Инженер Петра Великого 3

— Вот здесь, — продолжал он, сверля Меншикова тяжелым взглядом, — он свои «опыты» ставит. Тайные, заметь, опыты! Об этом месте, Данилыч, знал только я, он сам, ну и Яков Вилимович, которому я строжайше приказал обеспечить этому его «огороду» такую охрану, чтоб мышь не проскочила. А теперь что выходит? Шведы, супостаты, будто чертежи оттуда прямиком получают! Как есть получают! Иначе откуда им знать про тот же порох, про который и мы-то с тобой только на днях толком услыхали?

Меншиков, всегда остро чувствовавший малейшие изменения в настроении государя и умевший держать нос по ветру, внутренне напрягся. Он прекрасно понимал, что царский гнев, если его вовремя не направить в нужное русло, может обрушиться на любого. Подозрение в государственной измене, да еще и в столь щекотливом деле, касающемся новейших военных разработок, могло стоить головы. Он с деланным удивлением вскинул брови.

— Помилуй, Государь, да как же это возможно? — возмущенно воскликнул он. — Уж не Яков ли Вилимович… того… промах дал? Аль люди его подкачали? Хотя, казалось бы, человек он бывалый, в таких делах толк знает…

Петр отмахнулся, снова заходив по комнате.

— Брюс тут не при чем, не темни. Он за Смирнова головой отвечает, да и предан мне, как пес. Тут другое, Данилыч, глубже. Мышь амбарная завелась, и сидит она, видать, где-то совсем рядом. Иначе как объяснить, что такие тайны, к которым доступ имеют единицы, так легко уплывают к врагу?

Меншиков нервно повел плечами. «Рядом», «в самом сердце» — могло означать кого угодно из тех, кто имел честь находиться в ближнем кругу царя. И его, Меншикова, в первую очередь. Он решил сыграть на опережение, попытавшись выведать у Петра больше подробностей, чтобы понять, насколько серьезна ситуация и не грозит ли она лично ему.

— Так что ж там такого сокровенного в этом Игнатовском, Ваше Величество, коль уж такие страсти кипят? — спросил он с самым невинным видом. — Какие такие «опыты» капитан Смирнов ставит, что они шведу поперек горла встали? Может, репу какую диковинную выводит, аль табак особо ядреный, что вражеским солдатам головы дурманит?

Петр остановился, метнул на Меншикова подозрительный взгляд.

— Когда придет время — узнаешь. Главное сейчас — эту мышь найти и хвост ей прищемить, да так, чтоб другим неповадно было! А то все наши победы могут прахом пойти из-за одного паршивого предателя!

В этот самый момент дверь тихонько приоткрылась, и в щель просунулась румяная, улыбающаяся физиономия Марты Скавронской, или, как ее все чаще называли при дворе, Екатерины. Она была на сносях, ее округлившийся живот уже не скрывала просторная домашняя одежда. В руках она держала запотевший кувшин с квасом.

— Простите, Петр Алексеевич, Александр Данилович, — мягким, певучим голосом проговорила она, входя в комнату. — Душно тут у вас, запарились, поди, от дел государственных. Вот, принесла вам кваску холодненького, домашнего.

Разговор мгновенно оборвался. Лицо Петра при виде Марты заметно смягчилось. Он подошел к ней, осторожно взял из ее рук кувшин.

— Спасибо, Катенька, спасибо, моя голубушка, — проговорил он с непривычной для него нежностью. — Как раз вовремя. А то и впрямь, голова что-то разболелась от этих дум тяжелых.

Меншиков, воспользовавшись моментом, отвесил Марте преувеличенно галантный поклон, в его взгляде, провожавшем ее округлую фигуру, промелькнуло что-то задумчивое. Ему не нравилась эта ситуация: беременная фаворитка, имеющая на царя все большее влияние, — новый фактор в сложной придворной игре, который нельзя было сбрасывать со счетов. Пока Петр с видимым удовольствием пил квас и что-то тихо говорил Марте, Меншиков стоял чуть поодаль, задумчиво поглаживая свой подбородок. Его мысли были не только о государственной измене. Тайна Игнатовского, ревниво оберегаемая царем, будоражила его воображение. Что если там Смирнов действительно создает нечто такое, что может дать России невиданное могущество? И как бы ему, Меншикову, приобщиться к этому «нечто», а то и возглавить процесс, отодвинув в сторону и Брюса, и самого Смирнова? Вопросы эти требовали немедленного ответа, и светлейший князь уже начал прикидывать в уме возможные ходы. Тайна Игнатовского, внезапно ставшая предметом царских подозрений, обещала превратиться в интригующий узел в паутине петровских времен.

