Инволюция

«Видел бы ты меня, Уилл».

Во-первых, выясняется, что Терри никогда не ходил в школу. Читать и писать не умеет, да и считает кое-как. Из-за чего процесс обучения несколько затягивается. Наглядно объясняя тонкости ремесла, Агата не упускает возможности похвастаться собственными навыками. Как вскрыть тушку, чтобы не вытекли внутренности, почему шкурки лучше натягивать на картон, сколько держать в формалине и чем из подручных средств лучше всего отбеливать кости. Притихший Терри впитывает полученную информацию, словно губка. Нетерпеливо ёрзая на кровати и перекручивая нитки у пледов, он готов выть в горло от переизбытка энергии. Неумелое использование навыков вкупе со стремлением получить скорые результаты порождают не одну проблему в практике. Иногда он даже принимается рычать, будто виноваты сами образцы. За что справедливо получает щелбан по затылку. Однако усердие, с каким он набрасывается на работу после каждого провала и неугасающий интерес в глазах, заставляет Агату ловить себя на мысли о дремлющем потенциале первоклассного учёного. Стараясь распалить ещё больший задор, она даже обмолвилась об этом. Терри ожидаемо визжит от восторга и принимается убеждать девушку в своей незаменимости на поприще науки.

«Было бы здоровы, если бы кто-то ещё мог оценить старание Терри». На долю секунды в голове вспыхивает болезненная сцена. Мотнув головой, Агата переводит мысли в другое русло. Но от цепкого взгляда ребёнка это невозможно скрыть.

— Я что-то делаю не так?

— Нет. Ты большой молодец. У тебя отлично получается.

Губы Терри расплываются в гордой улыбке. С довольной мордочкой он принимается насвистывать мелодичный мотив.

— Честно сказать, меня никто до тебя не хвалил. В лучшем случае игнолиловали заслуги, а в худшем —уплекали и славнивали с длугими, более достойными детьми, по их мнению. Увелен, у тебя всё было иначе. С такими мозгами только и остаётся, что купаться в похвальбе. Так ведь?

Девушка замирает. Неожиданный вопрос застаёт врасплох. В старшей школе она была изгоем-одиночкой. Несмотря на выдающиеся способности в науках, учителя побаивались её. В университете ситуация только ухудшилась. Про Научный Центр Генетических Исследований и говорить нечего. Там каждое её слово ставили под сомнение. Что же до родителей… Отец всегда горячо любил дочь, всячески поддерживая любые начинания. Правда, из-за особенностей работы появлялся дома нечасто. Ну, а мама… Агата сглотнула. Та считала успехи дочери само собой разумеющимся. Агата обязана была выглядеть под стать репутации матери и вести себя, как примерная дочь. Наивысшей похвалой считался короткий кивок с секундной улыбкой, промелькнувшей на губах.

— Тебе нет смысла завидовать мне. За свои достижения я получила столько же «похвалы», сколько и ты, если не меньше, — наконец-то выдавливает из себя Агата.

— Стланно. Как ты всё не блосила?

— Просто какие-то вещи окупаются только со временем, — тяжелое прошлое давит, выводя из равновесия.

Терри задумчиво осматривает черепок. Аккуратный, практически без царапин. Самодельная чистилка из проволоки помогла без существенного вреда убрать остатки мозга и мяса. Без ценных советов Агаты он бы вряд ли смог бы сделать что-то подобное.

— Без подделжки полой плиходится туго. Те, чьего одобления так жаждешь получить, могут не замечать твоих добытых кловью и потом лезультатов. И хотя селдце плодолжает настаивать на победе, где-то глубоко ластёт ощущение, будто ты обманываешь сам себя, — отложив экспонат в сторону, Терри устремляет взгляд к Агате. Желтые, как долька лимона, глаза вопросительно оглядывают взволнованное лицо девушки. — Что делать тогда? Блосить всё и попытаться найти новое пледназначение или идти до конца, делая вид, будто душу не давит незлимый камень?

Агате хочется подбодрить Терри. Горький опыт прошлого с ней не согласен. Порой то, что ты считаешь кровным предназначением, может обратиться в прах всего за один день.

