Инженер Петра Великого 3

Подоспели новости с фронта. Весенняя кампания для наших началась, прямо скажем, не ахти. Шведы, под предводительством своего неугомонного короля-вояки, перли как танки на нескольких направлениях, и каждая депеша оттуда была пропитана тревогой.

В этой давящей атмосфере новость о том, что Мария Гамильтон обладает критически важной инфой о моих разработках и косяках, прозвучала как гром среди ясного неба. Стало ясно, что ждать уже не имеет смысла.

Мы с Брюсом встретились той же ночью, в его заветном кабинетике, который больше смахивал на лабораторию какого-нибудь колдуна-алхимика, чем на пристанище важного государственного мужа. Свечи отбрасывали такие тени, что впору было фильмы ужасов снимать, за окном ветер выл, — в общем, обстановочка как нельзя лучше соответствовала моменту.

— Она слишком много знает, Петр Алексеич, — начал Брюс без всяких расшаркиваний. — И если она передаст шведам точные сведения о том, как у тебя дела с порохом и сталью, они ж свои планы под это дело подрихтуют. А это может нам боком выйти.

Идея пришла почти одновременно, будто сама собой нарисовалась в воздухе, до предела насыщенном напряжением. Раз уж эта Гамильтон так интересуется «стабилизатором» для моего бездымного пороха, значит, на этом и надо ее ловить. Мы решили пойти ва-банк. Риск был огромный, но и куш, если все выгорит, светил такой, что стоило рискнуть.

План был донельзя дерзкий. Через «надежный» канал — то есть, через эту дурочку Дарью Арсеньеву, которая искренне считала, что помогает своему «любезному другу» (одному из людей Брюса, который мастерски разыгрывал из себя влюбленного по уши простачка) — должна была «утечь» строго дозированная деза. Суть ее сводилась к следующему: я, Петр Смирнов, стою на пороге создания такого оружия, что все ахнут. Мой оружие, благодаря особому «стабилизатору», якобы вот-вот будет готово, и оно такое мощное, что все существующие аналоги — просто детские хлопушки. Этот «стабилизатор» — вещество редчайшее и капризное и именно от него зависит весь успех предприятия. И самое главное — большие запасы этого чудо-компонента хранятся у меня в Игнатовском (тут уже никак не скроешь мое поместье), причем охрана там, в силу моей якобы рассеянности и полной погруженности в научные изыскания, ни к черту не годится.

Это была полуправда, так искусно замешанная на вымысле, что и комар носа не подточит. Для Гамильтон, которая из кожи вон лезла, чтобы выслужиться перед своими хозяевами, эта информация должна была показаться настоящей золотой жилой. Правдоподобности ей добавляли и вполне реальные слухи о моих успехах, и недавний запрос самой Гамильтон насчет этого самого «стабилизатора».

— Она должна поверить в это, — проговорил Брюс, внимательно вчитываясь в состряпанную нами «легенду». — Все выглядит правдиво.

Следующие несколько дней прошли в лихорадочной подготовке. Люди Брюса аккуратно «скармливали» дезинформацию Арсеньевой, та, как и ожидалось, тут же неслась делиться «секретом» с Гамильтон. Мы же, затаив дыхание, ждали реакции, как рыбак поклевки. Напряжение нарастало с каждым днем, как снежный ком. С фронта приходили все более хреновые известия.

И вот, в один из последних дней апреля пришел ответ. Правда не от Гамильтон, и не из Петербурга. Агент Брюса, который сидел глубоко в тылу врага, в самой шведской резидентуре, сумел передать срочное донесение. Короткое, всего несколько строк.

Карл XII, шведский король собственной персоной, лично заинтересовался «стабилизатором Смирнова». Информация, полученная от его агентов в Петербурге (то есть, читай — от Гамильтон), произвела на него такое впечатление, что он отдал недвусмысленный приказ: достать этот «стабилизатор» любой ценой. Любой, мать его! Даже если для этого придется взять штурмом Игнатовское.

