Иной жизни для себя не представляю! Книга вторая. Опасный маршрут
Шрифт:
"Это не все", - не дал я ему позлорадствовать дальше, - "канавщик Гриша- это стопроцентно - ни одного следа на проселке не оставил!"
"Скажи, что не нашел!" - Виталий усмехнулся, - "А то сейчас договоришься, что канавщик вообще не при делах! И непонятно почему мы его уже сутки ищем!"
"Ладно, пусть не нашел", - не стал я лезть в бутылку, - "пробежал парень рядом с проселком по траве и щебенке, где уж там найти! Но что б придумать у наших машин колеса порезать, Палыча отключить, Камаз сжечь - сомневаюсь. Не видел в парне агрессивности, а слюнтяйства - сколь хошь!"
Виталий задумался, вид принял
"Насчет агрессивности и слюнтяйства ты прав. Но не забывай, что парень чок-нул-ся! Не соображал он, что делает! Вот так!" - и одарил меня взглядом полного превосходства. А что? Может и прав!
Виталий ушел, проверить чем занимаются его техники, а я решил свои рабочие бумажки посмотреть в домике, слишком в палатке-камералке собралось много людей. Устроился за столом, с час посидел над картами, подумал, кое-что подрисовал. Потом в домик зашла временная квартирантка - Розочка. Покопалась в своей сумке, потом зашла ко мне сзади, через плечо начала смотреть, чем занимаюсь.
"Красиво рисуете, Юрий Васильевич!" - и наклонилась пониже. Так, что ее груди, размера....
– не знаю какого, но если соотнести с моей ногой сорок четвертого, если не сорок пятого, то будет как раз - не вместились в пространства между нами, и воткнулись в мою спину.
"Роза, не балуй!" - предупредил дивулю. На что она без всякого смущения ответила:
"Подумаешь! Мне что, до вас и дотронуться нельзя? Я ж опыт перенимаю, как карты красиво рисовать!" - но от меня отодвинулась.
"Перенимай у своего парня!" - посоветовал, даже к ней не обернувшись.
"Пусть он у меня перенимает!" - Розочка, как я понял по игривому тону, сзади улыбнулась, - "Я б и вас могла поучить!"
"Это чему же?" - обернулся к ней и сам не мог не улыбнуться.
"А все по тому же!" - и положила руку мне на плечо.
"Ни-ко-гда!" - улыбнулся я как можно лучезарней, - "Ты лучше подарок Ромы, крестик, лишний раз поцелуй!"
"Фу!" - дернулась, руку с плеча убрала, - "Какой вы бука!" - и из домика выскочила. Ну девуля, ну дает, представляю, что ждет ее мужа!
Но из рабочего настроя она меня вывела, и мысли опять вернулись к этому чертову партизану. К тому, что вместо крайне необходимого отпечатка его туфель я нашел отпечаток большого сапога, и точно другого человека. Тогда вопрос: "Кого?"
Я перебрал в памяти всех отрядных мужиков - сапоги носили только те, кому не приходилось бегать по горкам. Остальные предпочитали легонькие кеды, и в данный момент меня не интересовали.
И кто же у нас не бегает? Канавщики точно. Их к месту работы подвезли на машине, и там же забрали. Им, кстати, без сапог и работать опасно. Сорвется камень и по ноге хрястнет - сапог и защитит, отделается работяга синяком.
А большие сапоги всего у двух: у "Пахана", длинного тощего, бывшего зековского авторитета, пытавшегося и в отряде качать права, и еще у одного работяги, роста среднего, и квадратной конфигурации. Только вопрос: зачем одному из них по проселку гулять, тем более ночью, ежели все канавщики еще по светлому в своих палатках затихали, после тяжелейшей работы.
Шофера тоже не бегают, но я никогда никого из них в сапогах не видел. Так что отпадают.
Больше никто не припоминался. То-есть, проверить мне нужно всего двух человек. Но как? Не полезешь же замерять у мужиков
обувку на ногах рулеткой, а в отряде под ногами щебенка, на которой следов не остается. Придется завтра за работягами проследить, когда они пойдут из отряда по проселку к своим канавам. Нехорошо, конечно, но что делать?А после ужина я пробежал по выезду из отряда на партию, километров семь. И никаких следов хотя бы отдаленно подходящих под человеческие не увидел! Партизан наш в партию точно не рванул.
Вернулся в отряд, а в домике Розочка, в кровати и одна. Смотрит на меня с улыбочкой.
"А Вика где?" - поинтересовался, где мне в случае чего придется ту искать.
"Вике хорошо", - вздохнула и приняла вид несчастной, - "Слава ночью дежурит, а они с Сашенькой одни в домике остались!"
Я молча погасил свет и плюхнулся в кровать: разговаривать с квартиранткой мне противопоказано, мысли у нее всегда на одну тему.
Часть двенадцатая.
И вторая ночь прошла спокойно. Караулы утром я проверил - Саша и опять Егорыч были на местах. Виталий и канавщики в столовой уже завтракали. Поздоровался и сел рядом с ними.
"Копать кончаем, начальник", - напомнил мне "Пахан", - "готовь работу".
"Будет работа", - ответил, и невольно взгляд скользнул на ноги работяг, убедиться, что они в сапогах.
Дождался, пока мужики после завтрака перекурили, натянули на себя рабочие робы, набрали в канистры водички, и потянулись из отряда, вначале кучей, потом расходясь по одному от проселка сторону. Когда скрылись в горках, не торопясь пошагал за ними.
Рядом с отрядом следов на проселке было много. Столько, что друг друга перекрывали. Подальше от него, их количество начало уменьшаться, потом остались только наших работяг. Пока они не начали отворачивать к своим канавам. Последним, чьи следы уже никто не перекрывал, отвернул канавщик, для меня неинтересный: сапога носил точно меньшего размера, чем нужно. Здесь я развернулся и пошел назад, пытаясь разглядеть, где хозяева самых больших сапог с проселка свернули к своим канавам. Ну а кто их копает - я знал отлично.
Ничего не получилось! Да, два канавщика имели большие сапоги, да, нашел я их отпечатки, и места, где они с проселка исчезали. Да, по канавам определил их хозяев. Кого раньше и предполагал! С одинаковыми сапогами! По размеру близкими с тем, отпечаток которого я нашел в воскресенье и рядом положил два камня. И который к идентификации не годился, кроме разве что размера! Ну и чего добился? А ничего. Хотя нет: два подозрительных человека все же есть.
Вернулся в отряд, зашел к Виталию.
"Ни-че-го!" - помотал тот головой на мой выразительный взгляд, - "У поварихи никто ничего не брал, ни вчера, ни сегодня!" - то-есть, партизана его коллеги втихаря не поили и не кормили.
"На проселке в партию следов тоже нет", - подтвердил я, что партизан и там не отметился.
"Два дня ни слуху ни духу, в нашей жаре, без еды и воды", - Виталий помотал головой, - "значит харакири сделал. Или просто загнулся, в пустыне ему одному не выжить".
"Он от отряда никуда и не убежал - следов нигде не оставил. А столовая у нас - на отшибе, и караул ночью в ней не сидел. Так что мог придти, и за водой, и на кухне пошарить".