Инварианты Яна

'А плащ у неё тяжеленный, - отметил про себя инспектор, наблюдая, как заместитель директора помогает даме избавиться от странной хламиды.
– Просвинцован он, что ли?'

Инна ничего на благопожелание не ответила. Носом шмыгнула то ли смущённо, то ли возмущённо.

– Как вы, кхе, Светочка, оделись внушительно!
– с улыбкой пробасил Синявский.
– Объявлена радиационная тревога?

– Нет. Но гроза там наверху просто термоядерная. По лестницам льёт, я чуть было не грохнулась, и поэтому... Инспектор, мне так перед вами неловко, я даже не знаю как.

– Что с расшифровкой, Света?

– перебил Сухарев.
– Вы сказали, что разобрались.

– А-ачхи! О-ох...

– Что с вами Инночка?
– светло улыбаясь, осведомилась Светлана Васильевна.
– Вы купались? Или резвились с кем-то под дождём?

'Нет, Света не слышала ничего, - решил инспектор.
– Интересно, с чего ей передо мной неловко? Некстати этот влез со своей расшифровкой'.

– Она Владим Владимыча из воды тащила, - ответил за Инну несколько повеселевший после прихода Берсеньевой доктор.

– Ваши шуточки, Митя!
– буркнула индианка.

– Какие шуточки? Ты, когда вернулась оттуда, была похожа на русалку. А от Владимира Владимировича вон до сих пор идёт пар.

Володя поспешно отключил подогрев. В самом деле - пар.

– Вам бы в сухое переодеться, Инночка, иначе воспаление чего-нибудь обеспечено, - участливо заметила Берсеньева.
– Не бережёте вы себя. Такая самоотверженность!

'Всё-таки она слышала, - подумал инспектор.
– И вообще Инну не любит. Ревность, как я и предполагал'.

Индианка будто и не заметила шпильки, подхватила:

– Да! Вот я и говорю - воспа... Ачхи-и! Андрей Николаевич не слушает. И переодеться меня не пускает. Вот заболею я, тогда...

– Зачем вы так, Андрей?
– Светлана Васильевна наклонила голову, спрашивая.
– К чему такая жестокость? Вам нравятся вымокшие девушки?

'Обе ломают комедию. Ради чего?' - инспектор отошёл в сторону, чтобы видеть обеих женщин.

– Никакая не жестокость, - оправдывался Сухарев, - Необходимость. Вы сами знаете, нельзя туда.

– Теперь можно.

Света улыбалась.

Сухарев смотрел на неё с надеждой, Синявский недоумённо, Инна исподлобья недоверчиво посматривала. Все трое заговорили разом.

– Света, есть полная расшифровка?

– Ты слышишь, Андрюша-а!.. А! Ачх-хр-хр!

– Но как же - кха!
– помехи?.. Психическое состояние неустойчиво, мало ли...

– Есть?! Расшифровка!

– Андрюша! Я только переоденусь. Андрюша же!

– Я говорю, неустойчива психика, и Андрей... э-э... Николаевич против.

– Да, я против. Света, вы сами, говорили, нельзя к нему.

– Говорила, - подтвердила Берсеньева, подойдя к стеклянной стене.
– А теперь говорю - можно. Расшифровки пока нет и не может быть. И помехи. Но всё-таки мы войдём, если пустит 'Аристо'.

– Конечно... Теперь-то после ваших слов он точно пустит, - буркнул психофизик.

– А вот мы и проверим, - сказала мисс Гладких, метнулась к стеновому пульту и нажала кнопку.

– Но...

Андрей Николаевич не успел возразить, да его и не слушал никто. 'Аристо' открыл перегородку, Света направилась к кушетке, а Инна, обогнав её, проскочила к дальней стене Пещеры Духов.

'Ещё одна дверь, - подумал Володя.

– Как я раньше не заметил? В глаза не бросается, тоже сдвижная. Места за той стеной достаточно, метров тридцать длиной комнатёнку можно устроить. Зал. Где-то должна быть у них...'

– Там аппаратная, - подсказал Синявский, заметив, что инспектор интересуется задней дверью Пещеры Духов.
– Моё хозяйство. Генераторы, преобразователи, большая катушка. Аппаратная. Хотите посмотреть?

Вместо ответа инспектор сунул руки в карманы и двинулся по направлению к аппаратной, косясь на Берсеньеву. Та склонилась над больным, поправляла одеяло. Ни дать ни взять - сестра милосердия. 'Зачем-то ей нужно было войти. Не из одного ведь сострадания к промокшим. Одеяло подтыкает показательно. Прекрасная самаритянка. Театр. Ян - как бревно. Что ей нужно было внутри?.. Да! Бусы!'

– Большая катушка в шахте. Там, дальше, - бубнил Синявский, грызя трубку.
– В этих шкафах преобразователи, под коробами волноводы, а в тумбах...

– Где Гладких?
– перебил инспектор.

– За шкафами каморка картографов, - пояснил Дмитрий Станиславович.

– Оттуда выход в шахту лифта есть?

– Нету оттуда выхода - кхе!
– один вход.

Психофизику очень хотелось курить, но трубку не разжигал. Держал в зубах, рукою обхватив плотно, большим пальцем мял пустоту в 'чашке'. В мундштуке при каждом его вдохе посипывало. Впрочем, говорить трубка ему не мешала.

– Глухая стена, - цедил он сквозь зубы.
– За ней в шахте, рядом с лифтом, моя катушечка. Соленоид - двадцать с лишним метров, вертикальный. И ещё холодильники, насосы.

– И одежда Инны Валентиновны Гладких, - рассеянно дополнил инспектор, оглядывая, лабораторию психофизика. Вид внушительный: одни стойки с модуляторами чего стоят, кожухи волноводов тоже выглядят солидно - ребристые, толщиной в руку, серые змеи. Воздух в аппаратной сух, и звуки вполне аппаратные - на фоне занудного нытья (соленоид?) попискивание (пищат генераторы) и шорох (это охладители волноводов).

– Нет, одежда Инны - кхе!
– Валентиновны у неё в каморке. Там она и... Вот вы, Владимир Владимирович, если бы здесь работали, где бы переодевались, скажем, на пляж?

– Я не Владимирович.

– Всё равно. Где бы вы, Володя, на пляж переодевались?

У инспектора мелькнуло подозрение, не отвлекают ли его умышленно. От чего? От того, что делают с Гориным или от возни в каморке картографов мозга? Берсеньева или Гладких? Поколебавшись не больше секунды, инспектор сделал выбор. Гладких.

– Я привык держать мух и котлеты отдельно, - бросил он через плечо, обходя стойки с модуляторами.
– Пляж и работа, знаете ли...

Синявский хохотнул, потом сказал вслед, не трогаясь с места:

– Все так говорят, пока не попробуют работать неподалёку от пляжа.

'Может, она действительно просто переодевается?' - подумал Володя, найдя в простенке за шкафами обычную дверь. Не сдвижную, без замка, белую. Чтобы войти нужно просто повернуть ручку.

– Вы постучитесь хотя бы, - насмешливо прогудел из-за шкафов Синявский.