Инженер Петра Великого 4

— Разумеется, — кивнул Эшворт, стальным взглядом уставившись в меня. — Однако, когда это «блюдение рубежей» происходит в районе, представляющем, скажем так, немалый экономический интерес для британской короны, мы не можем не высказать… глубокую обеспокоенность. Как вам известно, некоторые наши весьма уважаемые горнопромышленные компании уже имеют предварительные договоренности со шведской стороной о разработке тамошних месторождений. Полагаю, вы меня понимаете.

Теперь все встало на свои места. Информация и правда ушла и к шведам, и к их новым корешам-англичанам. Они были в курсе наших планов. Они защищали свой будущий навар, который мысленно уже положили в карман. «Убийство» Глебова, пропавшая карта — все это звенья их совместной операции.

Лорд Эшворт выдержал паузу, достал табакерку, изящно зацепил щепотку табака.

— Я искренне надеюсь, барон, — он снова уставился на меня, с ехидной усмешко добавив, — что ваши многочисленные и, без сомнения, выдающиеся таланты не будут пущены на ветер в рискованных авантюрах, способных нарушить тот хрупкий мир, что еще теплится на Севере. Это могло бы повлечь за собой… самые непредсказуемые последствия для наших торговых связей.

Это была угроза, завернутая в красивые слова. Он прямым текстом говорил: мы знаем, что вы затеяли, и если сунетесь в Лапландию, то будете иметь дело не только со шведами, но и с нами. И «последствия для связей» могли означать что угодно — от торговой блокады до появления английских военных кораблей рядом со шведскими.

Внутри меня закипала глухая злость. Этот надушенный аристократ сидел здесь, в нашей столице, и по сути указывал нам, что мы можем, а чего не можем делать у себя же под носом.

— Милорд, — не выдержал я. Мой голос прозвучал резче, чем следовало бы, наверное. — Мои таланты, как вы тут сказали, служат только интересам моего Государя и моей страны. И если эти интересы потребуют, чтобы я отправился хоть к черту в пекло для защиты наших границ, я это сделаю не раздумывая.

На секунду в глазах Эшворта мелькнуло удивление, смешанное с досадой. Он явно не ждал от меня такой прямоты. Он тут же взял себя в руки.

— Весьма патриотично, барон. Похвально, — процедил он. — Главное, чтобы патриотизм не шел вразрез со здравым смыслом.

Он встал, обозначая, что разговор окончен. Брюс проводил его до дверей с той же каменной вежливостью. Когда посол ушел, мы еще пару минут сидели молча.

— Ну что ж, Петр Алексеич, — наконец сказал Брюс. — Теперь вы все видели своими глазами.

Визит лорда Эшворта оставил после себя паскудное послевкусие и окончательно развеял последние иллюзии. Наша лапландская авантюра перестала быть тихой операцией. Она превратилась в открытую зарубу, где на другой стороне доски сидел шведский король и жирные британские интересы. Каждый наш чих теперь будут разглядывать под микроскопом, а любой косяк — использовать против нас.

Я всю голову сломал, как быть дальше. Свернуть экспедицию — значит проиграть, даже не начав драку. Продолжать — значит лезть на рожон, рискуя огрести таких проблем, по сравнению с которыми вся армия Карла покажется детским садом.

На фоне этих невеселых мыслей Брюс вручил мне тяжелый свиток, запечатанный здоровенной сургучной печатью с орлом. Это был Именной Государев Указ. Внутри, на дорогой гербовой бумаге, размашистой вязью было начертано, что полковник Петр Алексеевич Смирнов за «особые заслуги перед Отечеством, за радение в делах государевых и приумножение мощи военной» жалуется титулом барона Российской Империи. В придачу отваливали земли в Ингерманландии и кругленькую сумму на «достойное обустройство». Все это итак было озвучено ранее самим Государем, но только сейчас я получил документы на титул.

Это был хитрый политический ход Царя. В глазах европейских «партнеров» типа лорда Эшворта руководитель секретной операции теперь был титулованным дворянином с личным кредитом доверия от монарха.