Мы с Брюсом переглянулись. Не переиграли ли мы самих себя?

Капкан, который мы так старательно готовили для Гамильтон, мог с таким же успехом захлопнуться и на нас самих. Весело, ничего не скажешь.

Хотя, даже из этого можно извлечь выгоду. У меня родилась крутая идея.

Глава 16

Май расцвел — красота, зелень кругом, как будто и нет никакой войны, и кровь на западных границах не льется рекой. Для меня этот месяц запомнился первыми, и надо сказать, очень даже ощутимыми, результатами нашей с Брюсом хитроумной затеи. Наша дезинформация о «супер-порохе» и таинственном «стабилизаторе», который якобы у меня в Игнатовском запрятан, сработала. Шведы, если верить донесениям Якова Вилимовича, клюнули, вернее — они наживку целиком проглотили, вместе с крючком, леской и, похоже, частью удилища. Их разведка просто стояла на ушах.

— Петр Алексеич, донесения из Стокгольма для короля Карла не самые утешительные, — сообщил мне как-то Брюс, с заметной усмешкой рассматривая очередной трофейный чертеж. — Их соглядатаям дан приказ чрезвычайной важности: добыть секрет твоего «зелья адского» и тех самых «лапландских изумрудов», что, по слухам, цвет огню придают невиданный. Любой ценой, заметь. Указание от самого короля.

— Любой ценой? — я отложил свои расчеты по новому лафету. — Это, может, и нашу задачу облегчит, а может, и крови больше прольется. Когда противник в отчаянии, он способен на самые непредсказуемые поступки.

И лучше всего это отчаяние иллюстрировала Мария Гамильтон. Эта женщина… Ох, если бы не подозрения Брюса, от которых я сам до последнего отмахивался, я бы ею просто любовался. Красива — да что там, дьявольски красива! Фигурка точеная, волосы цвета воронова крыла, глаза способные заворожить и утянуть в омут. И умна, хитра, как лисица. Настоящая Миледи Винтер петровского разлива. И вот эта самая Миледи теперь металась. Ее нервозность была настолько очевидной, что, кажется, даже слепой бы заметил. Чем еще больше выдавала себя. На ассамблеях она смеялась невпопад, руки ее мелко подрагивали, когда она брала бокал с вином, а в глазах то и дело мелькал какой-то затравленный огонек. Яков Вилимович докладывал, что она уже несколько раз через подставных лиц пыталась разведать обстановку вокруг Игнатовского. Наша легенда о слабой охране и несметных запасах «стабилизатора» явно пришлась по вкусу ее шведским кураторам.

— Фрейлина сия на грани душевного расстройства, — хмуро констатировал Яков Вилимович однажды вечером, когда мы, уединившись в его кабинете, обсуждали последние донесения. — Наши люди, что за ней наблюдают, доносят: встречается с личностями весьма сомнительными, передает некие свертки, получает указания. Ищет способ проникнуть в твою вотчину. Готова на крайние меры, лишь бы исполнить приказ. А возможно, и давно уже перешла черту. Вот только не понятно, почему такая спешка?

— Может, она поняла, что ее раскрыли? — предположил я.

Брюс нахмурился.

Во мне боролись два чувства. С одной стороны — холодный расчет инженера-попаданца, чей план начал приносить плоды. А с другой, какое-то горькое разочарование. Ну не хотелось верить, что именно эта чарующая женщина, оказалась главным связующим звеном шведской резидентуры. Может, ее просто используют? Может, она пешка в чужой игре? Но факты, которые Брюс методично выкладывал, были упрямы. И чем дальше, тем меньше оставалось места для сомнений.

Развязка этой части интриги, впрочем, не заставила себя слишком долго ждать. Буквально через пару дней, после очередного утомительного заседания в Военной Коллегии, ко мне, мило улыбаясь, подошла Марта Скавронская. Она всегда появлялась в нужное время и в нужном месте.