Интриган. Новый Петербург
Шрифт:
Все чаще слышались выкрики о произволе, переделе и незаконном аресте кормильца и благодетеля. И для меня, побывавшего и на полях, и в резервации подобные лозунги казались по меньшей мере странными.
С другой стороны, я видел, что подавляющее большинство крикунов и бузотеров — ярчайшие представители городского дна. Добавить сюда слухи о тесной связи Дмитро с криминалом, и часть вопросов отпадет сама собой.
Для торговцев выпивкой, алкоголиков и проходимцев всех мастей это действительно благодетель и кормилец. Вот только далеко не факт, что они пришли поддержать Пана по доброй воле. Скорее всего, это
И если праздная публика толпилась в задних рядах, то крепкие молодчики в картузах и подтяжках настойчиво лезли вперед.
И норовили потолкаться с городовыми, порой прямо вынуждая их применять дубинки.
А получив по плечу или руке, орали так, словно им оторвало ногу шрапнелью.
Тем самым зля и разогревая всех сомневающихся и не готовых перейти к прямым столкновениям.
Которые, похоже, начнутся сразу после оглашения приговора.
А в том, что Пана лишат титула, ничуть не сомневался — помимо взрывчатки Ратников наверняка поднимет папочки и с другими прегрешениями, и закопает Хмельницких в два счета.
Дмитро, разумеется, знал о компромате и о том, как крепко железная рука в ежовой перчатке взяла его за яйца. И бушующее море голытьбы вокруг — прямое доказательство того, что предатель не только ждал, но и готовился.
— Пошли прочь! — нам на выручку поспешил отряд всадников во главе с главным полицмейстером. — А ну расступились!
— Орест! — позвал, пытаясь перекричать шум толпы. — Осторожнее сегодня!
— Не учи ученого! — усач отмахнулся нагайкой. — Проезжайте, не задерживайтесь!
Пришлось немного поколдовать и создать перед капотом воздушный щит, чтобы хоть немного проредить беснующуюся ораву. Только так удалось добраться до внутреннего двора здания, на крыше которого сверкала позолотой статуя Фемиды.
В просторном холле собрались репортеры и фотографы, и наше появление тоже озарили фосфорной вспышкой — правда, всего одной. После чего пресса потеряла к обнищавшему роду всяческий интерес, зато Генриха обступили плотным кольцом и старательно записывали в блокноты каждое слово.
То же внимание уделили кряжистому смуглому мужчине с грубым, точно вырубленным из камня лицом. Олег Вячеславович Земской угрюмо отвечал на вопросы о том, как же теперь быть с поставками зерна и не грозит ли городу продовольственный кризис и дефицит спиртного. Мужчина лишь пожимал плечами и говорил, что его дело — шахты и руды, а не пшеница.
Чуть поодаль у высокого стрельчатого окна о чем-то разговаривали Пушкин и Распутина, которую тоже пригласили — то ли в качестве свидетеля, то ли для магической защиты.
— Андрей Семенович, — к нам подошла Рита, одетая в длинное черное платье с небольшим, но крайне притягательным декольте. Все-таки на заседание в мужской одежде не придешь — правила есть правила, и где как не в суде их соблюдать. — Гектор, Марк. Вы в порядке? А то слухи ходят — один другого страшнее.
— Благодарю, в порядке. Как сами? Как отец?
— Папа если и умрет, то только от скуки, — девушка закатила глаза. — Ненавижу все эти мероприятия. Что бал, что званый ужин — обязательно наряжаться, вести себя прилично и отвечать журналистам и унылым попыткам сватовства.
— Сдается мне, — склонился к подруге и заговорщицки зашептал, —
сегодня будет интереснее, чем обычно.Рита хотела что-то спросить, но тут двери зала заседаний распахнулись, и вперед вышел старик в черной мантии и белом парике.
— Прошу Совет графов занять ложу, — и указал на отделенные перегородками стулья.
Земской и Пушкин вошли сразу, Генрих задержался, чтобы с улыбкой пожать нам руки и узнать о здоровье. Такое внимание удивило отца, ведь он понятия не имел о наших морских приключениях. И судя по хмурому взгляду у порога зала, не очень-то им бы обрадовался.
— Прошу наследников и уполномоченных особ занять ложу представителей.
Помещение делилось на четыре сектора, разграниченных деревянными переборками.
Впереди за высоким президиумом восседала троица судей, а перед ними сиротливо стояла одиночная кафедра.
И находящийся за ней ощущал всю мощь и силу имперского правосудия, видя нависшую громаду из красного дерева, с массивным золотым гербом посередине — одноглавым орлом, смотрящим на запад.
Орел сжимал в лапах меч и оливковую ветвь, как бы олицетворяя древнее изречение: кто к нам с чем зачем, тот от того и того, ну а в целом мы люди мирные.
Справа находились трибуны Совета, слева — покрытая антимагическими символами клетка для обвиняемых. А в дальнем конце зала находились лавки для зрителей. В первом ряду — изысканные, с обитыми бархатом подушками, а дальше — самые обычные. Там сидели репортеры и художники — снимать фотовспышкой не разрешали по вполне понятной причине.
Судьи заняли места, и самый старый внимательно смотрел собравшихся поверх очков.
— Все на месте? Хорошо, можем начинать. Введите обвиняемого!
Под стук молотка два магистра из Академии сопроводили к кафедре пузатого бородача в косоворотке и светлом пиджаке. Пан выглядел злобным, как черт, пыхтел, сопел и постоянно теребил кандалы с теми же знаками на звеньях.
— Дмитро Степанович Хмельницкий, — грозно произнес судья, и сидящие в углу стенографисты защелкали клавишами. — Особый отдел Тайной канцелярии подозревает вас в незаконной торговле, зверском обращении с работниками, связям с преступным сообществом и государственной измене. Для проведения следственных действий отдел потребовал вашего ареста, для чего нужно снять титулярную неприкосновенность. Здесь и сейчас будет рассмотрено ходатайство о временном лишении вас дворянства. Если в ходе следствия хотя бы одно из обвинений подтвердится, вы лишитесь титула окончательно. Впрочем, вам он уже не понадобится, ведь наказание за ваши злодеяния — смертная казнь. Вы понимаете суть предъявленных претензий?
— Я невиновен! — гаркнул Пан, но как-то неуверенно, скорее для проформы.
— Прошу на место.
Стушевавшегося воротилу отвели в клетку. Пока все шло по стандарту, но вот дальше началось странное. К судьям вывели все многочисленное семейство: супругу, двух сыновей и трех дочек — на вид от десяти до шестнадцати.
— Род Хмельницких, — судья даже не стал утруждаться называть каждого по имени. — Особый отдел подозревает вас в пособничестве, покрывании и преступном сговоре. Канцелярия считает, что вы не могли не знать о том, что творил ваш отец, и должны быть подвергнуты следствию, как соучастники. Вы понимаете суть предъявленных претензий?