Брюс подтвердил мои догадки:

— Примите поздравления, барон. Государь считает, что таким важным делом должен заниматься человек не только умелый, но и знатный. Это заткнет глотки многим завистникам здесь и заставит наших заморских визави относиться к вам с большим уважением'.

Деньги, что мне причитались по указу, вручил сам Брюс. Сумма была внушительная, на нее можно было отгрохать приличную усадьбу с флигелями и парком. Но мысли мои были далеки от барских затей. Я мысленно смотрел на Игнатовское, на чадящие трубы литейки, на гудящие цеха — вот она, моя настоящая усадьба.

Никаких барских хором. Все — на безопасность. Строительные работы, что я начал раньше, теперь пойдут с удвоенной силой. Я построю настоящий форт, способный выдержать даже осаду.

Вечером, в новом полковничьем мундире, я вошел в залитый свечами зал дворца Меньшикова. Шум, гам, музыка, шелест платьев, блеск брюликов — все это разом на меня навалилось, заставив на миг замереть в дверях. Меня тут же заметили. Новый барон, да еще и явный любимчик Царя — это было целое событие. Ко мне тут же потекли ручейки желающих поздравить, заискивающе заглянуть в глаза. Я отбрехивался общими фразами, стараясь держаться поближе к Брюсу, который в этой тусовке плавал как рыба в воде.

Я зацепил взглядом лорда Эшворта. Он стоял в кучке иностранных дипломатов и, увидев меня, едва заметно вскинул бровь. На его лице читалось плохо замаскированное удивление.

Пытаясь сбежать от назойливого внимания, я ушел к окну, откуда был вид на сад.

В стороне от галдящей толпы стояла фрейлина. На ней было простое, элегантное темное платье, которое выгодно выделяло ее на фоне разодетых как на ярмарку придворных дамочек. Она держалась с тихим достоинством, в ее позе была какая-то затаенная печаль.

В этот момент рядом со мной вырос Брюс.

— Скучаете, барон? — с легкой усмешкой поинтересовался он.

— Не мое это все, Яков Вилимович, — честно признался я.

Брюс проследил за моим взглядом.

— А, баронесса Изабелла де ла Серда. Печальная история. Ее батюшка, был одним из храбрейших офицеров и, пожалуй, лучшим знатоком тактики, которого я знал. Но язык у этого испанца был слишком уж прямой, а врагов нажил — не сосчитать. Попал в опалу по ложному доносу одного влиятельного ворюги, которого пытался за руку поймать. Сняли со всех должностей, живет почти в забвении. А дочка его осталась при дворе Филиппа V Бурбона. Она в составе испанского посольства. Девка гордая, с характером. Пойдемте-ка, я вас представлю.

Не успел я и рта раскрыть, как Брюс уже тащил меня к ней.

— Баронесса, позвольте вам представить нового сподвижника Государя, барона Петра Алексеевича Смирнова.

Она сделала легкий книксен, я в ответ согнулся в поклоне.

— Наслышана о вас, барон, — ее голос был тихим, с легким акцентом. — Говорят, вашими трудами московитская артиллерия чудеса творит.

— Стараемся, баронесса, на благо Отечества, — произнес я дежурную фразу.

Разговор не клеился. Я понятия не имел, о чем говорить с барышней из этого мира, а она, похоже, и не собиралась поддерживать пустую болтовню.

— Яков Вилимович упомянул, что ваш отец… офицер, — решил я сменить тему, чтобы хоть как-то разбавить неловкость.

— Был, — поправила она, с горечью в голосе. — Теперь он просто опальный старик, всеми забытый.

— Брюс говорил, что он большой тактик, — осторожно закинул я удочку.

На ее лице мелькнул живой интерес.

— Чистая правда. Он всю жизнь отдал армии. Изучал битвы, карты составлял. Говорил, что исходил Кастилию вдоль и поперек, и ни одна карта и десятой доли не показывает того, что там есть на самом деле — тайных троп, перевалов, озер. Он считал, что тот, кто знает эти тропы, может провести войско там, где враг его и ждать не будет. Да только знания его никому не пригодились. Его отставили.