Интриган. Новый Петербург
Шрифт:
Это показалось странным, но разбираться в особенностях маркировки было некогда. Взял снаряд с красной окаемкой, зарядил — выстрелил.
Ворота накрыл огненный шар, а когда развеялся, левая створка ощутимо прогнулась внутрь. То, что нужно — заодно и людей покрошу уйму.
Но как вскоре выяснилось, охранники смылись сразу, как только по ним в первый раз отработали из пушки.
Поняли, что наверху ловить нечего, и заперлись в подземелье, вход в которое защищала установленная под наклоном дверца оружейного сейфа.
Неудивительно, что Пан всеми силами старался скрыть
Дверь, быть может, и прочная, однако вмурована в те же самые камни, что и стены. Не мудрствуя лукаво, я обложил преграду шашками по периметру и, слегка поколдовав, разом запалил все фитили.
Лист стали весом под тонну просто выбило из кладки, и он грохнулся на ступени, открыв путь на нижний ярус. Большинство ильвас остались наверху — разграблять крепость, а я с дюжиной стрелков отправился в подземелье.
И то, что мы на правильном пути, понял сразу. Внизу находился предбанник, где на стенах висели прорезиненные плащи с капюшонами, тяжелые сапоги, перчатки, противогазы с гофрированными «хоботами» и каски с налобными фонарями.
Пока все билось с показаниями бомбиста. И жуткий гул внизу, и защитные костюмы. Значит, где-то здесь производят проклятые кристаллы.
Хмельницкий уже может мылить шею, ведь на него обязательно повесят и дирижабль, и нападение на наследников, и подготовку сепаратистских настроений.
Каждый из этих пунктов — государственная измена с единственно возможным приговором — смертная казнь. Так что жирного ублюдка повесят раза три минимум, а для верности еще и расстреляют.
Предбанник запирался корабельной переборкой с круглым окошком. За ним увидел узкий коридор, стены которого сплошь покрывали разнокалиберные трубы.
Железные «кишки» и «артерии» тянулись от пола до потолка и исчезали во мраке, чадя, лязгая и свистя паром в стыках.
Дверь, разумеется, заперли — видимо, предчувствуя возможную облаву, все запорные механизмы находились снаружи, и ни одного — внутри, чтобы до забаррикадировавшихся в подземелье дельцов никто не добрался без боя.
Меня же порядком утомило возиться с динамитом. Таиться смысла нет — Хмельницкий попался с гарантией, и за этот налет меня если и накажут, то исключительно медалью.
Поэтому просто пережег петли, взял в каждую руку по револьверу, повесил на портупею фонарь, прикрылся воздушным щитом и шагнул в душный полумрак.
Благодаря наученному шаманом заклинанию, я мог бить через собственный заслон без необходимости снимать его перед выстрелом.
И я пер как танк, встречая лишь редкое сопротивление. Поначалу на меня выскакивали ковбои в пыльниках и шляпах, но как только увидели вспыхивающие на стволах фиолетовые руны, быстро смекнули, кто вышел против них, и зарылись еще глубже, точно крысы.
Те же немногочисленные смельчаки, что пытались сопротивляться, быстро падали от пущенных в упор пуль.
Миновав коридор, мы оказались в просторном помещении с низким потолком, половину которого занимали закрытые кипящие чаны — вроде тех, в которых варилось пиво. Вот только внутри бурлило не сусло, а буро-серая масса, химическая вонь которой ощущалась даже сквозь
герметичные люки.В соседнем помещении стояло еще больше непонятных емкостей, напоминающих громадные змеевики. За их коленами прятались последние защитники, держа дверь на прицеле. Мне надоело тратить силы и патроны на каждого, вот и решил просто спалить их внутри.
Но стоило поднести пламя к окошку, как из-за двери донеслись приглушенные крики и лязг — бойцы бросали винтовки и вставали на колени с поднятыми руками.
— Уберите огонь! — наконец разобрал среди гула и воплей. — Пожалуйста, мы сдаемся!
— Откройте дверь!
Они подчинились. Мы вошли, отогнали пленников в угол и взяли на мушку.
— Не надо огня, — пробормотал самый старший, кашляя и надсадно дыша.
— Я ищу девушку в красном платье. Где она?
— Там! — указал на еще один отсек — а ведь слухи не врали, подземелье под фортом действительно огромное.
Оставив соратников на страже, вошел в небольшую комнату с россыпями электрощитов и переключателей. Похоже, именно отсюда управляли всем заводом. Здесь же испуганно жались друг к другу трое мужчин в прорезиненных костюмах и противогазах, а за ними мелькали светло-рыжие пряди.
— Господин, пощадите! — прогудело из-под маски. — Мы во всем сознаемся. Только не убивайте.
Поймал говоруна за «хобот» и подтащил к себе. За ним действительно пряталась красавица в красном платье, вот только не Афина, а незнакомая ильвас в парике.
— Кто ты?! — прорычал так, что все пригнулись, как от взрыва. — Откуда у тебя это платье?!
— Простите, простите! — защебетала пленница, кланяясь и неумело приседая в книксене. — Это платье принес один охранник. Он хотел брать меня, как женщину, но брезговал моих дикарских нарядов и волос. Поэтому он принес платье и парик. Я ни в чем не виновата. Если это ваше — я немедленно верну, пожалуйста.
— Тихо, — подтянул мужика еще ближе и зашипел прямо в лицо, аж окуляры запотели. — Где клетки с пленниками? Где вы их накачиваете манородом?
— Ч-что? — работник в ужасе затряс головой. — Нет-нет-нет! Мы не делаем тут манород!
— Да? — приставил револьвер к виску. — А что это за баки и трубы повсюду?! Для пива? А ну отвечай!
— Нет-нет… Мы делаем тут нитроглицерин! И контрабандой продаем в Швецию — на фабрику Нобеля. А из остатков производим кордит для пушечных снарядов. Пан Хмельницкий хочет подвинуть Пушкиных на рынке тяжелого оружия. Простите ради Света…
Вашу ж мать. Вашу ж мать…
— Кто-нибудь видел настоящую девушку с рыжеватыми волосами? Ее зовут Афина.
Все закачали головами.
— Нет, ваше сиятельство. Здесь никогда не было такой госпожи. Клянусь!
— Хоган! — к нам подбежал Тульма. — К крепости идет отряд!
Этого, млять, еще не хватало. Я быстрым шагом вышел к воротам и увидел всадников в черных костюмах и галстуках — не меньше двух сотен. Во главе на гнедой кобыле гарцевал Юстас собственной персоной, держа ладонь на кобуре с тяжелым револьвером. Остальные агенты несли винтовки и карабины.
— Мне можно вас поздравить? — Ратников подъехал и приподнял котелок.