Инженер Петра Великого 3

Я ушам своим не верил. Барон Смирнов!

А Игнатовское получило особый статус «Государевой Опытной Мануфактуры». Это означало прямое бабло от государства, лучшие материалы и, что немаловажно, усиленную охрану из государевых полков (хотя моя СБ не плохо и сама справлялась). Теперь это был объект государственной важности. Стоя перед Царем, принимая из его рук патент на баронство и указ о новом статусе Игнатовского, я поклялся, что мое главное изобретение винтовку СМ-1, я создам, чего бы мне это ни стоило. Государь только крепко сжал мое плечо:

— Верю, барон. На таких, как ты, Россия и держится.

Несмотря на все эти потрясения и перемены, работа ни на день не останавливалась.

С фронта приходили все более обнадеживающие вести. Первые партии моих казнозарядных фузей СМ-0.1Ф и штуцеров СМ-0.1К, хоть и не без косяков, показывали себя в деле все лучше. Солдаты, распробовав, что такое бездымный порох и капсюльное воспламенение, уже и слышать не хотели про старые кремневые ружья. Мои мастера в Игнатовском, да и я сам, буквально «на коленке» вносили улучшения в конструкцию, учитывая то, что с фронта докладывали. Стволы все еще раздувало, затворы клинило, но осечек стало в разы меньше, а точность и дальность стрельбы заметно выросли. Даже эти, еще сырые образцы, наводили шороху на шведов, которые привыкли, что русская пехота прячется в облаках дыма.

Вся эта беготня с награждениями да придворными заморочками времени отняла — уйму, а проблемы на производстве как были, так и остались. Главной засадой по-прежнему были стволы для СМ-0.1. Оно, конечно, бездымный порох — это сила, тут спору нет, но у этой силы была и обратная сторона — стволы из той стали, что мы могли делать, не всегда держали такое давление. Их дуло, рвало на куски. Мы уж как только не бились над качеством металла, с закалкой шаманили, но чтобы решение найти — никак. А это тормозило массовый выпуск, да и веру в новое оружие у некоторых армейских скептиков подрывало. Я уж начал подумывать о том, чтобы саму конструкцию ствола менять, что-то сложное и дорогое, но тогда ружье тяжеленное получалось бы.

Как-то под вечер, я сидел за чертежами ломал голову над этой проблемой. В этот момент в мою лабораторию робко заглядывают Федька с Гришкой, стоят, мнутся, как первоклашки. Долго они там у порога топтались, переглядывались, видно, никак не решались разговор начать. Я циркуль отложил, улыбнулся им.

— Ну, что у вас?

Парни еще раз переглянулись, и Федька, видать, набрался духу, вышел вперед. Гришка за ним. Они явно что-то надумали, да только реакции моей боятся. После взрыва в старой мастерской, я их не сильно ругал, понимал, что из лучших побуждений. Кажется этот урок они на всю жизнь запомнили.

— Петр Алексеич, — начал Федька, подбирая слова и запинаясь, — мы тут… это… думали много… насчет стволов этих, что дует…

Федька замолчал, зато Гришка, сам от себя не ожидая, подхватил:

— Оно ведь как, ваше баронское сиятельство… Порох-то ваш новый, он же… злой! Сильный дюже.

— Ну, сильный, — согласился я, с интересом жду, куда они клонят. — В том и вся его фишка.

— Так вот, — опять Федька, уже поувереннее, — вы же сами говорили, что он раза в три, а то и больше, мощнее того дымного, что раньше был. Так ведь?

— Так, — подтвердил я, все еще не въезжая, к чему они ведут.

— Ну так вот, — выпалил Федька, и у него аж глаза загорелись, — а что если… раз он такой сильный… может, просто пороху этого в патрон сыпать поменьше? Ну, то есть, класть его… скажем, втрое меньше, чем дымного клали? Может, тогда и стволы рвать перестанет?

