые 'передовые', как любили выражаться, вкусы, будет продолжаться до утра. Тем не менее, этот вечер стал исключением из правил.

Полиция, даже не постучавшись, попросту выломала дверь. В зал ворвалось более дюжины мужчин в форме с дубинками в руках, которые, судя по выражениям их лиц, были настроены более чем решительно. Они, судя по всему, и не собирались предъявлять ордер, зачитывать подозреваемым их права - похоже, формальности интересовали стражей порядка в самую последнюю очередь. Патефон, опрокинутый на пол, разбился вдребезги и мелодия, взвизгнув, оборвалась на полуноте.

– Что за произвол? Это частная собственность!

– Заткнуть подонка!
– скомандовал офицер в униформе защитного цвета. Двое полицейских, не жалея дубинок, обрушились на полупьяного художника.
– Данное помещение, не принадлежащее никому из присутствующих по праву частной собственности, арендуется неким В. Лайлом... договор и разрешение на организацию выставки аннулированы в связи с постановлениями правительства ?... В общем, ребята, сейчас нельзя ничего арендовать, ничего выставлять, ничего пропагандировать, а тем более - пьянствовать и шуметь среди ночи. Все вы арестованы и отправитесь в армию.

– У меня сколиоз!

– Дубинкой его по спине, пусть выпрямится!
– Приказ, тут же с готовностью исполненный, произвёл на собравшихся должное впечатление своей дикостью. Что-то изменилось в отношении властей к искусству и к художникам.
– Вы должны знать, что с сего дня окончательное решение о пригодности к службе выносится главой призывной комиссии - в данном случае - мной, так как речь идёт о подвижной призывной комиссии, - независимо от того, какие именно решения выносились ранее в отношении того или иного лица врачами, санитарами или ветеринарами.

Ропот со стороны художников нарастал, некоторые из них бросились на прорыв и даже вступили в драку с полицией, но тем только усугубили своё положение. Жестоко избитые малочисленными, но куда более трезвыми и хорошо тренированными блюстителями порядка, они вскоре были построены в колонну по одному и начали грузиться в специально подогнанный ко входу фургон с зарешеченными окнами. Самых строптивых заковали в наручники. Офицер в армейской униформе разговаривал с ними особо, быстрыми и чёткими вопросами выясняя причины 'бунта'. Первым он подошёл к русоволосому, коренастому парню, который, похоже, пользовался в среде кубистов уважением и считался лидером.