Интерлюдия 3.

В просторном, обшитом темным дубом кабинете Королевского дворца в Стокгольме царила деловая атмосфера. За массивным столом, заваленным картами театра военных действий и депешами из действующей армии, восседал первый министр его величества Карла XII, граф Карл Пипер. Человек уже немолодой, с ясным, проницательным взглядом и твердой рукой, он нес на своих плечах всю тяжесть управления государством, пока молодой король гонялся за военной славой по просторам Европы. Рядом с ним, склонившись над разложенными чертежами, сидел Кристофер Польхем, знаменитый шведский инженер, изобретатель и асессор Бергсколлегии, человек, чьи познания в горном деле, металлургии и механике были известны далеко за пределами Швеции. Он как раз докладывал первому министру о ходе работ по освоению и внедрению некоторых «русских новинок», сведения о которых с таким трудом и риском добывались шведской разведкой.

— Производство новых ручных гранат, ваше сиятельство, — говорил Польхем, аккуратно протирая стекла своих очков замшевой тряпочкой, — обходится казне, прямо скажем, недешево. Особенно много хлопот доставляет изготовление запалов, требующих ювелирной точности и особых материалов. Однако же, их эффективность, как показали последние полигонные испытания, превосходит все наши самые смелые ожидания. Одна такая граната, брошенная умелой рукой в плотные ряды неприятельской пехоты, способна наделать такого шороху, что… В общем, это оружие, ваше сиятельство, способно коренным образом изменить тактику пехотного боя, дав нашим солдатам неоспоримое преимущество.

Граф Пипер, внимательно слушавший инженера, удовлетворенно качнул головой, его тонкие губы тронула едва заметная улыбка. Швеция, несмотря на все свои металлургические достижения и военную мощь, в последнее время все чаще сталкивалась с неожиданными и неприятными «сюрпризами» со стороны русских, которые, казалось, начали стремительно сокращать технологическое отставание. И любая возможность перехватить инициативу, получить новое, более совершенное оружие, была для него на вес золота.

В этот момент дверь кабинета без стука отворилась, и на пороге появился граф Арвид Горн. Высокий, подтянутый, с холодными, все замечающими глазами, Горн был одной из самых влиятельных и неоднозначных фигур при шведском дворе. Известный своим острым умом, прагматизмом, а также обширнейшими связями как внутри страны, так и за ее пределами, он курировал многие «деликатные» вопросы, включая и деятельность шведской разведки. В руках он держал увесистую папку с документами.

— Свежая почта от наших «друзей» из Московии, господа, — с легкой, чуть ироничной усмешкой произнес Горн, проходя к столу и небрежно бросая папку перед Пипером. — И весьма, надо сказать, любопытная. Касается их нового «чудо-ружья», которое они, похоже, уже успели окрестить «Смирновкой», по имени своего новоявленного прожектера, капитана Смирнова.

Он выдержал небольшую паузу, наслаждаясь произведенным эффектом. Пипер и Польхем тут же забыли о гранатах, их взгляды с нескрываемым интересом устремились на папку.

— Здесь, — продолжил Горн, постукивая пальцем по кожаному переплету, —описание принципа действия и наши эскизы. Похоже, их капитан Смирнов действительно не зря свой хлеб ест и царскую милость снискал. Судя по всему, это оружие, если оно будет доведено до ума и поставлено на поток, может доставить нам немало хлопот.

Он раскрыл папку, и на стол легли несколько листов, исписанных мелким, убористым почерком, с приложенными к ним схематичными рисунками каких-то деталей и механизмов. Польхем, забыв о своем обычном спокойствии, буквально выхватил один из листов и, водрузив очки на нос, впился в него взглядом. Глаза его загорелись профессиональным азартом. Пипер тоже внимательно изучал бумаги, его лицо становилось все серьезнее.