Инга
Шрифт:
Инга зашла в маленькую прихожую. Встала, стесненно прислушиваясь и поправляя глубокий вырез платья.
— Проходи, — Оля скинула босоножки, — чего встала? Я достану сейчас, они на полке, в комнате.
— Нет. Я тут. Подожду.
Оля кивнула. И босиком ушла в комнату, крикнула оттуда:
— Бабуля, я счас. Мне тут девочке надо…
И снова, уже с легким раздражением, позвала Ингу:
— Помоги, а? У меня тут падает.
Инга скинула босоножки, и оставив корзинку на столике у телефона, прошла в комнату. А Оля пронеслась мимо нее обратно, говоря на ходу.
— Ага. Стой. Я щас. Минуту. Щас.
Из кресла
— Оля?
Уже понимая — та не откликнется.
— Привет, малая, — усмехнулся Ром. И так же, как когда-то апрельской ночью, метнулся мимо, захлопывая двери в спальню, схватил за руку, швыряя на неубранную постель.
— Оля! — закричала Инга, вывертываясь и судорожно отпихивая его руками. И замолчала, когда из-за открытой дверцы шкафа вышла еще одна фигура. Коренастый незнакомый парень, гыгыкнув, схватил ее волосы, запрокидывая голову. А Ром сидел, облапив поверх локтей железными руками, смеялся, тыкаясь лицом в плечо и шею.
Отсмеявшись и по-прежнему сжимая ее, сказал, дыша в ухо:
— Короче так. Оли нет, свалила Оля. Окна закрыты, можешь орать. И двери тож. Будешь слушаться, отпущу. Поняла?
Она дернулась, и он тряхнул ее, как куклу, повторил с угрозой:
— Поняла?
— Да, — ответила со злыми слезами в голосе, лихорадочно соображая, что сделать. Кинуться к окну? Надо сперва, чтоб отпустил. Первый этаж, да. Но кричать без толку.
— Щас ся-адем, — горячее дыхание обдавало шею, — у нас шампусика пара ботлов, и нарезочка. Накатим. Поболтаем. Мы не звери какие, кисонька. Не боись, трогать сразу не будем. Чуток выпьешь, расслабишься. И тебе хорошо. И нам приятно.
Она молчала. Ром покачал ее, все еще обнимая. Сверху нависало круглое лицо второго.
— Ну? Сядешь с нами, как умная девочка?
— Да, — хрипло ответила Инга.
Железные руки отпустили локти и она откачнулась. Коренастый снова гыгыкнул, расставляя лапы, чтоб поймать, если рванется. Но она, опершись рукой о постель, сидела, неудобно наклонясь.
Ром встал, поправляя белую футболку. Приказал:
— Киндер, сядь. Она девочка честная. Сказала, посидит с нами, значит, посидит. А познакомьтесь, кстати. Это Инга, с поселка Лесного. Горчи летуна телочка. А это Славик Киндер-сюрприз.
— Ыгы, — представился Славик, отходя и валясь в кресло у окна. Ром поклонясь, подал руку.
— Прошу к столу, миледи.
Инга встала, следя, чтоб не качаться на ходу, пошла к другому креслу, из которого поднялся Ром, думая обрывочно, оно у окна стоит. Если взять бутылку, то можно… в стекло ее…
Но предусмотрительный Ромалэ обошел ее и, подняв кресло за спинку, перетащил от окна, отпихивая ногой табуретку.
— Вот тут, чтоб мы тебя видели. Любовались.
Она села, сложив на коленях руки. Глаза быстро двигались под полуопущенными ресницами. Две бутылки шампанского, тарелки с какой-то снедью. Вилок нет, ножика тоже.
Ром плюхнулся на табуретку, подцепил темную бутылку и, открутив проволочки, бахнул пробку в ладонь. Выпуская из горлышка дымок, налил в подставленный Киндером стакан. Тот, ухмыляясь, выпил сразу, в три глотка, давясь и шумно хлебая. Нахлопал открытую пачку сигарет и закурил, откидываясь и вытягивая толстые ноги в шортах. Ром подал Инге
прохладный стакан. Взял свой.— Чин-чин, кисанька?
