Инженер и Постапокалипсис

«Черт… Нет, нельзя думать о плохом, просто запрещено…» — Как только парень подумал об этом, то на глаза навернулись предательские слезы, а на душе стало так гадко от того, что ты врешь самому себе о том, что ты сильный и стойкий. На деле ты слабее последнего труса, который даже не может толком прожить свою жизнь так, как следует.

— Ноа, у меня есть хорошая и плохая новость. Но, думаю, хорошая для нас, врачей, а для тебя уже решишь сам. — Присев на край подоконника, он внимательно посмотрел на парня своими темно-карими глазами, словно пытался передать ему толику той храбрости и сил.

— Не тяни, док. Выкладывай. — На выходе произнес Янг и словно забыл как дышать. Он делал вдох, но воздух не хотел поступать в легкие, даря ему живительный кислород.

— Как ты знаешь, мы все время проводим исследования, пытаясь найти ответы на вопросы. До этого дня все было считай без толку. Благодаря ВОЗ мы все-таки добились кое-чего. Тебе это не понравится, даю гарантию, но, надеюсь, хотя бы немного успокоит бурю в твоей душе, — Джордж глянул на молодого человека, оценивая его состояние услышать диагноз, а после этого продолжил. — Так вот, не буду больше тянуть, поэтому внимательно слушай. Мы сначала не могли в это поверить и несколько раз перепроверяли все, но результат был одним и тем же. Как выяснилось, у тебя настолько редкое заболевание, что на данный момент известно только о твоем случае. Мы назвали его «Псориатический вирус, утяжелённый формой комбинированного иммунодефицита человека, осложненный столбняковой инфекцией», но если коротко, то ПВИ-7. Знаю, звучит, как заклинание или набор слов, но это наиболее точное описание той заразы, что сидит в тебе. Но все же есть нерешенные проблемы, например, где ты умудрился это подцепить? Как?.. — его голос становился все тише, пока и вовсе не перешел на шепот.

Парень, в адрес которого были сказаны эти слова, сидел, словно пустой сосуд: ни мыслей, ни чувств, ни эмоций. Любой бы человек на его месте сначала был бы озадачен, но секундой позже поддался буре эмоций, что неминуемо на него обрушатся. Но Ноа попытался взять себя в руки, проглотить тот ком, что сдавливал его горло, царапая нежную плоть, а после процедил сквозь зубы:

— И каковы шансы?.. — ответ он слышать не хотел, но придется.

— Сейчас говорить рано, так как мы не знаем с чего начать… Сегодня же фармакологи со всего мира, которые наслышаны о твоем недуге, начали разработку лекарственного препарата. Клянусь, будто лекарство бессмертия создают, — по палате раздался нервный смешок медика. — Поэтому, друг мой юный, не время вешать нос, матрос, у тебя все еще впереди. Скажу тебе по секрету, молился за тебя каждый вечер, дома и в церкви, и я искренне верю, что сам Господь Бог услышал эти мольбы и помог разобрать начало этого тернистого пути… хоть я… и врач. — Джордж запустил пятерню в волосы, нарушив тем самым натяжение волос в хвостике, от чего пару прядей выбились из него и теперь спадали на глаза.

Подмигнув парню, он тихо спрыгнул с подоконника, а после вышел за дверь. Мальчик слышал краем уха, как за дверью разговаривали главврач и та медсестра, что катала его по больнице.

«Надо позвонить маме… Обрадуется». — Одинокая мысль проскользнула в его голове, но даже та не смогла колыхнуть его изрубленные душу и сердце.

По прошествии 4,5 месяцев, Ноа Янг стал абсолютно другим человеком — его руки все были исколоты от постоянных капельниц и нескончаемых уколов всякими веществами, которые, как говорили врачи, должны были облегчить его страдания, но те никогда не помогали. Но парень, в ком был тот самый стержень, продолжал каждую ночь ложиться в больничную койку, а утром открывать глаза, смотря в белоснежный потолок, с мыслью «Может… сегодня все изменится?». Его родня каждый божий день звонила ему, но в моменты, когда он почти падал духом, Ноа полностью уходил от этого мира, дабы вновь и вновь раскапывать себя изнутри, пытаясь отыскать то, что не дает ему наложить на себя руки, перестать глотать таблетки горстями, сдаться…

За окном медленно кружились хлопья пушистого снега, ведь первые числа февраля рисовались на календаре эти дни. Мари вместе с младшей дочкой стояли у ресепшена, мило болтая с работником больницы, молоденькой девушкой, недавно устроившейся тут работать. Они здесь частые гости, поэтому вся больница знает семью Янг.

— Мари, скоро Ноа освободиться, у него последняя капельница сейчас. Буквально минут двадцать. — Положив трубку, произнесла Катрин.