— Никто и никогда не отберёт у тебя то, что стало для тебя смыслом жизни. Но если душу терзают сомнения собственного разума. Если вера в сотворенное подводит тебя. И, оглядываясь назад, ты всё чаще жалеешь об упущенном времени, лучше действительно остановиться и подумать: верный ли был выбор сделан.

Маленький практикант откладывает в корзинку готовый экземпляр, но новый не берёт. Сложив ручки на коленях, он поворачивается к Агате. Будто ожидая продолжения. Агата до последнего не желает ворошить пыльные воспоминания, не потерявшие своей боли за столько лет. Но ведь Терри доверился ей. Пришел её черед доставать обезображенные от горьких слёз косточки из шкафа.

— В малом возрасте я всерьёз увлекалась музыкой. Думала стать профессионалом и выступать в духовом оркестре. По крайней мере, меня в этом убедила мама. Уже на первом занятии я показала впечатляющие результаты. Меня признали маленьким гением и направили в лучшую музыкальную школу. Все были уверены в том, что это мой главный талант и пожизненное призвание.

— А на чём ты иглала?

— На гобое. Это духовой инструмент из чёрного дерева. Выглядит, как дудочка. Только более сложный. Знаешь, Терри, играть на нём — это почти как заниматься магией, — Агата складывает руку, изображая, будто держит в руках инструмент. — Ты вдуваешь в него воздух, и он словно оживает. Пальцы направляют этот поток, и само пространство начинает содрогаться от прекрасной музыки. Руки сливаются с деревом, становясь частью тебя. Единое целое невидимой красоты, живущей у каждого в сердце.

Агата прикрывает глаза. Улыбка касается её губ. Но лишь на мгновение. Свет в глазах потухает. Голова опускается. Что-то невидимое и очень печальное давит незримым грузом боли.

— Иногда будущее казалось мне туманным. Но я продолжала играть, считая это своим призванием. Мама не выказывала особого интереса к моим успехам. Как мне тогда казалось, я прикладываю недостаточно усилий. Ведь она не могла ошибаться в моем будущем. Талант, он ведь один, верно? И именно ему дано вершить судьбу. Шаткая вера укреплялась приближающимися выпускными экзаменами. «Там-то я и проявлю всё своё мастерство». Какая же наивная глупость.

В глазах защипало. Агата быстро смаргивает, судорожно набирая в легкие воздух.

— Мы играли в духовом оркестре. После него всем выдавали корочки, а самым преуспевшим рекомендации в консерватории. Это был один из самых торжественных и важных дней в моей жизни. День, когда я покажу себя.

Агата пытается взять себя в руки. Дрожь в голосе не унимается.

— Одна из ведущих партий на гобое.

Слёзы капают на ноты.

— Годы тренировок.

От перенапряжения из носа струится кровь.

— Когда моя партия заканчивается, я бросаю взгляд в толпу зрителей. На самом краю заполненного зала брешь. Пустое сидение.

Глаза не верят увиденному. Хочется встать и закричать, перекрывая вой трубы.

— И в тот момент я будто очнулась ото сна. Зачем это всё? Ради чего? Бессмыслица.

Лица сливаются в разноцветное пляшущее пятно. Мысли путаются. Только руки не подводят, продолжая играть заученную мелодию.

— А когда всё заканчивается, люди высыпают в холл. Родители фотографируют своих детей, а потом забирают их домой на машинах. Всех. Кроме меня.

На старое ночное платье падает пара капель. Агата быстро утирает глаза, безрезультатно пытаясь вернуть безжизненность лицу. Она не должна показывать своих эмоций. Быть непоколебимо стойкой. Как и её мать. Быть столпом для маленького неуча. А не сидеть, размазывая по лицу горькую боль.

«Какая из меня опора? Её фундамент давно прогнил от яда окружающих».

Маленькая ручка ложится на голову Агате. Болезненное прошлое способно надломить любого человека. И бравый генетик с показным равнодушием не исключение. Маленькая лапка ласково поглаживает медные волосы. Ему не нужны подробности или оправдания. Для того, чтобы понять боль человека, не всегда нужен схожий опыт. Но каждый может попытаться найти уголок в собственном сердце, где рядом с сочувствием поселится чужое страдание.