И тоже выпил, медленно, но до дна. Инга отпила небольшой глоток. Поверх края стакана вдруг поняла, с темным испуганным отвращением — да они оба уже пьяны. Поставила стакан на колени, держа обеими руками. Думала тоскливо, если бы умела врать. Сейчас уболтала бы этого наглого козла. Сперва что им не нужен Киндер, да ну его, Ромчик. Потом постаралась бы Рома напоить вусмерть, слушая и поддакивая, глядя влюбленными глазами и подливая в стакан. И тогда уже — бутылкой.
Ром проглотил кусок колбасы и в ответ на ее взгляд спросил, с пьяной душевностью:
— За что ты меня так не любишь, Михайлова? Молчишь? Чтоб не врать, значит. Видно, сильно плохое про меня думаешь, да? Да?
— Да.
— А зря, — он снова налил себе и махнул пару глотков, заел лоскутом сыра.
— Да ты ешь, киса. И пей. Пока сидим, не трону. Пока будешь пить, не трону. Поняла?
Инга снова поднесла стакан ко рту. Шампанское было таким же, как покупали они с Сережей на полустанке. Мускатное, сладкое.
— Ты вспомни. Когда Пахота за жопу хватал, кто тебя отмазал? А?
— Ты отмазал, — Инга вдруг удивилась, вспоминая, — правда, Ром, ты отмазал. Спасибо тебе.
— Правда, что ли? — он удивленно уставился в темное пылающее лицо.
Она кивнула.
— Чего не ешь-то? Свежее все. Дорогое.
— Не могу.
— Понял, — он тоже поставил стакан на колени, покрутил его, разглядывая светло-розовую жидкость. И вдруг распорядился:
— Киндер. А ну вали отсюда.
— Чо? — не понял соратник, моргая белесыми ресницами.
— Я сказал, на хуй пошел! — Ром встал, припечатывая стакан к столу. Рванул Киндера за майку на плече.
— Ты чо, Ромалэ? Да я. Да ладно, иду, чо!
Другой рукой Ром поднял Ингу, вцепился в нее и потащил в прихожую, толкая перед собой вяло бредущего Киндера. Поворачиваясь в тесной прихожей, открыл двери и вытолкнул того в коридор. Щелкнул замком. Потащил Ингу обратно. Та встала, выдергивая руку.
— Да что тебе нужно? Ты. Сволочь ты, чего ты хочешь? От меня?
Орала, наступая и тяжело дыша, поднимала голову, глядя снизу яростными глазами. Ром шагнул назад, споткнулся и захохотал, снова хватая ее руку.
— Во бля. Сцена. Она мне — сцену закатывает. Ахренеть. Ну ты, Михайлова, ваще. Ты экспонат какой-то. Ладно. Сядь на минуту. Я скажу.
— Ром, мне надо идти. Пусти меня. Пожалуйста. У тебя сто телок, Ром. Дай мне уже жить, а?
— Поговорим. И пойдешь.
Инга опешила. Быстро уточнила, напряженно глядя, как он покачивается, стараясь стоять прямо.
— Обещаешь? Мы поговорим просто?
— Ну да, — согласился Ромалэ, тоже глядя на нее с удивлением.
Она помедлила и кивнула. Прошла мимо него и села в кресло, нагретое Киндером. Посмотрела вопросительно.
— Ну, вот. Давай.
— Что? — не понял Ромалэ, — чего давать?
Прошел и упал в соседнее, вытягивая длинные ноги и на всякий случай держа на весу руку — схватить, если куда рванется.
— Говорить, — терпеливо пояснила Инга, — ты же сам сказал.
— Оййй, бля, — шепотом поразился Ром и схватился за голову, ероша темные волосы, — ты просто, ну я не могу. Как вроде тупая какая. Я ж соврал. Чисто набрехал тебе, чтоб села. Не драться чтоб с тобой там, в… в у двери.
— Ты же обещал!