— Хорошо, мы подождем, да, Оли? — повернувшись к дочке, что сидела у нее на руках, она с улыбкой погладила ее по ручке, а после вновь перевела внимание к ресепшену.

Казалось бы, день был самым обычным, ничего не предвещало суматохи. Врачи то и дело сновались по больничным коридорам, монотонно повторяя одни и те же движения: обменивались бумажками, заглядывали в палаты, а после рассеивались по закоулкам больницы. Самый обыкновенный день, можно было подумать взглянув на эту картину, но застой растряс непонятный хаос, который зародился, по всей видимости, в одном из кабинетов. Белые халаты замелькали все чаще и чаще, а гомон усилился, заставляя выворачивать шею в попытках уследить куда же несутся эти врачи.

— Что-что? Нашли?.. — удалось выцепить из общего шума.

— Быстрее!.. Да, сегодня… Неужели это слу… — пробегающая по первому этажу хирург обменивалась какими-то новостями с коллегой по телефону. «Белый» поток двинулся в сторону процедурного корпуса, где Ноа проходил последнюю капельницу.

Женщина неосознанно схватилась за сердце, а в ее голове слышался громкий стук сердца, напоминающий звук маятника. При чем он казался таким оглушающим, что, казалось бы, мог перекрыть весь этот шум. Мари позволила леденящему душу страху схватить свое ментальное тело в его цепкие и крепкие руки, который также породил в ее животе судороги. И вот стучавшее с диким грохотом сердце сорвалось с тросов и полетело вниз, в пустоту, когда по оповещателю, находившемуся в уголке этого коридора, быстро затараторила женщина:

— Весь главный медперсонал срочно пройти в процедурный корпус, в палату под номером «F42-3»! Немедля! — а после последовал шорох, означающий, что диспетчер завершила объявление.

— Это же палата твоего сына, Мари! Что же могло случится, что такая огромная больница встала на уши? — Эмоции девушки, что стояла у ресепшена, были через край и она на мгновение забылась, что своими криками могла довести женщину до сердечного приступа.

Парень уже начал привыкать к тому, что с каждой секундой в его палату, где сейчас проходят процедуры, заваливается все больше и больше врачей. Жаль, комната не резиновая и не сможет растянуться настолько, чтобы вместить в себя весь персонал, так как воздух здесь уже стал теплым и стремительно движется к нулю.

— Ноа! Ноа Янг! — где-то из толпы вырвался громкий мужской голос, ищущий пациента. — Расступитесь, живо! Парень, ты будешь плакать от счастье, если прежде не умрешь от него же!

В кабинет ввалился, по всей видимости какой-то главный врач, а после с улыбкой подбежал к парню, держа в руках какой-то контейнер и бумажки. Немного ослабленный Ноа абсолютно безразлично повел головой, в ответ на действия этого человека. Плакать он уже разучился, а вот умереть он успеет всегда, даже если это «всегда» случится через минуту. Он готов.

Не видя особой реакции, мужчина сунул ему бумажки с коротким «Читай», а после принялся за контейнер. Карие глаза подростка вяло начали бегать по строкам, пока его взгляд не зацепился на довольно-таки интересные и интригующие слова.

«… проведя ряд исследований, ВОЗ с уверенностью может сказать, что нашел лекарство от ПВИ-7. Эксперименты проводились на животных с различными заболеваниями, а также на человеке, который по симптомам болезни близок в пациенту Ноа Янг… Ампулы пустили в малое производство, в большей степени для единственного зараженного, а также для складов… Рекомендуем начать лечение незамедлительно!.. Примерный период адаптации к лекарству — неделя… Осложнений наблюдаться не должно при должном соблюдении всех предписаний, инструкций и своевременного осмотра лечащего врача…»

Остальное парень попросту не смог прочитать из-за скопившихся слез, которые вот вот градом обрушатся на несколько листов «А-Четыре». Руки внезапно начало трясти, а пальцы своевольно сжали края бумаги.

«Они нашли!.. Смогли». — Горло сдавил ком, раздирающий и обжигающий. Делать вдох было слишком тяжело, приходилось прикладывать немало усилий.

В это время тот врач, что внезапно явился с хорошей новостью, уже закончил свои приготовления. Парень почувствовал, как тяжелая рука давит ему на грудную клетку, пытаясь заставить его лечь. Затуманенный рассудок не понимал, что от него требуют, поэтому даже не пытался спокойно уложить тело. Искаженная, неправильная, тлеющая эйфория затопила его натерпевшуюся душу, заставляя забыться и позволяющая всего на миг подумать, что у него может быть шанс на излечение. Это была словно капля воды для умирающего от жажды и, как только она оказалась на его языке, он забылся в ней, в этом крошечном блаженстве, напрочь забыв, что все еще умирает от нехватки влаги.