Наступила тишина. Я буквально слышал как в моей голове трутся друг о друга шестеренки.

Сыпать поменьше… Втрое меньше… Почему… почему я сам до этого не допер?! Это же элементарно, Ватсон! Я, со всеми своими знаниями из будущего, со всеми этими сложными расчетами и формулами, зациклился на улучшении металла, на изменении конструкции, а решение вот оно — на поверхности, любому дураку понятно!

Секунду я просто смотрел на своих учеников, а потом меня прорвало. Я так захохотал, как, наверное, ни разу в этом времени не смеялся. Вскочил, подлетел к ним, сгреб обоих в охапку, чуть не придушил.

— Орлы! Соколики вы мои ясные! Да вы ж… да вы ж гении, мать вашу! — Я их по плечам хлопал, их перекосило. — Ну как же я сам, до этого не додумался! Все усложнял, мудрил чего-то!

Парни, ошалевшие от такой реакции, заулыбались. Поняли, что их идея произвела фурор.

— Немедленно, — уже серьезнее сказал я, отпуская их, — немедленно начинайте эксперименты! Под мою ответственность! Рассчитайте, сколько пороху сыпать в фузеи и штуцеры. Проведите испытания на самых хреновых стволах. И если это сработает, а я почему-то нутром чую, что сработает, вы у меня перестанете быть учениками! — На этой фразе они сникли, ведь для них это предел мечтаний. — Назначу вас обоих главными по проекту оптимизации пороховых зарядов для СМ-0.1! Лично будете отвечать за внедрение и контроль!

У Федьки с Гришкой глаза заблестели от гордости, поняли, какое важное дело им поручу.

В этот момент они из простых подмастерьев превращались в настоящих инженеров, которые и приказы выполнять умеют, и башкой думать, творить, нестандартные решения находить. И это, пожалуй, было не менее важно, чем решение проблемы со стволами.

Через пару дней, когда первые же испытания с уменьшенной навеской пороха дали просто обалденные результаты — стволы перестало дуть, а начальная скорость пули и точность почти не упали, — меня вызвал к себе Брюс. Лицо у Якова Вилимыча было каким-то озабоченным.

— Петр Алексеич, есть новости, и они, прямо скажем, не очень, — начал он без всяких там предисловий. — Помнишь того мелкого шведского агента, которого мы взяли после суда над Гамильтон? Так вот, на последних допросах он раскололся и одну любопытную деталь упомянул. Говорит, его шведские кураторы в последнее время все чаще трепались о каких-то «новых друзьях». О неких могущественных господах, которые очень обеспокоены тем, что Россия силу набирает, и готовы оказать Швеции любую помощь, лишь бы Государя остановить.

Брюс помолчал, я нахмурился. Что-то мне не нравится начало разговора. А я ведь хотел обрадовать про решение проблем с дутьем стволов.

— Похоже, Петр Алексеич, — продолжил он, — у нашего Карлуши появились влиятельные союзники.

Тяжелая ситуация складывалась. Рубиться с Карлом — понятно, он хоть и сильный, но понятный враг. А вот столкнуться с какой-то невидимой кодлой европейских держав, где у каждого свой интерес, но все они как один не хотят, чтобы Россия стала великой силой, — это совсем другой вариант. Тут все расклады меняются, и надо быть осторожнее и смотреть на два шага вперед. Но пока это были только какие-то смутные догадки да обрывки информации, предстояло еще до фига всего выяснить.

После очередного долгого совещания с Брюсом, где мы обсуждали эти новые ниточки, тянущиеся от заграничного клейма, и гадали, кто же этот «третий игрок» в нашей войне со шведами, меня вызвали на очередное торжественное собрание — награждали отличившихся офицеров и чиновников. Стоя там, в толпе награжденных, я чувствовал на себе кучу взглядов — любопытных, завистливых, а порой и откровенно враждебных. Новый чин и титул как-то не прибавили мне друзей среди старой аристократии и этих консервативных вояк.