Инквизиция: царство страха

В Испании почти через сто лет после учреждения инквизиции ее служители постоянно оказывались объектом подобных чувств. И уж совсем легко догадаться, почему…

Вернемся в Севилью. В 1550-е гг. епископ и первый инквизитор Таррагона однажды днем вышел вместе со своей свитой, чтобы отдохнуть в садах, раскинувшихся на берегах Гвадалквивира. Здесь росли превосходные цветы, на небе кружили облака, отсюда открывался вид на город во всей его красе. Но за фасадом такой изысканности скрывалась сила и власть.

Сын одного из садовников, малыш двух или трех лет, случайно оказался около декоративного пруда. Он сидел на берегу и играл с камышинкой.

Паж инквизитора вырвал камышинку из рук ребенка. Садовник, увидев, что его сынишка заливается слезами, попытался сделать пажу выговор: неужели он не понял, что это была игрушка ребенка? Какое право он имел вести себя так эгоистично?

Завязалась ссора. Инквизитор, раздосадованный на такое вторжение в его мирные размышления, арестовал садовника, которого продержали в тюрьме девять месяцев с тяжелыми оковами на лодыжках [483] .

483

Ruiz de Pablos (ред.), 1997, 302. Это рассказал лютеранин из Севильи, известный как Гонсалес Монтес. Хотя историки часто ставят под сомнение правдивость его сообщения, редактор этой недавно опубликованной версии не согласен с критиками, доказывая, что там и есть преувеличения, но основная часть, без сомнения, правдива. (Там же, 88-103).

Подобные истории говорят об учреждении, в котором злоупотребление властью оказывается естественным для его функционера. Страх жителей Сафры и неизбежное наказание за малейший вызов авторитету инквизитора взаимосвязаны. Напряжение после преследований конверсос не исчезло. Так как этих жертв сожгли, прочие же бежали в Португалию и Америку (Новый Свет), потребовались другие объекты. И в Испании выявили нового скрытого врага.

Как предполагалось, теперь страх должен проникнуть в самое сердце испанского общества.

Валенсия, 1535-39 гг.

Валенсия расположена на прекрасной равнине, орошаемой реками и ручьями. В XVI веке она была важным портовым городом, а по некоторым сведениям — местом назначения корабля, на борту которого находился Иона перед встречей с китом. (Полагают, что Таршиш — библейское название Испании, а назначением корабля Ионы был пункт на ее восточном берегу, в районе Валенсии).

Валенсия великолепна, ее сады полны фруктовых деревьев, а листья апельсиновых деревьев дают тень [484] .

484

Garcia Mercadal (ред.), 1999, т. I, 316-17.

Здесь инквизиции не пришлось скучать без дела. В 1480-е гг. католические короли заменили предшествующих папских инквизиторов (см. гл. 1).

Когда в страну прибыл немецкий путешественник в середине 1480-х гг., он видел сына конверсо в сумасшедшем доме — «обнаженного, запертого в клеть и прикованного цепями. Наши спутники бросили ему несколько монет, чтобы он помолился. Он начал молиться, но на древнееврейском языке, ужасно богохульствуя перед всеми христианами, как принято у евреев. То был сын очень богатого конверсо, который тайно воспитал отпрыска иудеем. Но отца распознали из-за сумасшествия сына и сожгли» [485] .

485

Там же, т. I, 320-21.

После серии аутодафе в первые годы XVI века, когда погибли некоторые из родственников-выкрестов великого философа-гуманиста Хуана-Луиса Вивеса, инквизиция Валенсии перевела свое внимание с конверсос на других еретиков.

Например, в небольшом городе Синкторрес, спрятанном в холмах к северу от Валенсии, 23 сентября 1535 г. собрали письменные показания. Это были обвинения в отношении некого Мигеля Косты. Коста служил школьным учителем в городе Синкторрес приблизительно полтора года, до этого он жил в Италии. Однако его деятельность серьезно мешала жителям деревни. Некоторые из них дали инквизиции показания об этом чужестранце [486] .

486

AHN, Inquisicion, Legajo 1198, Expediente 32. Доказательства в деле против Косты представляют собой непронумерованную копию оригинальной папки, приложенную к запросу относительно чистоты крови («лимпеза де сангре»), датированному 1713 г. Остальная часть информации в этой главе, относящаяся к делу, заимствована из этой папки.

Первым свидетелем стал работник фермы Антонио Гуэрон, который утверждал: Коста говорил, что Мартин Лютер «не сказал ничего плохого, а только лишь хорошие вещи». Когда монах рассказывал о буллах, выпущенным папой, Коста заявил: «Пусть монах и буллы катятся ко всем чертям! Деньги должны остаться здесь, а буллы могут отправляться к дьяволу!»

Затем, когда некий Пер Вальес отправился, чтобы сделать пожертвование Деве Марии и зажечь свечу святому Антонию, Коста воскликнул: мол, самому святому Антонию и дела нет до подношения!

Вскоре улики были собраны. Брат Антонио Гуэрона Мигель сказал, что Коста не перекрестился, когда входил в церковь, что говорил, будто не видит необходимости в исповеди…

Служители инквизиции услышали достаточно. Косту арестовали и обвинили его в перечисленных преступлениях, а также и в других: он говорил, что нет необходимости произносить «Аве Мария», что когда душа покидает тело, она уже принадлежит Богу или дьяволу, имея в виду, что не существует чистилища.

Коста негодовал. Он утверждал, что никогда не читал ни одной работы Лютера, что даже не знает, кто такой Лютер!

Этот человек пал жертвой клеветы и лжи. Несмотря на кодекс секретности инквизиции, он правильно догадался — двумя главными обвинителями стали братья Гуэрон. Эти неблагодарные люди, утверждал обвиняемый, были его заклятыми врагами, так как одна из их сестер влюблена в него. Изнемогая в инквизиторской тюрьме, Коста писал трогательные послания на латыни о своей преданности католической вере.

Вероятно, здесь, на рассыпающемся пергаменте, который содержит подробности трагедии Косты, значительно больше ужасающего пафоса, чем в большинстве дел инквизиции. Рука обвиняемого осталась твердой в изложении его убеждений согласно принципам истинной веры. Но твердое изложение выдает ужас.

Как только он услышал, что в деревне Морелья ходят слухи о его ереси, то вскочил на коня и под дождем помчался в Синкторрес, прибыв туда в девять часов вечера к удивлению своего друга Антонио Вальеса. Коста ясно видел необходимость в искоренении сплетен. И совершенно правильно, что он страшился последствий, если этого сделать не удастся.

Но инквизиторы продолжали допросы, понимая, что язык у него «острый, словно нож, взрывается еретическими и богохульными словами, также заметны признаки душевного заболевания». Они не позволили подсудимому покаяться в своих грехах. Его, как это сформулировал суд, «освободили» — передали светским властям для сожжения в 1539 г.

Смерть Косты стала ужасной потерей. Он, родившийся в Синкторресе в 1502 г., провел там первые десять лет жизни, затем отправился учиться в Валенсию, а позднее — в Арагон. Благодаря талантам, которых у него оказалось достаточно, в 1522 г. Косту выбрали для сопровождения папы Адриана в Рим. Из Рима он отправился в Ломбардию, где оставался пять или шесть лет, а затем попал в плен к королю Франции. Он оставался пленником французов в течение трех или четырех лет, после чего, перед возвращением в Испанию, отправился во Фландрию.